Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт
Вспоминаю, как Валя смотрела на меня — с таким молящим, беззащитным взглядом. Понимаю, что сейчас или подставлю ее, или выиграю для нее бонус. Иду ва–банк.
Мартынов вскидывается, сверкает глазами:
— Кто она такая, эта Валентина? Кот в мешке. Я ее не знаю. Ника знает, но ее же нет, чтобы она поручилась за девчонку.
А проверять за вами двоими ваши писульки я не буду. Редактора-то нет. А я главред или кто?
— Умная она. Я могу поручиться.
— Влюбился, что ли? — ухмыляется руководитель, сверкая глазами.
— Нет.
— А глаза–то хитрые.
— Мне ещё рано влюбляться, — говорю спокойно. — Я же не штатный корреспондент, зарплата мизерная.
— Жук, ты! Иди уже, пиши статью. И Вале своей скажи, только после нее проверь, раз ты ее поручитель. Тебе отвечать. А я потом посмотрю, что вы там накуролесите. Нет, постой-ка, Мишину обе статьи отдайте, он подправит, как надо.
Понятно. Сцепляю зубы, чтобы не скрежетали. Мишин — коммунист до мозга костей, он наши статьи вымарает так, что мы их не узнаем. Статьи Королевой он не смел трогать.
Выдыхаю. Заставляю себя порадоваться и этому маленькому подарку судьбы.
Выхожу из кабинета, Валя по–прежнему ждёт. Вцепилась в стену руками, будто ей от этого станет легче.
Взгляд такой, будто хочет защитить меня от всего мира.
— Ну? — спрашивает взволнованно.
— Ника в больнице. Нам с тобой разрешили написать статьи, — говорю я, стараясь не выдать своего взбудораженного состояния.
— Ура! — Валя подпрыгивает от радости.
— Только выйдут они всё равно под именем Ники, и Мишин отредактирует их, — расстраиваю ее.
— Корректуру Мишин сделает?
— Нет, редактуру.
Девушка машет рукой:
— Пускай. Главное, самим можно написать!
Валя радуется как ребенок, и так громко, что из кабинета Мартынова доносится громкий голос:
— Совсем обнаглела молодёжь! Вы чего тут устроили? Марш работать!
До вечера сидим с Валентиной в редакции, корпим над статьями, стучим по клавишам печатной машинки. Вбиваем слова так, будто от этого зависит судьба мира, а не советской «Правды». Пальцы уже болят, но отступать не собираемся.
Вечером, когда за окном уже совсем темно, заканчиваем работу. С чувством выполненного долга кладем статьи на стол Мишину.
Идем до метро вместе, она поглядывает на меня, что–то явно хочет сказать. Я чувствую этот её взгляд, пресекаю любые поползновения в свою сторону жестким ответным взглядом.
— Холодно, — говорю, прощаясь коротко. Валя кивает, но не уходит. Ждёт чего–то ещё. Но ничего не будет.
Не хочу, чтобы она подумала, что я о ней хлопотал по какой–то причине. Это вышло просто так. Мы, советские люди, заботимся друг о друге. И точка. А Валя — она не только товарищ, но ещё и женщина. А это уже совсем другая история — опасная, которая нам не нужна. Во всяком случае, не сейчас.
Валентина принимает ситуацию спокойно, улыбается на прощание.
Еду на метро, потом на автобусе к дому Ники, думаю о майоре Волкове. Нужно срочно встретиться с ним, но где и как — без понятия. Остается надеяться только на чудо. Но кто знает, что будет дальше?
Приезжаю к дому Ники, уже совсем темно, ночь накрыла город будто чёрным одеялом.
Свет в её окнах, ясное дело, не горит. В чем я и не сомневался, Мартынова бы она не обманула про больницу, информация подтвержденная.
Как так совпало, не понятно. Может, не аппендицит, а отравилась чем? Об этом я узнаю позже. Для этого нужно в больницу наведаться, по телефону не скажут.
Стою у чужого подъезда, руки в карманах мерзнут, я же перчатки потерял. Брожу туда–сюда, вырисовывая круги на мерзлой земле, как будто что–то решаю.
Вариант, по моему мнению, один вырисовывается — не можешь решить уравнение с несколькими неизвестными, не знаешь формулу — экспериментируй.
Что мы имеем?
Волков должен был отправить оперативника проследить за Игнатовым, но майор мне не подчиняется, поэтому забыл доложить, чем дело закончилось. Возможно, он передал информацию через Королеву, но она выбыла из игры.
Я сам не пошел по тропам Гриши, чтобы не вспугнуть его. Ну залег бы он на дно, что дальше?
Сейчас приходит в голову умная мысль — я же мог Вальку отправить, она ради дела на любую амбразуру бросится.
Нет. Не пойдет так. Разбрасываться ценными кадрами не буду. Валентина еще пригодится в бою.
Где же взять контакты Волкова? — постукиваю коченевшими пальцами внутри кармана.
Чёрт бы побрал всех этих законников с их секретностью. Чувствую себя мальчишкой, который влез в темный чулан, а где дверь на выход не знает.
Может съездить в родной город, пообщаться с дядей Витей, уж он-то точно знает, где искать майора. Тоже не вариант. Это целый день займет.
Время позднее, усталость накатывает, да и общежитие скоро на ночь закроют.
Что делать? — тру висок рукой.
Думай, Сом, думай!
Один вариант остаётся — топать на переговорный пункт. Переговорные станции сейчас, конечно, работают по графику, но центральный–то должен быть открыт. Вот туда и двигаю.
На автобус успеваю в последний момент — ноги сами бегут, а голова будто отключилась. Все в транспорте угрюмые, уставшие. Пристраиваюсь в хвосте автобуса, прислоняюсь спиной. Погружаюсь в свои мысли, и мир вокруг перестает существовать.
Добираюсь до переговорного пункта, заказываю звонок. Сидят там дежурные тёти с серьёзными лицами — как будто я их отвлёк от чего–то важного, нехотя обслуживают.
Соединяют с дядей Витей быстро. Захожу в маленькую будку, где и совершается этот театральный акт. Трубку снимаю и с места в карьер:
— Дядя Витя! Где твоего майора искать? На Лубянке или в Управлении каком? Я с ног сбился.
— Чего орёшь? — голос его, как всегда, спокойный, даже ленивый. — В Управлении он работает. Сам ему позвоню утром по внутренней связи, а ты езжай в общежитие. Он тебя найдёт, если информация будет. Ты что же решил, что он перед тобой отчитываться должен?
— Так и я информатором не нанимался!
— Сам виноват.В журналистах всегда будешь последним после людей в погонах.
— Эй, — женский крикливый голос. — Вы кто такие? Трубку положите немедленно.
Кого-то ошибочно подключили к нашей линии. Злые тетки.
— Ясно. — Кладу трубку с чувством, что ничего ясного–то нет. В голове всё перемешалось — и майор этот таинственный, и Ника, и Валя со своими манящими глазами.
Встретиться с Волковым не получилось, лучше бы к Вальке поехал, — злюсь на себя.
Возвращаюсь в общежитие, голова тяжелая, но даю себе слово — жду ещё день, не больше, начинаю действовать самостоятельно. Если Волков меня не найдёт, сам пойду на поиски этого Игнатова. Сам возьму его с поличным.
Вот тогда посмотрим, кто кого!
Чем больше дней нет Марины, тем вероятнее, что Иван сиротой останется. А мне жиль мальчонку. Хороший он, перспективный.
На следующий день всё повторяется по заведенному сценарию — утро, подъём, холодный душ, учёба, тётя Рая со своими вечными советами про учёбу и жизнь.
По пути на пару мысли крутятся вокруг Волкова, Игнатова, этой чертовой игры, в которую я сам себя втянул. Ну и дела… Отдаю себе отчет в том, что всё это мало похоже на журналистское расследование. Если бы я сам мог близко подойти к этим людям, опросить их.
Но кто–то мне явно помешал. С самого начала обо мне распустили нехорошие слухи, что я стучу на фарцовщиков ментам.
Кому это было нужно?
Кто–то пытался убрать меня с дороги?
Может, они наоборот думали, что я занимаюсь журналистским расследованием, и не работаю с ментами?
Всё запуталось так, что этот узел мне пока не разрубить.
К университету подхожу, даже не заметив, как долго шел, в голове одни вопросы и невнятные ответы на них.
Почему Волков молчит? Может, труп Марины нашли? Тогда и расследование закончилось.
Или на него тоже давят сверху, а я тут пытаюсь что–то разрулить на своём уровне? Не знать, что творится — всё это как–то не по мне.
