Рыжий: спасти СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Илья победно ухмыльнулся, развёл руками, мол, чего это я раньше кобенился, и вернулся обратно на кухню.
Как мог, так и держал паузу, пробовал узнать, кто ещё стоит за Ильёй, и кому нужны списки больше, чем фарцовщику. Точнее, ему, видимо, нужна лояльность тех, кто заинтересован в информации о молодых людях, которые будут (или уже причастны) к образованию Ленинградского экономического кружка.
Да, если бы Илья стал разговаривать по телефону, то я бы услышал, скорее всего, с кем это он там щебечет. На поверку фарцовщик оказался не таким уж и конспиратором. Да и не его это всё. Ум Ильи заточен на приобретение денег. Может быть, ещё хватает на то, чтобы руководить уж вовсе остолопами, которые у него значатся в боевиках. Но на то, чтобы играть в большие игры с реформами и развалом целой страны — на это Илья бы никогда не подписался.
Он же единоличник, индивидуалист. Для таких Родина там, где заднице мягче.
— Дмитрию Николаевичу хотели звонить? — решил я спросить на удачу.
— А? Откуда?.. Нет, я никакого Дмитрия Николаевича не знаю, — сперва чуть растерявшись, Илья тут жк пошёл в несознанку.
Вот только мои догадки подкрепились его растерянностью. Ну не может действовать экономический кружок, чтобы о нём не знал председатель парткома! Мало того, что Дмитрий Николаевич Некрашевич должен знать о его существовании, он его и курирует, а может, и вовсе является одним из, так сказать, соучредителей.
— Всё, давай списки, бери на реализацию пять пар джинсов — и уходи! Наверняка в твоей бурсе найдёшь, кому продать джинсы. Тем более, что оттуда уходит один молодой человек, который также у меня отоваривается. Куда ни посмотри — везде знакомые, — разоткровенничался Илья, явно обрадованный вполне себе мирным решением вопроса.
Уверен, что если бы мы с ним вошли в клинч — допустим, я был бы не я, а тот самый урод, тело которого я занял, — то Илье было бы не так просто справиться с Чубайсовыми. Пусть отец мой и не начальник СТО или там директор какого-то завода, но связей у него более чем достаточно — причём на самом верху. Как бы не с заведующими магазинов он знаком, и не просто шапочно. А это в советской пищевой цепочке — чуть ли не самый верх. Небожителей рангом членов ЦК в расчёт я не беру.
Сделав пару вдохов и выдохов и отринув последние сомнения, я привстал со стула и вплотную подошёл к окну. Постояв секунд десять в безмолвии, я вернулся к столу, завёл руку за спину, достал оттуда тетрадку, всунутую за пояс штанов.
— Ну и что? Не отдал бы ты эту тетрадку сейчас, мои товарищи проверили бы тебя, обязательно списки нашли бы, — Илья рассмеялся. — Ну, как маленький, право слово… Ты сильно изменился. Раньше был таким целеустремлённым, умным, всегда хитрым, изворотливым. Мне даже казалось, что ты уже и меня в чём-то обдуриваешь. Такой чувак! А сейчас… Какой-то дурацкий протест устроил, в драку лезешь. Умный человек не боится драки, но дерётся всегда либо словом, либо деньгами — либо кулаками других. Дурачков в мире хватает.
— А твои товарищи это слышат? — усмехнулся я, намекая на то, что он сам только что назвал своих бойцов идиотами.
— Даже если они и услышали, то вряд ли поняли, о ком и о чем идёт речь. А поняли бы… Так, по всем понятиям, они мне должны. А ещё и получают немалые деньги, — Илья выразительно на меня посмотрел. — Но мы же с тобой хорошо работали. Ты хорошо имел.
— Туалет у тебя тут по коридору, возле входной двери? — спросил я, будто между делом.
— Что, уже жидкость лезет? — усмехнулся Илья.
— Ага, бельгийский шоколад, — усмехнулся я в сторону туалета.
— Мутный! — заорал во всё горло Илья. — Проследи за товарищем Чубайсовым!
А хитрец этот Илья — бдительность не потерял. Ладно. И хорошо, что рядом со мной будет один из бандитов. Вот только это я буду контролировать одного из трех приживал, а не он меня.
Ещё когда морда с набитым ртом и с куриной ножкой в замасленных руках высунулась из одной из комнат, я уже почти разобрался с замками входной двери. Ничего мудрёного. Это если бы квартира была собственностью Ильи, он наверняка бы устроил тут бункер, как это красочно показано в кинофильме «Бриллиантовая рука». А так… он вынужден пользоваться всем, что ему предлагают сами хозяева, прописанные в квартире.
— Ты куда? — быстро проглотив кусок курицы, спросил тот, которого Илья назвал Мутным.
Мы договорились со Степаном, что с того момента, как как только я покажусь в окне, у него будет ровно полторы минуты, чтобыпройти, и это я должен открыть ему дверь я открыл дверь. Нельзя Стёпе долго торчать стоять Стёпе в парадной, чтобы не быть замеченным жильцами, но нужно успеть увидеть меня, обойти полдома, и ждать.
И это время почти истекло.
— Хе! — я пробиваю солнечное сплетение бандиту.
И он тут же начинает задыхаться, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.
Вроде, и не убил, не вырубил, но вреда он мне сейчас не причинит, а вышло всё намного тише, вот стоит он с открытым ртом, тихонечко, точно не перекрикивая работающий громко телевизор. Оксюморон — бандиты смотрят телепередачу, в которой таких, как они, ловят и порицают. Может быть, в душе тот же Мутный даже сочувствует правоохранительным органам. Ведь по закону жанра именно милицию в телепередаче выставляют в героическом свете.
— Где? — быстро проникая в квартиру, тем временем уже шептал мне Степан.
Я показываю на дверь в зал, где начинается очередной сюжет программы «Человек и закон». Сам же направляюсь на кухню.
— Что, уже сходил? — усмехаясь, явно в отличном настроении, спросил меня оттуда Илья.
— Ага, — успеваю я ответить, заходя чуть за спину фарцовщику и тут же огрев его по шее.
Илья заваливается, я подхватываю его, прислоняюсь к стене, оставляю так сидеть.
Слышу звон побитой посуды в зале, быстро направляюсь на помощь к Степану. Однако воин уже решил проблему. Один подельник лежал навзничь у телевизора, рядом с ним — разбитая бутылка из-под водки.
— Ты? На, — я ещё раз ударил уже почти пришедшего в себя Мутного, отправляя его в нокаут.
— Самое лёгкое дело сделано, — негромко, специально изменённым голосом, добавляя хрипотцы, сказал Степан. — Ты точно дальше сможешь? Я могу здесь прибраться.
Я понял, что именно имел в виду Степан, когда говорил, что самый лёгкий этап нашей операции — позади. Теперь не оставалось никакого иного решения, кроме как зачищать гнездо вместе с теми стервятниками, которые в нём обитают.
Стёпа сейчас явно чувствовал себя охранителем и защитником и пытался меня огородить от каких-то психологических потрясений. Вообще-то это мне хотелось его поберечь, но вслух я ничего говорить уже не стал.
— Работаем! — жёстко и решительно сказал я.
Работы ещё на самом деле было много. Но отчего-то самым сложным казалось мне окончательно убедить Степана, что нам нужны деньги, которые мы можем и должны найти у фарцовщика. Мой товарищ всячески хотел быть и казаться борцом за справедливость. А это предполагало, что мы, как благородные Зорро, не возьмём от фарцовщика ровным счётом ничего.
У меня и вовсе складывалось впечатление, что всё, за чем пришел сюда Степан, это мстить за отобранное у него счастье. Вот такой, похожий на Илью, делец и отнял у Степана жену и дочь. Вероятно, Шаров пытался себя убедить, что он здесь не только по этой причине, но я догадывался, что решимости Степану придаёт лишь жажда мести. Ну что ж, это мне уже не переделать, какой есть бензин — на том и едем.
— Связываем тряпками, — сказал я, указывая на двух лежащих рядом бандитов.
Нельзя было оставлять милиции шанс докопаться до истинности случившегося. Если мы свяжем им руки верёвкой, и туго, то любой эксперт укажет, что они были связаны. И тогда произошедшее заиграет новыми красками — возникнет много вопросов, кто знает, может, выйдут даже на нас.
Потому — никаких следов от верёвок или проволоки на теле у бандитов быть не должно.
Похлестав по щекам Илью, я привёл его в чувство.
