Разыскивается живым или мертвым (СИ) - Борчанинов Геннадий
В конюшню я вернулся сразу после завтрака, надеясь застать Рахомо там. Пусть даже спящего, но хоть немного протрезвевшего. Вчерашний конюх встретил меня ехидной улыбкой, и я сразу понял, что с индейцем что-то не так.
Рахомо встретил меня с видом глубоко несчастного человека. Похмельные муки обрушились на него со всей жестокостью белого угнетателя по отношению к покорённому индейскому народу. Индеец дрожал всем телом, потел, трясся, одним словом, страдал.
— Похмелиться есть? — вместо приветствия хмуро произнёс индеец. — Этот… Не выпускает…
— И правильно делает, — хохотнул я. — Похмелиться есть. Но сперва…
— Дай, — жадно перебил меня индеец.
— Сперва покажи, где живёт Луис, — потребовал я.
Ну уж нет, второй раз я такой ошибки не совершу. Утром деньги — вечером стулья.
— Дай, — снова потребовал Рахомо. — Не могу. Дай.
Горящие трубы — это серьёзно. Но я оставался непреклонен.
— Как только покажешь, — отрезал я.
Рахомо зло выплюнул несколько слов на своём языке. Очевидно, не самых лестных. Он заглянул мне в лицо исподлобья, понял, видимо, что уговоры не помогут, и прекратил сопротивление.
— Пошли, — проворчал он, борясь с тошнотой.
Тусон был достаточно развитым и большим городом по местным меркам, можно даже сказать, древним, ведь владели им по очереди Испания, Мексика и США, и за годы существования он успел разрастись вширь. И люди здесь жили самые разные, начиная от потомков испанских переселенцев и заканчивая пришлыми китайцами с запада и ирландцами с востока.
Поэтому идти пришлось довольно далеко. Я-то ехал верхом на жеребце, а вот Рахомо, и без того страдающий от жестокого похмелья, уныло брёл пешком. Доверять ему лошадь я не решился. Но его вело вперёд стойкое желание похмелиться, поправить здоровье, и он дошёл бы до самого Финикса, будь у меня такая необходимость.
Горожане расступались перед угрюмо шагающим индейцем, его, похоже, и в самом деле все знали, а он знал всех. Ну, или почти всех.
Спустя полчаса ходьбы Рахомо привёл меня к одному из домиков в жилом квартале, самому обычному одноэтажному деревянному дому, с палисадом и развешанным во дворе бельём.
— Тут, — хмуро произнёс индеец. — Луис Эрнандес. Болтали, что бандитствует. Давай бухло.
Я извлёк из кармана ещё одну чекушку, и Рахомо облизнулся, глядя на золотистую жидкость в прозрачной бутылке. Он протянул дрожащие руки, но отдавать виски я ему не спешил.
— Пойди и позови его сюда, — сказал я. — Потом получишь виски.
— Эй! Мы так не договаривались! — возмутился Рахомо.
— Пойди и позови, — настойчиво повторил я.
Других вариантов получить опохмел у него всё равно не было. Понурый индеец отправился к крыльцу и постучал в дверь, пока я ждал чуть поодаль, нервно барабаня пальцами по кобуре. Ожидать можно было любого исхода, и я готовился к самому худшему. Хотя надеялся на лучшее.
— Мы не подаём, — раздался хриплый приглушённый голос, едва только входная дверь приоткрылась.
Я не мог отсюда разглядеть, кто стоит в дверях, да и голос узнать пока тоже не удавалось, но Рахомо проявил чудеса сообразительности.
— Там это… Вон тот мистер… — пробормотал он.
Дверь открылась, из неё выглянул лысеющий загорелый мексиканец с чёрными густыми усами, в коричневой рубахе, без шляпы. Я его узнал. Рахомо привёл меня к нужному человеку.
Луис вышел на крыльцо, прищурился, глядя на меня. Я сидел верхом на жеребце, в спину мне светило солнце, так что разглядеть меня он толком не мог. Из двери показался ещё и мальчишка лет пяти, и бандит, потрепав его по волосам, отправил его обратно домой.
— И чего этому мистеру надо? — Луис Эрнандес заметно напрягся.
С его образом жизни от загадочных незнакомцев добра не ждёшь. Наоборот, сидишь как на иголках, ожидая, что рано или поздно прошлое тебя настигнет, а за мутные делишки и сорванные джек-поты придётся платить.
Меня он не узнал, это точно, иначе встретил бы совсем иначе. Это мне великолепная пятёрка бандитов-мексиканцев запомнилась на всю жизнь, а для них я был всего лишь очередным случайным уловом, причём не самым богатым. Так, мелочь, прах под ногами.
— Ничего, — буркнул я, разворачивая жеребца и готовясь ускакать прочь.
Сейчас не время для пальбы. Не здесь. Уж лучше я выслежу этого Луиса где-нибудь в другом месте. Мне нужно будет его допросить, а посреди Тусона это делать как-то несподручно, тем более, на глазах у его семьи и детей.
— Эй, мистер, а как же я⁈ — воскликнул Рахомо.
Его губы дрожали от глубокой обиды, руки тряслись, словно у больного Паркинсоном. Ну уж нет, выпивка до добра не доводит, это точно.
Но я, как и обещал, отдал ему чекушку. Слово нужно держать.
Глава 26
План. Мне нужен был план. Деньги у меня были, а вот хорошего плана не было.
Взять Луиса Эрнандеса надо было живьём, и в этот раз надеяться на везение и копыта Ниггера не стоит, надо готовить всё самому. Хочешь сделать хорошо — сделай это сам, чтобы ни от кого не зависеть и ни с кого потом не спрашивать.
Но подходящих идей пока не возникало. Самое лучшее, что я мог придумать — это установить слежку возле его дома, подождать, когда он выберется в какое-нибудь безлюдное место, и там уже взять его тёпленьким, но в этом плане минусов было больше, чем в учебнике по математике. Дырявый был план, как решето, ненадёжный. Слишком многое зависело от случайности, а это всегда порождает ненужные и непредвиденные трудности.
Выманить его вряд ли получится, после нашей встречи он будет настороже. Было бы гораздо проще, если бы я мог обойтись его трупом. Застрелил бы посреди улицы, и делу край.
Значит, будем думать.
По-хорошему, надо бы собрать людей, группу поддержки, но в городе я новичок, и вряд ли кто-то здесь вообще слышал о моих подвигах на востоке, в Техасе и Нью-Мексико. Поэтому действовать придётся в одиночку. Как и всегда.
Я вернулся в «Гранд Отель», заказал в полупустом баре кофе покрепче и уселся за столик в дальнем углу, в стороне от ненужных взглядов. Одна часть меня рвалась в бой, верхом на боевом скакуне ворваться в дом этого негодяя, размахивая оружием, другая требовала всё хорошенько обдумать и не горячиться.
Дело осложнялось ещё и тем, что на Луиса Эрнандеса у меня не было ни ордера, ни чего-либо ещё. На плакате о розыске фигурировало имя только самого Мартинеса, а вот члены его банды оставались безымянными, и у меня существовал нехилый такой риск самому поиметь проблемы с законом, если я ворвусь в дом Эрнандеса и начну палить во все стороны.
Не удивлюсь, если в Тусоне его знают как примерного семьянина и уважаемого человека, который раз в полгода или чуть чаще отправляется куда-то на заработки. Такого могут и шерифом выбрать, хотя казалось бы. Убийца и грабитель, пробы ставить негде.
Это и навело меня на мысль поспрашивать у местных властей, благо, теперь я знал его фамилию, а не только имя и внешность. Я залпом выхлебал остаток кофе, нахлобучил шляпу на голову и вихрем выскочил из бара.
Офис шерифа округа долго искать не пришлось, но прежде чем войти, я поправил костюм и шляпу, чтобы произвести самое благоприятное впечатление.
Однако, когда я вошёл внутрь, то увидел не суровых воинов фронтира, олицетворяющих закон и порядок на новых территориях, а одинокого клерка в проволочных очках и нарукавниках, испачканных чернилами. Однако звезда помощника на его жилетке всё же поблескивала.
Клерк поднял на меня равнодушный взгляд и тут же вернулся обратно к своей писанине.
— Кхм… Прошу прощения, — сказал я. — Могу я поговорить с шерифом?
— А вы здесь видите шерифа? — хмыкнул клерк.
— Нет, но…
— В округе Пима один шериф и четыре заместителя на двадцать тысяч квадратных миль, мистер, — раздражённо перебил меня клерк. — И в данный момент шериф Оури может быть в любом уголке этих двадцати тысяч квадратных миль.
— Ясно, — проворчал я. — Благодарю за помощь.
