Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь
— Позови меня с собой! — внезапно ко мне присоединился Сава, и я почувствовал, что мы на правильном пути. — Я приду сквозь злые ночи! Я отправлюсь за тобой! Что бы путь мне не пророчил!
Наша «группа захвата» тоже отработала — уж не знаю, на какую оценку, но на суету они создали заметную, хотя я и подумал, что пять человек маловато для такого пространства. Сцена в сумском театре была чуть покомпактнее.
— Кожний раз, як падає ночі пітьма! На місто сонне!..
Я вознес молитву всем богам, которых знал, что после окончания припева Сава замолчал и не поломал мне задумку. Этот ход я придумал уже у микрофона, и он показался мне очень красивым — так нас не смогут обвинить в пренебрежении местными традициями, поскольку мы всё-таки что-то на украинском языке спели, пусть и не всю песню. Правда, моя «труппа», кажется, от неожиданности чуть сбилась с ритма, но это уже было не слишком критично. К тому же они вскоре собрались и смогли найти «шпиона».
А Сава снова уловил мою идею, и припев на украинском мы опять пели вместе:
— Ти поклич мене з собою! Я прийду крізь темні ночі!
Я постоянно ошибался — например, «поклич» я пропел как «поклiч», но благодаря тому, что я не пел, а натуральным образом орал, эти ошибки проходили незамеченными. Во всяком случае, я очень надеялся, что среди киевских генералов от КГБ не найдется ни одного с музыкальным дарованием.
— Позови меня с собой! Я приду сквозь злые ночи!..
Сава снова мудро замолчал, и я смог повторить припев уже на русском без всяких накладок. При этом я воспользовался шириной сцены, чуть развернулся у микрофона и успел заметить, что мои ребята всё делают очень четко — они грамотно взяли «шпиона» в коробочку и к концу припева оказались именно там, где и должны были.
В этот момент меня снова удивил Сава — мы этого не репетировали, но он продолжил играть, когда я прекратил из-за необходимых поклонов. Ну а потом, когда мы уходили за кулисы — «правое плечо вперед, в колонну по одному», — я поддержал его, хотя наши гитары не могли наполнить весь зал без специальных приспособлений. Но мы старались.
* * *
Полковник Чепак нашел наш коллектив в курилке — парни решили присоединиться к гитаристам, как они нас называли между собой; младший Макухин так и сидел в своем сценическом костюме, только маску стянул и крутил её в руках. Мы не разговаривали. Про необходимость на смотре украинского языка был в курсе только Сава, и я чувствовал некоторую неловкость перед «танцорами», которых фактически использовал втемную.
Чепак подошел, сел на освобожденный одним из следователей стул и требовательно протянул руку. Первым сообразил Сава, который ловко вытащил из кармана пачку своих «стюардесс» и протянул её полковнику. Тот взял одну сигарету, покрутил в руках пачку и вернул её, не сказав ни слова. А потом исподлобья посмотрел на меня.
— Предупреждал меня Юрка, что ты артист, но я не верил, — наконец сказал он. — Теперь вижу — прав он был. На сто процентов прав!
Юрка — это Юрий Владимирович, только не Андропов, а Денисов, вряд ли у Чепака были какие-то близкие отношения с нынешним председателем КГБ СССР, кроме чисто служебных, да и то не факт. Ну а о том, что они с Денисовым про меня вели какие-то разговоры, я догадывался — и мои подозрения получили явное подтверждение. Любой начальник в таких условиях должен позвонить на предыдущее место работы и поинтересоваться, насколько проблемный сотрудник ему достался. Поэтому я и не скрывал ничего во время «пьяного» разговора с Чепаком, а говорил, как есть — и, возможно, моя откровенность добавила мне несколько очков в его глазах.
Правда, я не понимал, какие претензии к нам могут быть после сегодняшнего выступления. Насколько я слышал, хлопали нам не хуже, чем двум подряд «Галям», никто в зале не свистел и не улюлюкал в праведном гневе — впрочем, ожидать подобного поведения от генералов, наверное, вообще не стоило, а аплодировали они по инерции, не сразу уловив, куда дует начальственный ветер. Впрочем, Чепак не выглядел расстроенным, а это тоже был показатель какого-никакого, но успеха нашего номера.
— Нас там ругают? — всё-таки спросил я, поскольку полковник, кажется, ждал этого вопроса.
— Нет, — он покрутил головой, словно ему сильно жал на шею воротник форменного кителя. — Не ругают.
— Это же хорошо? — рискнул встрять Макухин.
Чепак посмотрел на него таким взглядом, что я бы на месте Рудольфа превратился бы в жабу и упрыгал по своим делам.
— Рано судить, — жестко ответил полковник. — Сейчас комиссия обсуждает, скоро будут результаты. Так что вы тут не рассиживайтесь… а то получится так, что вас без вас женят.
Пожелание начальства — закон для подчиненных. Поэтому мы послушно затушили сигареты и побрели обратно за кулисы, хотя находиться там было много хуже, чем в насквозь прокуренной курилке.
* * *
Комиссии потребовалось не полчаса, а целый час, чтобы обсудить все выступления и выбрать тот единственный коллектив, который был признан достойным представлять Украину на всесоюзном смотре. Насколько я помнил, туда приезжали не только представители союзных республик — видимо, смотр на пятнадцать ансамблей был признан слишком маленьким. Поэтому к украинцам, грузинам и прочим русским добавляли национальные автономии — правда, я совершенно не представлял, как проводят отбор какие-нибудь эвенки или адыги, у которых в местных управлениях работает ровно столько сотрудников, сколько нужно на один коллектив. Впрочем, это их трудности, а то, что они победят, никто и никогда не обещал. Но, думаю, на это они и сами не рассчитывали.
Непростую функцию объявления победителя взял на себя сам глава украинского КГБ Федорчук, но текст он читал с бумажки — то ли сам набросал какие-то тезисы, то ли помощники постарались. Получилось кондово и официозно, а также, на мой взгляд, очень долго. Кажется, он включил в свою речь целые абзацы с прошлогоднего съезда КПУ, где нашелся подходящий раздел про развитие творчества масс, но в этом я не был уверен — с материалами этого мероприятия «мой» Орехов знаком не был, и я мог только предполагать, слушая казенные обороты, которые в голове не задерживались ни на секунду. Но всё когда-нибудь кончается, и Федорчук сумел добраться до главного.
Признаюсь, я волновался. С одной стороны, результаты этого конкурса меня не особо заботили, не будет последнего места — и то хлеб. Даже с последним местом я рассчитывал справиться, объяснив Чепаку, что киевским генералам настоящее искусство недоступно. Сложнее было с первым местом, но это означало внеплановую поездку в Москву, по которой я начинал скучать, так что определенные плюсы можно было найти и в этом случае. К тому же на всесоюзном смотре никто не посмеет предъявить нам использование русского языка.
Но чудес не случилось — ни плохих, ни хороших.
Мы оказались третьими, уступив Киеву с его «Водограем» и Николаеву — коллектив оттуда, в принципе, достаточно душевно спел народную «Нiчь». Нас похвалили за изобретательность и элементы юмора, не более того; про саму песню никто не сказал ни слова — мои предположения об отсутствии у генералов музыкального слуха были правильными.
