Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Подтверждаю, — кивнул батюшка. — Украл, бес попутал…
Кажется, все в зале выдохнули. Если бес путает, уже ближе к делу. Бес — он такой, он всех путает. Ему положено.
— Господин помощник прокурора, у вас имеются вопросы к подсудимому? — услышал я.
— Имеются, ваша честь, — поднялся я с места. Подобное обращение к судье если того и удивило, то слегка. Но, думаю, что ему понравилось. Обращаясь к священнику, спросил: — Отец Петр… Петр Петрович… Почему вы не воспользовались предложением настоятеля храма отца Николая, который хотел дать вам посильную работу? Почему вы предпочли зарабатывать на жизнь с помощью кражи, а не честным путем?
Батюшка Николай, в разговоре со мной, не упоминал — что он такое предлагал штрафнику, но ясно, что предлагал.
— Я протестую! — взвился господин Куликов. — Иван Александрович — наш господин Хлестаков, задает вопросы, не относящиеся к его компетенции. Вопрос — отчего батюшка не стал зарабатывать честным трудом не относится к правовым вопросам, а лежит в сфере деятельности морали.
Мне бы положено было обидеться на очередную провокацию, но я и ухом не повел. И публика в зале на сей раз отреагировала спокойно, без смешков. Шутка, повторенная дважды или трижды, перестает быть смешной.
— Протест отклонен, — строго заявил Терентьев. — Вопрос задан по существу. А вам, господин присяжный поверенный, рекомендую прекратить ваш балаган и путать фамилию помощника прокурора.
— Господин председатель, — улыбнулся я. — Если господину Куликову доставляет удовольствие блеснуть своими гимназическими знаниями — пусть блещет. Но, как известно, не все золото, что блестит.
— Я па-а-прашу Хлестаковых из провинции не делать никаких намеков, — насупился защитник.
— А никаких намеков и нет, — удивился я. — Сопля на морозе тоже блестит.
Вот здесь публика захохотала, а я, вместо того, чтобы ощущать удовлетворение, испытал досаду. Если позволено школьное сравнение, то нет хуже, если учитель начинает работать на публику — пытается понравиться классу. Да, любой педагог желает, чтобы ученики его любили, но не любой ценой. Не надо подлаживаться или подлизываться к ученикам. А я сейчас, «поймав волну» начинаю вести себя также, как этот вздорный мальчишка, занимавший должность присяжного поверенного.
Присяжный поверенный опять взлетел со своего места и завопил:
— Я требую, чтобы в протоколе судебного заседания было отмечено, что помощник прокурора допустил в отношении меня оскорбительную реплику! Я обращусь в мировой суд с требованием о наказании помощника прокурора.
Глава двадцать третья
Процесс века-2
— В настоящий момент суд не может давать оценочные действия словам обвинителя. По нашему мнению, помощник прокурора не допускал по вашему адресу никаких оскорблений. Но вы вправе обратиться к мировому судье, — немедленно заявил Председательствующий. — Подсудимый — прошу отвечать на вопрос обвинения.
Увы, на мой вопрос батюшка толком ответить не смог. Опять лишь развел руками, да вздохнул. Мол — гордыня, бес. Служил, чего-то выжидал. Но бес и гордыня — все равно лучше, нежели протест.
А вот теперь самое сложное. Вызывают свидетеля — городового Сангина. Пока защита собирается с мыслями, вопрос разрешено задать мне.
— Скажите, дароносица была вам выдана добровольно? Отец Петр запирался?
Ох, как же взвился адвокат.
— Я протестую! Помощник прокурора наводит свидетеля обвинения на нужные ему показания.
— Протест отклонен, — немедленно заявил Председательствующий. — Задача господина помощника прокурора — уточнить не только детали самого преступления, но и детали задержания злоумышленника, а также законность действий полиции. Обвинение вправе показать суду законность действий полиции с помощью наводящих вопросов.
Не исключено, что статский советник Терентьев все-таки просмотрел само уголовное дело, а не довольствовался лишь чтением обвинительного акта и выписками, сделанными секретарем. Он-то, с его опытом, обязан увидеть «косяк» в деле. И, очень хорошо, что он сейчас на стороне обвинения. А ведь частенько председательствующий на суде, в силу возникших симпатий — к подсудимому ли, к букве закона, начинал подыгрывать не обвинению, а защите.
Не стоит считать нашу полицию унтерами Пришибеевыми, способными только рычать и тащить в участок.
— Добровольно или нет — тут я ничего не могу сказать. Он мне ничего не выдавал, я ничего не отбирал, не обыскивал. Дароносица прямо на столе стояла, не спрятана. Я у отца Петра прямо спросил — мол, я ее заберу, а он мне — бери, ты же за ней и пришел⁈
Ай да городовой! Сообразил, как нужно отвечать на вопрос. Теперь у суда нет никаких сомнений — украденная вещь выдана добровольно, улика приобщена к делу совершенно законно. А если и нет соответствующей бумаги — ничего страшного.
Это, разумеется, крошечный плюсик обвиняемому — типа, не запирался, но всем известно, что самая короткая дорога в тюрьму — чистосердечное признание.
(И мне плюс, потому что сумел обратить косяк коллег в свою пользу!)
Судя по злобному выражению лица присяжного поверенного Куликова, в его планах и было уцепиться за формальную сторону дела. Что ж, теперь уже поздно. Долго ты с мыслями собирался.
Последним из свидетелей был отец Николай. Надо отдать ему должное. На провокации адвоката не поддавался, на вопрос — отчего был запрещен во служение отец Петр отвечал — дескать, на то воля правящего архиерея, а он обязан исполнять указания. И на вопрос Куликова — а кого считает настоятель храма более достойным для этого поста, отец Николай отвечал просто — не его это ума дело, на все воля Божия. И адвокат вновь разок упомянул фамилию Хлестакова. Так, вроде случайно.
Что ж, развалить дело у адвоката не получилось. Спровоцировать меня на скандал — тоже. Вывести корыстный умысел на некую месть — тоже.
Вот теперь я должен произнести речь, в результате которой священника должны наказать. А мне, откровенно-то говоря, и старика жалко, и свое дело необходимо сделать.
— Уважаемые господа присяжные заседатели, — поклонился я скамье с присяжными, — уважаемые господа судьи, — поклон в сторону суда. — Безусловно, перед нами не самая простая ситуация. Священник, обиженный понижением — или тем, что не смог занять пост, что занимали его отцы-прадеды, решил заявить свой протест довольно-таки странным образом. Но вы лучше меня знаете, что любая организация — а наша Православная церковь является организованной структурой, подразумевает дисциплину и необходимость подчиняться решению начальника. Оставаться ли в священническом сане, выйти ли из него — вопрос выбора любого священника. Никто не мешал отцу Петру, обиженному тем, что его обошли — а случилось это пятнадцать лет назад, когда батюшка был еще в силе и заняться иным делом. Отцу Петру никто не мешал зарабатывать хлеб насущный звонарем или пономарем. На мой взгляд — это очень почетная служба. Поэтому, вопрос о том, что деяние Петра Васильева, является формой протеста, которое пытался нам навязать господин защитник, оно попросту смехотворно. Поэтому, я обращаю ваше внимание на суть данного преступления. Отец Петр совершил преступление? Да, совершил. Его преступная деятельность подтверждается как его собственными показаниями, таки показаниями свидетелей — отца Николая, Арины Лыковой и унтер-офицера Сангина. Похищенный предмет возвращен в храм. Также оно подтверждается рапортом господина пристава, в котором тот излагает суть преступления.
Таким образом, доказательная база налицо. И я, как представитель обвинения уверен, что отец Петр совершил преступление. Знал ли он о том, что его действие сопряжено со святотатством? Безусловно.
Я взял небольшую паузу, посмотрел на судей, потом обвел взглядом скамью с присяжными.
— Совсем недавно мне довелось участвовать в расследовании целой серии преступлений, совершенных в Новгородской губернии, когда организованная группа преступников совершала налеты на храмы, похищала из них священные сосуды. При этом, разбойники причиняли тяжкие увечья тем людям, которые вставали на их пути. При задержании у них были изъяты деньги в сумме двадцати тысяч рублей, около пуда золота и серебра, которые они не успели сбыть. А еще — священные сосуды, похищенные из храмов и которые преступники попросту переплавляли.
