Колхоз. Назад в СССР 5 - Павел Барчук
Собралась и пошла к Аристарху. А тот сам в шоке. Мол, случайно допустил ошибку, но она вышла слишком серьезной. Теперь ошибка вскрылась, и специальный отдел носом землю роет в поисках виновного. Это все. Фиаско. Сейчас найдут, откуда косяк пошел, и можно прощаться, с карьерой, с потенциальной партийной должностью, впрочем, очень даже может быть, со свободой тоже.
На признания маман о ребенке, он отреагировал неожиданно. Сказал, мол, если женщина любимая, то и все ее дети тоже любимые. Неважно, от кого. И он по-прежнему готов отдать Светланочке Сергеевне сердце, руку, а также все остальные органы. В это месте их трогательной беседы они оба зарыдали, упали друг другу на грудь и поняли, во всем белом свете нет никого ближе. А вообще, если что, их свела судьба.
Вот тут я с маман поспорить не мог. Действительно. Только судьба могла свести таких конченых людей вместе.
Пока рыдали, сквозь слезы начали думать, что делать. Как-то случайно возник у них план, а не свалить ли все, что грозит Аристарху, на третьего человека. Например, на Виктора. Тем более, по разумению Светланочки Сергеевны, он был виноват в ее разрыве с художником. Нашла крайнего, короче.
— Случайно?!
Меня просто распирало от возмущения и злости. Я вскочил с кровати, на которой оставался в процессе рассказа маман, слушать такое можно только сидя, и принялся расхаживать по комнате.
— Случайно можно человеку на ногу наступить. На хер послать тоже можно случайно. А ты, блин, брата слила, подставила его. Это как, вообще?
— Жорик, пойми. Виктор был единственным вариантом. Он значился на очень хорошем счету. Я сразу знала, его максимум, уволят. Ничего серьезного не будет. Ну, и вернется в деревню. Ему так даже лучше.
Светланочка Сергеевна прижала руки к груди, а затем принялась выдавливать очередную слезу. Слеза выдавливаться, само собой, не хотела. Потому что врала маман безбожно. Ни хрена она не знала. И знать не могла. Просто своя благополучная жизнь была ей гораздо важнее, чем жизнь Виктора вообще, в принципе.
— Ты сама, так понимаю, положила дядьке какие-то доказательства. Да? Доказательства его вины. Поэтому он и понимает, что это сестричка постаралась. Знает, никто другой не смог бы. Куда? В его комнату? Где бывала только ты, скорее всего. Зная Виктора, могу предположить, вряд ли он собирал у себя компании или друзей. Сто процентов серьезно был нацелен на работу. Время тратил только на это.
Светланочка Сергеевна опустила голову, изображая раскаяние. Почему изображая? Да потому что не верил я ей ни хрена. Человек, который совершенно спокойно, без зазрения совести идет к своему брату, пусть и двоюродному, потом хладнокровно оставляет нечто опасное у него, и спокойно живёт с этим дальше, не может раскаиваться.
— Да. Аристарх дал мне бумаги какие-то. Чертежи там были, в том числе. Не рабочие. Их мы не выносили, само собой. Будто восстановленные по памяти. Я отнесла. Спрятала в письменном столе. Ну, а потом нужную информацию получили нужные люди. Как раз, спустя несколько дней, приехала Нина Григорьевна. Оказалось, один из тех, от кого зависела дальнейшая судьба расследования, был ее фронтовым товарищем, или близким другом. Что-то такое.
— Эту часть тоже опустим. Я ее знаю. Какие ж вы… конченые все.
Я перестал кружиться по комнате и остановился возле окна, наблюдая, как Семен и Андрюха дурачиться во дворе.
Мог бы я, например, реально подставить свою сестру? Блин…Наверное, нет. Я очень надеюсь, что нет. Просто…Ну, да. Бесит она меня неимоверно. Сука та еще. И все же. Гадость устроить, это не вопрос. На уровне чисто наших взаимоотношений. А вот так, серьезно, с угрозой для свободы и будущей жизни…
— В общем, раз знаешь, тогда сокращу… — Светланочка Сергеевна, видимо, ждала от меня немного других эмоций. Поддержки, понимания, сочувствия. Оборжешься, конечно.
— Да уж, пожалуйста. Боюсь, меня скоро вывернет от твоих признаний. Мамуля.
— Виктор уехал, мы женились. Аристарх действительно хорошо и быстро пошел вперед, к своей цели. Перебрались в Москву. Я не знала ничего, кроме того случая, с чертежами. Но он сказал, будто это ошибка. А потом…Началось все пять лет назад. Я была дома. Антонина вернулась из магазина и передала мне записку. Сказала, какой-то странный человек, очевидно пьющий, передал ее мне. Там было написано только слово Муза и место, где он меня ждёт. И еще, фраза, что наша встреча должна остаться тайной.
— Круто. Если что, тайна, о которой знают двое, уже не тайна. А он еще и письмо тебе через Тоню передал. Вы просто охренительные конспираторы. — Я все так же стоял у окна, повернувшись к маман спиной.
— Оно было запечатано. Заклеяно намертво. Женя далеко не дурак.
— Ну, да…Ну, да…Все вы не дураки.
Светланочка Сергеевна бросила в мою сторону мрачный взгляд. Даже не оборачиваясь, почувствовал, как он жжет между лопаток. Однако, не стала заострять внимания и продолжила свой рассказ.
— Он открыл мне всю правду и отдал фотографии. Объяснил, будто встречался с Аристархом. Беседа у них вышла напряжённой. Женя потребовал, чтоб бывший товарищ помогал, раз так отлично утроился. Жена его как раз бросила. Работать он не привык. Потому что никогда не работал. Начал выпивать. Женя признался мне, что боится. Сказал…Аристарх способен на все, чтоб избежать разоблачения.
— Блин… Прикинь? Логично. Он так-то во времена войны сотрудничал с фашистами. Потом убил человека, взял его имя, его жизнь и дошёл до ЦК КПСС. Ты ведь понимаешь, если что, это — высшая мера. Без сомнений. Такие преступления не имеют срока давности. Как ты думаешь, на что он готов, лишь бы остаться в живых? На все! Это же очевидно. — Бросил я Светланочка Сергеевне.
Мы оба замолчали. Каждый думал о своем. Не знаю, что там творилось в голове у маман. И если честно, знать не хочу. А я вот подвис на этом «все». Твою ж мать…
— Ты сказала, Аристарх Николаевич присматривает за Кацем?
— Ну, конечно. Тот подстраховал себя фотографиями. Пока Аристарх их не получит, радикально решать вопрос боится. Мало ли. Ему нужны эти снимки. — Милославская пожала плечами. Мол, очевидно же.
— Ага. Снимки, которые ты возишь вместе с трусами в чемодане. Просто, без палева, как ни в чем не бывало. — Я кивнул в сторону баула, в котором реально лежали
