Крестоносец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Это было настоящим проклятьем.

Потому что ту свору бешеных псов, которая Иоанна Васильевича окружала, такой человек удержать не мог. Даже в теории. Даже после того, что самых выдающихся мерзавцев Андрюша пару лет назад бесхитростно зарезал.

Но он — не Царь. И стать им не только не может, но и не хочет. А потому большую чистку среди «потерявшей берега» аристократии проводить должен монарх лично. Как старой — боярской, так и новой — поместной. Благо, что слухи о том, что начали творить помещики ему уже донесли. Да он и сам знал настроения в полках. И вряд Иоанн не знал о них… и все равно ничего не предпринимает…

Андрей нервно дернул щекой.

И раздраженно скривился.

Он вдруг поймал себя на мысли, что просто не понимает, когда на просторах его Родины было все хорошо и ладно. Когда был этот пресловутый Золотой век? Всегда какой-то бардак… Всегда какие-то чудовищные проблемы… И даже если где-то удавалось добиться какого-то локального успеха, то в остальное все выглядело плохо, либо очень плохо. Как там говориться в анекдоте? Или рукав порван, или сапог в дерьме? И проблемы эти проистекали, как всегда, из людей. Своих собственных людей. Ибо никто его Родине не причинил больше вреда, чем она сама. Как, впрочем, и везде…

***

— Значит покушение провалилось…

— Судя по всему, моя Королева, оно и не могло преуспеть. Зато теперь я понимаю спокойствие Андреаса. Он эти несколько лет не только войском занимался, но и расставлял ловушки для будущих убийц. В одну из них, как дети, и попался отряд поляков.

— Поляки… — покачала головой Елизавета. — И кто их послал? Удалось выяснить? Неужели это действительно Сигизмунд?

— Ходят разные слухи, моя Королева. Я слышал всякие мнения — от турок до французов. Сигизмунда большинство даже не рассматривает. Он слишком труслив для этого. Да что и говорить — даже войну он начал только под давлением ультиматума, который выдвинули ему магнаты. И как начал… словно он тут не при чем.

— И чем Сигизмунд сейчас занят?

— Безвылазно сидит в Вильно. Толи затаился, толи чего-то готовит, толи он взят под стражу влиятельными магнатами. Пока выяснить это не удалось. А учитывая осторожный характер короля, то это вряд ли будет просто. В его случае эти варианты едва ли могут быть отличимыми друг от друга. Во всяком случае — сейчас.

— Бедняга… — покачала головой королева. — Его ведь могут назначить главным виновником во всей этой заварушке.

— Так и будет моя Королева, так и будет, — покивал Уолсингем. — Не удивлюсь, если магнаты, когда их прижмут, убьют короля и объявят его виновником во всем. Что это он их вынудил вступить в войну нарушив Божий мир. Да и покушение это припомнят, опять же, совершенно глупое.

— Габсбурги уже отреагировали?

— Пока молчат, но, судя по слухам, Фердинанд планирует вторжение в Польшу. Болтают, будто он уже начал собирать войска. И даже начал привлекать к предстоящей кампании венгров.

— А Филипп?

— Он занят защитой Нидерландов от датчан. Говорят, что после того, как Андреас переманил на свою сторону прикормленный им орден и целую толпу наемников, он обижен на него.

— Император Восточной Римской Империи… — медленно произнесла Елизавета. — Он это серьезно?

— Он непредсказуем и любит неожиданные шаги. Но выделение Антиохийского княжества в вассальные владения Империи, равно как и дружба с Трапезундом позволяет предположить, что да — очень даже серьезно.

— В том-то и дело, что он любит неожиданные шаги…

— Генрих Валуа отправил в Тулу к его супруге небольшое посольство…

— Генрих?! — вскинулась Елизавета, перебивая Уолсингема. — Но зачем?

— Андреас, судя по всему, очень крепко и решительно зашел в земли Османской Империи. И в Париже не верят, что Сулейман оправиться. Поэтому они начали искать дружбы с новым ключевым игроком в регионе. Заходя через его жену, вероятно, для заключения династического брака.

— Это точно?

— Нет, конечно нет. Точных сведений у меня нет. Только слухи. Просто мне шепнули, что дочь Генриха Маргарита вполне подходит на роль супруги для сына Андреаса. Если же этот брак будет заключен, то франко-турецкий союз может превратиться во франко-византийский. И разбить его Габсбургам станет ни в пример сложнее.

— Насколько я знаю, Андреас испытывает очень прохладные чувства к Генриху.

— Поэтому это небольшое посольство повезло в Тулу большие и богатые дары. А кроме того — их сопровождает сильные контингент, дабы явить свой флаг в Москве и обозначить интересы Парижа. Так что Иоанн де Рюс без всякого сомнения постарается всячески способствовать этому союзу.

— А как же французские интересы в Польше?

— Они теперь не выглядят такими привлекательными. Как мне шепнули, Генрих готов пожертвовать теми, кто нарушил Божий мир ради создания сильного союзника против Габсбургов на востоке и юге.

— И Габсбурги будут сидеть сложа руки?

— У Фердинанда есть младшая дочь, которая хоть и несколько старше наследника Руси, но по матери происходит из Ягеллонов. А значит юный Иоанн сможет через нее претендовать на Литву и Польшу. В какой-то мере. Да и внучка Елизавета имеется, прекрасно подходящая для сына Андреаса. Так что в принципе — он должен попробовать перебить карту Генриха. Но мне про это мало что известно. Да и планы молодого Палеолога не ясны. Та же выходка с орденом Святого Иоанна удивила всех. А терция? Он лишил Филиппа одной его терции одним взмахом руки. Просто пообещал им всем землю в княжестве Антиохия, если они верно будут служить его вассалу — новому князю — Жану де ля Валетту.

— Просто землю?

— С крестьянами и производством в дворяне. Как и в каком порядке Жан должен сам решить. Но этот шаг оказался очень популярен в войсках. И терция охотно перешла под руку вассала Андреаса, и наемники, что теперь сражаются не просто за деньги, а за совесть…

Елизавета потерла себе виски.

Ситуация в Европе складывалась очень лихая.

— Как вы оцениваете вероятность гибели Марты? — наконец, после очень долгой задумчивости, спросила она.

— Неопределенно. Насколько я смог понять — итальянец, что отвечает за ее безопасность, знает свое дело. Он многоопытный и искушенный человек. Но его подчиненные не так хороши, как ему хотелось бы. Да, подобную дурость, они, без всяких сомнений отразят. Но если действовать тоньше и осторожнее, то я бы не дал никаких гарантий.

— Если бы так сложилось, что вам лично пришлось заниматься этим вопросом. Вы бы взялись?

— Все упирается в людей… — нервно дернув щекой, ответил Уолсинген. — И время.

— И?

— Да, пожалуй, что да. — нехотя ответил он.

— И в какую сумму это могло бы обойтись? — повела бровью Елизавета.

— Моя Королева выбрала себе жениха? — осторожно спросил Уолсингем. Она промолчала, сделав какой-то неопределенный жест. — Андреас не примет англиканство. И он не примет положение принца-консорта.

Вновь тишина.

Уолсингем задумался.

Перед ним стояла женщина двадцати пяти лет от роду. Рыжие волосы окаймляли ее бледное лицо с хоть и тонкими, но достаточно красивыми чертами лица. По моде тех лет красавицей ее назвать было нельзя — слишком худа, а шиком считалась пышность. Однако что-то завораживающее в ней явно имелось. Да и молодость все еще ее не покинула, отчего в свои годы она едва ли могла уступить юным особам.

Она никак не прокомментировала излишнее любопытство Уолсингема. Но ему и не требовался устный или письменный ответ. Он по ее взгляду все понял. И, улыбнувшись, ответил:

— Моя Королева, мне нужно время, чтобы дать точный ответ. Дело сложное и опасное и излишняя спешка здесь может закончиться трагедией. Если мои люди ошибутся, что вы сможете познакомиться с Андреасом при не самых благоприятных обстоятельствах.

— Это просто любопытство… обычное женское любопытство…

— Конечно, моя Королева. Я все прекрасно понимаю…