Цена жизни. Книга 2 - Андрей Стоев

— Нет, я не могу ничего гарантировать, — покачала головой Милослава. — Человеческий организм слишком сложен, чтобы можно было что-то предсказать наверняка. Выкидыш может случиться в любой момент по множеству разных причин, даже от сильного волнения. Но если Альма будет избегать стрессовых ситуаций, в точности следовать моим рекомендациям и соблюдать график осмотров, то вероятность неблагоприятного исхода будет чрезвычайно мала. В целом можно с уверенностью утверждать, что через девять месяцев у герцога Баварского появится совершенно здоровый наследник без каких-то наследственных дефектов.

— А нам вы поможете?

— Отчего же нет? — пожала плечами Милослава. — Приезжайте с мужем в подходящее время. И не беспокойтесь насчёт того, что мы с вами обсуждали — я всё исправила во время осмотра, да там, собственно, ничего страшного и не было, вы совершенно напрасно боялись. Если пол будущего ребёнка для вас не является существенным, то я вам особо и не нужна — у вас и так будет здоровый ребёнок, возраст у вас для этого самый подходящий.

— Я бы хотела, чтобы всё происходило под вашим наблюдением, — твёрдо сказала Мария. — И нам нужен сын.

— Хорошо, приезжайте с мужем, — кивнула Милослава. — Только согласуйте визит примерно за месяц.

Лена улыбнулась про себя — вряд ли императрица привыкла к подобным условиям. Впрочем, та не выказала ни малейших эмоций — просто кивнула, соглашаясь, и обратилась к Лене, с лёгким удивлением глядя на её руки:

— Лена, а что это вы сейчас делаете?

— Что я делаю? — Лена посмотрела на нож, который держала в руке. — Ах, это! Всего лишь полирую лезвие. Пользы в этом никакой нет, мне просто нравятся полированные лезвия. А ещё это занятие хорошо подходит, чтобы занять руки.

— Немного странное занятие для девушки, не находите?

— А какое занятие мне подойдёт? — пожала плечами Лена. — Вязать я не люблю. И вообще рукоделие меня не особо привлекает, я всё-таки боевик, а не домохозяйка. А ножи мне нравятся с детства. Впрочем, я ещё и немного рисую.

— Вот, опять эта неуместная скромность, — с досадой вздохнула Милослава. — Лена прекрасно рисует. Мы устроили уже две персональные выставки, и её картины были очень высоко оценены критиками.

— Ещё бы их оценили не высоко! — фыркнула Лена. — Особенно после того, как Кеннер позаботился намекнуть всем критикам, что отрицательные рецензии временами дурно влияют на здоровье. Все сразу же вспомнили о таких случаях и немедленно ему поверили.

— Ну, зная, как Кеннер к тебе относится, трудно было ожидать от него чего-то другого, — засмеялась Милослава. — Но всё же при этом он никого не заставлял писать положительные рецензии, верно? Они могли бы не писать ничего, и это не имело бы совершенно никаких последствий, но они всё же решили похвалить. И уж точно Кеннер никого не заставлял покупать твои картины.

Дамы посмотрели на неё с интересом, и Милослава пояснила:

— Мы после каждой выставки устраивали аукционы, где продавали по дюжине картин. Самая дешёвая продалась за тридцать тысяч пфеннигов, а самая дорогая ушла за двести тысяч.

— Это очень серьёзный показатель, — заметила Альма. — Лена, дорогая, вы и в самом деле слишком скромно оцениваете свой талант. Рецензия может быть неискренней, но деньги всегда говорят правду. Никто не станет платить такие деньги за мазню.

Если бы Кеннер присутствовал на этих посиделках, он легко мог бы возразить, что люди запросто могут платить за мазню ещё и не такие деньги. Но его здесь не было, и никаких замечаний не последовало.

— Кстати, мама, — вдруг вспомнила Лена, — раз уж мы заговорили о картинах: Ольга Ренская просила меня написать твой портрет. Я не стала ничего ей обещать, пока не поговорю с тобой.

— Да, мама со мной об этом говорила, — кивнула Милослава. — Напишешь, почему бы и нет.

— Ты говорила с матерью? — поражённо воскликнула Лена. — Ты с ней помирилась? А почему мы ничего об этом не знаем?

— Не то чтобы помирилась, — смутилась Милослава. — Просто это ужасно глупо выглядит, когда мы на каждом приёме сидим по разным углам и делаем вид, что друг друга не замечаем. Мы, конечно, слишком много тогда друг другу наговорили, и наделали тоже, но мы с ней давно уже стали другими людьми. Не теми, что ссорились тогда. Да и виноваты на самом деле мы были обе, не было там правых. Так что мы поговорили и решили присмотреться друг к другу по новой — в конце концов, мать меня ведь в самом деле любила, да и я её тоже.

— Неожиданно, мама, — Лена потрясённо покрутила головой. — Но я рада, что ты начала восстанавливать отношения с матерью.

— То есть Ольга Ренская — это ваша мать, Милослава? — с интересом спросила Мария. — И бабка Лены?

— Она мне не бабка, — отозвалась Лена. — Она бабка Кеннера, а я приёмная дочь. Для Ольги я никто.

— Да, Мария, она моя мать, — ответила Милослава. — А ты, Лена, опять себя принижаешь. Для Ольги ты, конечно, не внучка, но и не никто. Ты ни для кого не никто. Я не представляю, кто мог бы назвать тебя никем.

— Я живу в тени моего мужа, — пожала плечами Лена. — Говоря фигурально.

— Мы все здесь живём в тени мужей, Лена, — сказала Альма с улыбкой. — Кроме Милославы, конечно.

— И вообще, умной женщине гораздо удобнее жить в тени мужа, — глубокомысленно заметила Мария.

— Да, Кеннер говорил мне, что ваша роль, Мария, в делах империи весьма значительна, — как бы между делом сказала Лена. — Что она гораздо значительнее, чем вы показываете.

— Это настолько заметно? — досадливо поморщилась Мария. — Ну, полагаю, рано или поздно это всё равно стало бы всем известно.

— Нет, по словам Кеннера, это как раз совсем незаметно, — успокаивающе сказала Лена. — Просто от Кеннера очень сложно что-то утаить. Во всяком случае, у меня никогда не получалось, — улыбнулась она. — Но вам совершенно не о чем беспокоиться, Мария — насколько я понимаю, Альма об этом прекрасно знает…

— Знаю, конечно, — утвердительно кивнула герцогиня.