Прыжок "Лисицы" (СИ) - Greko
— Истинно так!
Маргани зарычал и схватился за голову. Князь успокаивающе похлопал его по плечу.
— То, что видел глаз, стоит головы! Кто может подтвердить твои слова, урум?
— Со мной прибыл мой товарищ. Он был вместе с нами. Только вам он ничего не скажет.
— Ха! Мы умеем развязывать языки!
— Увы! Нечего развязывать. У него отрезан язык!
— Унан! — снова раздалось за столом.
— Удобно, шайтан тебя побери! — не сдержался в очередной раз Каца.
Он был почти уверен, что кровь его людей могла оказаться на руках моего отряда спасения невесты. Увы, доказать он ничего не мог, а мне было что добавить. Усложнить его картину не мира, но войны.
— Тамара и мой друг приехали на абхазских лошадях. Это твои кони, Каца! И вот, что еще я скажу. Я не понимаю твоей ярости. Маргани потеряли невесту. Ее увели у вас прямо из-под носа! Опозорили! Не ее! Вас! Что ж вы за воины, если не можете защитить свадебный поезд⁈
Мой упрек — скорее прямое оскорбление — всех поднял на ноги. Но мнения разделились. Многие не стали хвататься за кинжалы и признавали мою правоту. Генерал сидел ни жив, ни мертв. Вмешиваться не решился, доверившись моему чутью.
— Прикрываешься соприсяжным братством, да⁈ — попытался обострить разговор Маргани.
— Думается мне, что ты, Каца, не понимаешь смысла вольных обществ и правил «уорк хабзэ». Поэтому объясню по-другому, — спокойно возразил я. — Ты потерял сына и дружину. Тяжелая утрата! Но в чем моя вина? Я привез сюда девушку, не зная, что с Давидом случилась беда. Заметь! Не продал ее туркам, а именно доставил в целости и сохранности. Какое еще тебе нужно доказательство чистоты моих помыслов?
— Мне не нужна порченная девка!
Ну, вот и ответ! Все стало ясно и мой список кандидатов в покойники заполнился еще на одну позицию. Конечно, я отчаянно блефовал, но подобные речи в адрес моей женщины? Впрочем…
— Это твой выбор, Каца! Мы все услышали твое слово. Имея долг перед Саларидзе, я отвезу девушку домой. А когда вернусь…
— Таммам! — вдруг перешел с грузинского на турецкий владетель. — Твои потери, старый друг, помутили твой разум. Беру на себя твою головную боль! Нам следует благодарить воина чести, а не кидаться обвинениями! Под каким именем тебя знают в Черкесии, благородный урум?
— Зелим-бей заговоренный!
— О! — загомонили абхазы. — Мы слыхали про тебя! Правду люди говорят, что тебя ядро не берет?
— Довольно! — повторил князь. — Зелим-бей! Я видел, что ты приехал ко мне на прекрасном кабардинце. Хочу подарить тебе к нему пару. Великолепный скакун! Легкий на ногу, но с крепкими бабками! Выезжен и обучен, как положено. Примешь ли ты мой дар⁈
Еще один момент истины. Князь считал, что, если я их дурю, не приму подарка. Наивный албанец! Я недавно подштанникам радовался больше, чем ордену! Недаром Лесков написал, что грек обманет самого черта!
— Благодарю за щедрость, княже! — ответил я по-русски, снова вгоняя в ступор владетеля Абхазии и полковника русской службы Михаила Шервашидзе. До него, наконец-то, дошло, что грек Зелим-бей — еще та шкатулочка с сюрпризом.
[1] Официально система крепостей и укреплений черноморского побережья Кавказа стала называться Черноморской береговой линией с 1839 г.
[2] Правильное название «офицеры Кавказской линии и Черномории», но мы решили использовать термин «Правое крыло», чтобы читатель легче мог ориентироваться, тем более, что это выражение широко использовалось даже в официальных документах.
[3] Турецкое название Лыхны — Соук су, холодная вода. Появилось благодаря вкуснейшей колодезной воде.
Глава 20
Вести из Туманного Альбиона
Мы возвращались в Бамборы. Битву слов я выиграл вчистую. Я вел в поводу великолепного «черкеса». К его седлу были приторочены другие подарки. Несколько дворян из окружения владетеля решили последовать его примеру и проявить уважение к гостю, который поразил их воображение своим рассказом и своим поведением. Дорогое ружье английского производства (не от мистера Белла ли?), кривая турецкая сабля в ножнах, отделанных пластинками из полированной кости, кинжал кубачинской работы, мужская шпага-трость с хитрым замком, позволяющим извлечь полуметровый клинок с клеймом толедских мастеров[1].
Последний подарок был от Кацы. Он извинился за его скромность. Мол, после сожжения его селения финансы поют романсы… На самом деле, его дар был с подковыркой. Коварному уруму — фальшивую трость с оружием тайного убийцы!
Кто я такой, чтобы спорить со старым абреком⁈ Дай Бог, свидимся, и гибкая сталь из Испании напьется твоей крови!
Пацовский был в шоке! Поскольку на встрече у владетеля говорили мы больше на грузинском, генерал многого не понял. Но результат его впечатлил:
— Умеешь ты удивлять, Константин Спиридонович, — признался взволнованно генерал. — Я думал, бросятся на тебя абхазы. А ты с подарками возвращаешься!
— Ваше Превосходительство! Давайте до заезда в крепость на базар завернем. Быть может, я еще раз вас удивлю.
Генерал-майор лишь головой покачал. Возражать не стал. Отдал приказ своей охране заворачивать к форштадту.
Базар в слободке не поражал. Толстые армянские купцы жарко спорили с покупателями — преимущественно, с абхазами из близлежащих сел, приехавших за иголками, тканями, солью и мылом. Местные в ответ тащили дары лесов, чихирь и мед. За прилавками не стояли. Отдавали торгашам по бросовым ценам. Могли и кинжалы предложить, снятые с врагов-убыхов, или, если нужда заставит, личные родовые. Подобного добра тут хватало.
Меня не интересовали убогие товары слободки. Искал лишь одного грека-торговца. У него было ко мне какое-то дело.
Когда я уже собрал все дары и собирался покинуть двор князя, один из его ближников подал мне тайный знак соприсяжных братьев. Моему удивлению не было предела, но виду я не показал. Наоборот, ответил, как учил Джанхот. «Грек Платон Хтениди. Базар в Бамборах», — вот и все, что мне шепнули.
Грек сыскался быстро. Он не стал со мной лясы точить или навязывать турецкий табак, которым торговал. Лишь сунул мне в руки сверток, как только я представился.
— Письма для вас и для господ Белла и Лонгворта, — шепнул он и спрятался в глубине своей лавки среди развешанных под навесом вишневых чубуков.
Это я удачно зашел! Лишить шотландца с его товарищем предназначенной им корреспонденции — это просто праздник какой-то! И будет с чем явиться к Хан-Гирею в Тифлис. А Пацовскому будет интересно узнать, кто у него под боком на англичан работает. То, что они активно используют турецких греков, для меня уже не было секретом.
— Ну, что? Удачно сторговался? — встретил меня смешком генерал, заметив, что моя черкеска топорщится на груди из-за спрятанного свертка.
— Да, Ваше Превосходительство! Табачком турецким разжился. Уж очень, как я знаю, флотские такой табачок уважают.
Пацовский недовольно нахмурился. Мол, что себе этот грек позволяет⁈ Совсем берега потерял: генерала с конвоем гоняет на базар по своей надобности. Я наклонился в седле и шепнул:
— В вашем доме поговорим!
Генерал-майор все понял. Кивнул уже поощрительно.
— Едем!
Поговорить спокойно у нас не вышло. В садике у дома генерала, греясь на майском солнышке, его поджидал лейтенант военно-морских сил. По-видимому, тот самый капитан люгера, которого отправляли на мыс Адлер к Вольховскому.
Мы мгновенно узнали друг друга. Передо мной стоял капитан корабля, который преследовал кочерму, прорвавшуюся через русскую блокаду под моим руководством! Тот самый, кто грозил мне кулаком, когда я пугал его абордажную команду стрельбой из револьвера!
Он бросился на меня и схватил за грудки.
— Отставить, лейтенант Алексеев! — загремел командирским басом генерал.
— Но как же так, Ваше Превосходительство⁈ Это же враг! Черкес! Он не дал мне захватить турецкого контрабандиста! У меня двое людей чуть не погибли! Месяц назад, в виду мыса Адлер!
