Крестоносец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич
Да не просто так, а за плату.
Обычную. Без завышенных ставок. Как любимому сюзерену.
Деньги у молодого Палеолога имелись. После разгрома трех армий ему в руки перешли все монеты и драгоценности, найденные в их лагерях. Строго говоря не Андрею в руки, а в походную казну. Но распоряжался-то ей он сам. Ну и от занятия крупного города «кое-что» перепало.
Торговцам же продавали прочие вещи, каковых также хватало. Включая доспехи, оружие и лошадей. Ну, почти все лошадей. Славных персидских скакунов Андрей решил попридержать. А то мало ли у него расход по ним пойдет?
Кораблей было много.
Наверное, слишком много для прибывшей сюда армии ордена. Но это и хорошо. Это позволяло Андрею загрузиться на них вместе с лошадьми. В теории. Потому как, несмотря на многочисленность флота в основе своей он состоял из относительно небольших «корыт». Из-за чего имелись определенные сложности в погрузке и предстоящей транспортировке.
Как возили лошадей в те годы?
Ровно также, как и во время Первого Крестового похода или вторжения Гийома Нормандского, известного позже как Вильгельм Завоеватель, в Англию.
Брали более-менее крупный корабль.
Чем больше, тем лучше.
На палубе или в трюме, то есть, там, где позволяло пространство, делали загоны для лошадей. Этакие секции, словно в хлеву, куда аккуратно коней и заводили или как-то еще помещали. Та еще процедура, если что. Ибо животные редко охотно участвовали в этих делах.
Размер секций этих варьировался. Но находился в районе 60–80 см в ширину, около 2 метров в длину и столько же в высоту. Плюс-минус, разумеется. Иными словами — очень тесно.
Главной бедой морской транспортировки лошадей на кораблях тех лет являлась качка. Все-таки они по меркам XX–XXI веков были очень маленькими. Из-за чего качка на них сказывалась кардинально хуже. И на даже относительно малой волне болтало внутри «корыта» дай Боже!
Лошади из-за этого начинали паниковать.
Падать.
Травмироваться.
Травмировать окружающих.
И вообще — могли превратить корабль в маленький филиал ада, разгромленный ударами копыт. Поэтому для них применялось специальные перевязи и слинги, для фиксации лошадей в вертикальном положении. Их подводили под живот и натягивали так, чтобы между ними и животом коня могла свободно пройти ладонь. Из-за чего животные не могли упасть или лечь, как нарочно, так и случайно. А тесные размеры закутка не позволяли коню разойтись и все разломать.
В общем — получалось не быстро.
Долго.
Проблемно.
А ведь еще нужно было как-то убирать горы навоза и многие литры мочи, которые генерировали животные с изрядной регулярностью…
Иногда для таких задач даже специальные корабли строили. Слишком уж они специфичные. Даже особые галеры. Но в данном случае пришлось спешно оборудовать обычные «посудины». Благо, что плыть недалеко. И Андрей платил. Причем не «завтраками», а звонкой монетой и прямо сейчас.
Вот за этой замечательной процедурой погрузки войска Андрей и наблюдал.
Пил прохладное, разбавленное сухое вино.
И думал.
Дела вертелись сами собой. А ему оставалось лишь, прокручивая в сотый раз всю вереницу событий, попытаться понять резоны всех игроков этой гигантской шахматной доски. И сделать свои выводы правильно… точно… Что было крайне непросто, потому что неизвестных параметров в задачке имелось превеликое множество. И это касалось не только интересов, но и конкретных поступков.
Казнь шехзаде Селима повлекла за собой лавину событий. Сулейман и без того был не сильно популярен в народе после известных событий. Теперь его и вообще стали называть безумным. И коситься на его последнего сына — Баязида. Тот благоразумно старался отцу на глаза не попадаться. От греха подальше. И начал активную пропаганду против него. Что уже ему самому не добавило популярности. В том числе и из-за того, что кто-то усиленно распространял слухи, будто бы Баязид был одним из покупателей маленьких мальчиков для утех. Кто это болтал? Бог весть. Но Андрею почему-то казалось, будто бы сие зловредное дело творил тот же самый человек, которые «подвел под монастырь» и Селима. А кто мог так ловко и быстро подделать письма? Варианты имелись, но, почему-то молодой Палеолог косился в сторону Тахмаспа. Тому падение династии османов было выгоднее всего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Письмо с наветом на жену также не выходило у Андрея из головы. Понятное дело, что читатели прекрасно знают, кто его состряпал. Но он сам терялся в догадках. Так как правило «кому выгодно» здесь не работало. Желающих прекратить его семейный союз с Марфой хватало. И откуда корни растут у конкретно этой попытки — ему непонятно. И получится ли это выяснить — большой вопрос.
При этом Михримах держала дистанцию.
Писала письма. Много. И ему даже стало интересно с ней переписываться, так как женщина она оказалась не только ушлой, но и чрезвычайно интересной. Умной даже. И по житейски мудрой. Что и не удивительно — гарем Султана — редкостный гадючник. А там ее мать не только выжила, но и доминировала долгое время. Так что тут яблоко от яблоньки недалеко упало. Тем более, что Хюрем была хоть и одаренной, но самородной стервой высшего класса. А ее дочка еще и подходящее образование с воспитанием получила.
— Опасная тварь… — нередко называл ее Андрей. Но переписывался, испытывая определенное эстетическое удовольствие от их бесед. Впрочем, больше на глаза она не показывалась. И дочь свою держала при себе. От греха подальше, видимо, выжидая, чем закончится история с Марфой. А то ведь Андрей не выдержал бы после всего произошедшего и крепко бы с ней пообщался, подвесив на дыбе…
Да и вообще — проблем хватало.
Сложно было быть Императором без Империи.
Одна отрада — казна да войско.
Первая была набита золотом и серебром. Второе — верило в своего предводителя едва ли не как в Бога. Но все преходящее. И война требует денег. И как казна опустеет, то и войско веру утратит. Пусть и не сразу, но довольно быстро.
Как-то один умный человек сказал, что патриотизм — это любовь к Родине, а любовь должна быть обоюдной, иначе это какое-то извращение. Так и с монархом… Так по большому счету во всем. Ну, почти во всем. И Андрей это отчетливо понимал. Не только начитавшись умных книжек там, в XXI веке, но и глядя здесь на то, как рушилась Османская Империя…
Он и рад был бы где-то осесть да насладиться покоем. Но пока, увы, был вынужден жить будто акула. То есть, постоянно двигаться вперед. Лишь изредка где-то задерживаясь. Да и там разводя бурную деятельность…
Уехал бы он из Тулы, если бы Иоанн Васильевич не страдал от своей паранойи в тяжелой форме? Если бы имел стальные яйца и пытался не лавировать, а формировать новую гвардию, как Петр, и давить своих врагов? Если бы был не настолько религиозен и больше полагался на прагматику и здравый смысл, а не на традицию и Божье проведение? Нет конечно. Его и в Туле неплохо кормили.
И не только в Туле. Дел хватало.
Но Иоанн свет Васильевич представлял собой типичного советского интеллигента по духу. С поправками на эпоху, разумеется. Который только в совершенно отчаянных случаях решался проливать кровь. Он являл собой человека начитанного, но в той же степени припадочного и мистичного, с известной степенью фатализма. Правителя влиятельного, но стыдливо оправдывающегося перед изменником в своих письмах[1].
Хотя, конечно, спустя века это выглядело не так. Особенно под соусом династической пропаганды Романовых и противников его в Ливонской войне, выставлявшей первого Царя настоящим людоедом. Словно бы в насмешку над теми зверствами, которыми разводили его коллеги в соседних странах в те же годы. В том числе и для того, чтобы успокоить бунтарей да еретиков. На их фоне Иоанн выглядел натурально Хоботовым из Покровских ворот. Но разве такие мелочи когда-то останавливали пропаганду? Ври. Чем больше, тем лучше. Чем чудовищнее, тем легче вериться. Особенно если ничего не знаешь ни о стране, ни об эпохе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})И это было плохо.