Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир
Галантно взял меня под ручку, потом повернулся к сестричке, полностью утратившей инициативу и дар речи:
— Товарищ врач (девушка зарделась), дело не требует отлагательств. Прошу проследить, чтобы в течение пяти минут нам никто не мешал.
Мы ушли с Санькой в конец коридора и скрылись в нише перед пожарным выходом. Вот здесь, наконец, друг мой вышел из образа. Секретным документом, завёрнутым в газету, оказалась книга. Ай, да Санька! Плохо я о нём думал. Позаботился о друге. Жаль только, что штанов не принёс. Про штаны Санька претензию не принял:
— Где же я тебе их возьму? Да и не телепат я — мысли на расстоянии читать. Смотри лучше, какую я тебе книгу притаранил! Знаю ведь, что больным без книги в больнице — никак, а тебе — особенно.
От друга слегка подавало нарушением служебной дисциплины. Оно и понятно: чтобы в цепочке на демонстрации не замёрзнуть (не май месяц, как говорится), надо поднять градус. Совсем чуть-чуть, чтобы в глаза не бросалось, но душа обрадовалась. А если душа в порядке, так и телу тепло.
Я повернул книгу «лицом» к себе — вот это сюрприз! Нет, это была не «Тайна двух океанов», которую я планировал заказать Ольге. Санька притащил мне «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и теперь нетерпеливо ждал благодарности. Я только и смог выговорить:
— Ну, Сань, ты даёшь!
Дружок горделиво приосанился:
— А то! Там ещё про какой-то пылающий остров книга была. Только я подумал, зачем нам Куба, про путешествия интересней.
Я чуть не прибил друга — притащить вместо классного романа Александра Казанцева эту нудятину, да простит меня бессмертный Радищев! Он, конечно, большой молодец, но не для больничного чтения. А вот «Пылающий остров» я бы перечитал с удовольствием. В позднем моём возрасте он показался мне несколько наивным, как, впрочем, и «Два океана». Стало интересно, а как бы я воспринял его сейчас.
Я взял с друга обещание в следующий раз, причём, не затягивая, принести штаны, ну и всё остальное из одежды, и тот самый «Пылающий остров». Потом жадно выслушал последние новости и поинтересовался, где пропадает этот мой неуловимый Джексон. Только Санька собрался мне ответить, как появилась медсестра. Она явно оправилась от потрясения, доставленного ей моим другом, да ещё и подкрепление привела — свою напарницу со второго поста, тётку, судя по всему, бывалую.
— Мальчики, ну нельзя же так, — начала та, которая наша, — тут же медицинское учреждение…
Больше она не успела ничего сказать. Старшая напарница отодвинула её в сторонку и противным голосом начала:
— А ну-ка вы тут, аллюр три креста, заканчивайте свою шпионскую встречу. Вот ты, — она упёрла указующий перст в Саню, не посчитав нужным обратиться к нему на «вы», — быстро на выход. Иначе я твоему приятелю такую больничную жизнь устрою…
Ишь ты, нашла, чем друга взять! Но Санька не был бы Санькой, прояви он хоть малейший испуг. Он не стал дослушивать угрозы, а сам перехватил инициативу — воздел к потолку палец и важно произнёс:
— Товарищ санинструктор, всё правильно! Задание выполнено! Благодарю за службу. Как ваша фамилия? Сообщу по команде для поощрения в письменном виде.
— Я тебе покажу фамилию, балабол! — уже несердито возмутилась медсестра и замахнулась на Саньку полотенцем, которое держала в руках. — Давай, дуй на выход!
— Всё, исчезаю! Девушки, с праздником! Да здравствует, и всё такое!
И Санька смылся. Как это у него всегда ловко получается, завистливо подумал я вдогонку.
— И вы тоже забирайтесь к себе, читайте книги, отдыхайте. — напутствовали меня сестрички.
Вот, а ко мне на «вы», хоть я и в дурацком халате и тапках на одну ногу. И почему так?
Прошла неделя. Санька выполнил все мои наказы и даже нужную книгу принёс. Теперь я щеголял в более приличном одеянии, но где Санька взял «Пылающий остров», так и не узнал. Теперь мне надо было обеспечить сохранность книги. Знаем мы больничный люд — не успеешь оглянуться, а книжечки-то и нет уже, кто-то другой читает. Поэтому я обернул её в газетку, в которой она была и принесена, а на вопросы, что за книга, пользовался Санькиной подсказкой, небрежно заявляя — да так, ерунда какая-то про Кубу.
Неделя прошла, а Джексон так и не появился. В те нечастые случаи, когда удавалось позвонить с поста, а такая возможность появлялась только вечером, его кабинетный телефон молчал.
А потом начались чудеса. Они начались с появлением первой стайки посетителей, точнее посетительниц. Это были девчонки из подразделения с новым строгим названием: «Инспекция по делам несовершеннолетних». Робея от непривычной обстановки (а как же — шестеро мужиков разлеглись на своих лежбищах, не особо заботясь об эстетике своих поз) и прячась друг за друга, они выманили меня в коридор. Здесь они дали волю своим восторгам, затискали меня и даже немножко зацеловали (чисто по-товарищески, не подумайте чего). В их сумбурных речах я мало что понимал. Получалось, что я такой человек, такой человек, что ни в сказке сказать, ни пером описать, рыцарь без страха и упрёка, одним словом. А Лидочка Соколова, почему-то примкнувшая к детским инспекторам, произнесла при уходе страшным шёпотом и явно не для моих ушей:
— Ой, девочки, для меня бы кто-нибудь так…
Потом потянулись другие посетители, тоже сначала коллеги женского полу. Они натащили мне всяческой еды, книг, тетрадок с ручками писать письма и даже маленьких упругих мячиков руку разрабатывать. Опять были восторги и целовашки, но ближе к разгадке, с чего вдруг возникла эта лавина внимания ко мне, я не стал. Не выдержав этого наплыва красоты и свежих волнующих запахов, весёлого щебета, Серёга-Мумия начал требовать от медсестры, чтобы ему распаковали второй глаз, потому как без оного он испытывает мучительные страдания от невозможности видеть происходящее в полном объёме. А когда та ему отказала, кое-как сам проковырял дырку в бинтах и приготовился лицезреть.
Приходили и ребята из уголовного розыска. Они колотили меня по здоровому плечу, рассказывали новости, но на мой прямой вопрос: да что же в конце концов происходит, переглядывались друг с другом и ухмылялись — сам, мол, знаешь. Приоткрыть завесу недомолвок и тайн мог бы, без сомнения, Джексон, но этот разгильдяй опять куда-то пропал.
Дальше дело пошло ещё интересней. В один из дней, спугнув стайку очередных посетительниц своей строгой монументальностью, в палату неспешно зашёл сам Пётр Петрович, начальник спецкомендатуры. Он долго жал мне руку и произносил речь о том, что вот так, товарищи, и должен поступать настоящий милиционер. Соседи по палате внимательно слушали Петра Петровича и на всякий случай согласно кивали головами.
Потом товарищ майор зачитал приказ о моём поощрении премией в размере тридцати рублей и закрепил сказанное крепким рукопожатием. Жаль, конечно, очень жаль, что вы так недолго пробыли в нашем коллективе, повторял он, с чувством потрясая мою руку.
— А я что, у вас больше не работаю? — искренне удивился я.
Товарищ майор захлопнул рот и озадаченно посмотрел на меня.
— Да? Так вы ничего ещё не… Ну тогда так — выздоравливайте, выходите на службу, а там и разберёмся.
И товарищ майор поспешно удалился, оставив меня ещё в большем недоумении.
Кулёма тут же подскочил ко мне с предложением обмыть это дело, а он, дескать, сбегает.
Сбегает? Это интересно. Это надо обдумать. Надо и мне сбегать. Вот прямо завтра. В самоволку. Разузнать, что к чему, а то в конец надоели эти тайны Мадридского двора. Пусть только Санька куртку какую-нибудь притащит и ботинки. Я совсем невежливо отправил Кулёму на своё место и взялся обдумывать план предстоящего побега.
В конце дня ко мне заглянул наш лечащий врач Виктор Павлович, он сегодня был на дежурстве. Поинтересовался моим самочувствием, получил ответ, что иду на поправку, и незамедлительно отреагировал:
— Ну с такой-то дружеской поддержкой как ещё может быть иначе? Мне медсёстры и санитарки жалуются постоянно. Это же ни в какие ворота! Я, конечно, понимаю, что для милиции табличек «Посторонним вход воспрещён» не существует. Но имейте же совесть — ходят без халатов, грязь уличную натаскивают, сплошная антисанитария. Больных волнуют, в конце концов.
