Авиатор: назад в СССР 3 (СИ) - Дорин Михаил

— Роман Валентинович это наше всё. Так как умеет пить и после этого летать, умеет только он, — сказал я, памятуя о всех полётах с ним после его бурных застолий.

— Согласен. Ты помнишь наш уход на запасной. Я до сих пор не могу Реброву в глаза смотреть после тех самых танцев в твоих лаптях, — рассмеялся Швабрин.

После слов о паре дней в Антайске, пришлось и остальных посвятить в произошедшие события. Само собой, предварительно было взято с каждого слово, что обо всём будут молчать.

Пока остальные пели народные и популярные нынче песни, мы со Швабриным отошли на берег. Инициатором этого был он сам.

— Серега, разговор будет о тебе. Добров просил поговорить, — начал Иван, когда мы подошли к воде.

— Начинается. Фёдорович, мы уже с ним разговаривали на эту тему. Чего он так обо мне печётся?

— Ты сын его погибшего друга. В авиации всегда чтят память своих товарищей и оказывают помощь их родным.

Швабрин прав. Так уж заведено, и не только в авиации. Вот только не всплывает в памяти моего реципиента ни одного прихода бабушке и дедушке кого-нибудь из сослуживцев. И это при том, что жили они в том же городе, где и служил Сергей Родин-старший.

— Чего-то я не помню никого из них в моём доме. Кто-нибудь хоть раз поинтересовался, как живут мои старики или я? Всем было не до этого. Свои дела решали, а тут, видите ли, проснулась совесть у них.

— Я всех дел ваших не знаю, но то, что тебя очень здорово опекают, в этом можешь мне поверить. Ты же знаешь, что я тоже не из простых ребят. В нужные кабинеты могу и без стука заходить.

Здесь стоит согласиться со своим инструктором. Родственные связи с нынешним начальником училища, полковником Борщёвым, открывают Швабрину хорошие перспективы.

— Давай, Фёдорович, уже ближе к делу. Я сразу скажу «нет», и мы пойдём за стол, — сказал я, срывая травинку, чтобы поковыряться в зубах.

— Не торопись. Чем тебя не устраивает Белогорск? Тебе же красную дорожку, буквально, постелили. Перспектив море, — указал он на залив лимана.

— Ну не хочу я быть здесь. Нормальной службы хочу, строевой...

— Мне-то не рассказывай. Я тебе не Женя твоя, которой можно на уши навешать, что обычно вешают, — перебил меня Иван. — Знаю, куда ты хочешь. Героем решил стать?

— А если и так? Вот тебе какое дело?

— Действительно. Мне вообще до одного места должно быть. Не знаю, насколько ты знаком с войной, но это не самая хорошая затея. Это тебе не на полигон летать на «элочке», — продолжил наседать на меня Швабрин.

Хотелось бы ему сказать, знаю не понаслышке. Но ведь однозначно, не поверит.

— Ты как будто знаком, Фёдорович. Зачем отговаривать меня? Сам же понимаешь, что бесполезная затея, — стоял на своём я.

— Так я и не стараюсь тебя отговорить. Совет дать хочу. Как мне кажется, дельный в твоём случае.

— Весь во внимании.

— Мне как-то один человек сказал, и на всю жизнь наказал запомнить: на войну не напрашивайся, от войны не отказывайся. Надеюсь, ты меня поймёшь.

Странное послевкусие оставил у меня этот разговор. По своему настоящему возрасту, я старше этого старлея, да только в текущей ситуации он мне рассказывает очевидные вещи, а не я ему.

— Честно скажу, Фёдорович, в последнее время, ты мне нравишься всё больше. У тебя есть все шансы стать нормальным мужиком к нашему выпуску, — сказав, улыбнулся я.

— Серёга, давно я тебя не посылал.

Начинало вечереть, и дачный посёлок всё больше погружался в темноту. По возвращении на дачу, картина предстала перед нами не очень хорошая.

Играл из магнитофона «Спутник» вечный хит «Арабески» про полуночного танцора. За столом наши товарищи отсутствовали. Вместо них, в свете одинокой лампочки, свисающей с крыши навеса, горланили эту песню три пьяных поросёнка, измазавшихся в плове и остальной закуске.

— «Штаны Монтана — ага, ага. Купи мне мама — ага, ага...», — громче всех кричал Тёмыч, который, судя по активной жестикуляции, ещё мог что-то соображать.

Ниф-Ниф и Нуф-Нуф, они же Костя и Макс, слабо выполняли роль бэк-вокалистов. Завидев нас, поступило предложение отметить наше возвращение.

— Вам больше не наливать, это приказ, — улыбнулся Швабрин, аккуратно поднимая Костяна и указывая мне на Макса. — Давай их перетащим на кровать.

Придав горизонтальное положение первым двум поросятам, пришёл черёд третьего. Да только с Наф-Нафом, он же Тёмыч, оказалось всё гораздо сложнее. Как и в знаменитой сказке, третий представитель семейства свиноподобных оказался самым умным и... пошёл гулять, пока мы занимались укладыванием спать его товарищей.

— Иди сюда! — громко позвал его Швабрин, завидев, как Рыжов бежал в сторону забора, вытаптывая грядки.

— Не пойду спать. Я ещё не все песни спел, — убегая всё дальше, кричал Артём.

— Там яма! Стой! — позвал я Рыжова, но было уже поздно.

— Ну что за свин неаполитанский, — сказал Швабрин и заспешил вместе со мной к свалившемуся в яму с мусором Артёму.

— Для него начинает становиться доброй традицией, поваляться в яме с отходами, — смеялся я.

— Ба…его ж теперь ещё и отмывать надо?

— Я ж говорю, Фёдорович, ему не привыкать. Протрезвеет, сам помоется.

Подойдя к краю небольшой ямы, на нас смотрело расстроенное лицо Артёма, измазанное в каких-то пищевых отходах.

— Похоже, мой концерт на сегодня окончился, — расстроено сказал он, стряхивая с себя траву.

— Вылезай, Магомаев недоделанный. Сейчас пойдём воду греть. Только не знаю, насколько это нам поможет, — сказал Швабрин, снимая с ушей Тёмыча остатки сухой рыбы.

— Ничего. Главное, что мне сегодня к Свете... ик... не надо и телефона тут нет, — сказал Артём, в тот момент, когда его лицо осветили автомобильные фары.

К калитке подъехал ВАЗ-2106 «Жигули» морковного цвета. Это был автомобиль семейства Кузнецовых.

— Артём! Ты где? — вбежал на территорию дачи Иван Иванович, отец Светы.

— Мы здесь, — хором произнесли все трое.

— Ох, я спешил. Ваня привет, Сергей... ого! — начал здороваться с нами Кузнецов, но вонь, исходившая от Артёма заставила его прикрыть нос.

— Ничего, Иван Иванович. Привыкните, — сказал Швабрин.

— Так, это сейчас не самое страшное. Нам ехать надо, — сказал полковник, указывая на автомобиль.

— Куда? — снова хором произнесли все трое.

— Никаких отговорок не хочу слышать. Кажется, началось. Вы представляете, возможно, уже сегодня я стану дедом!

Глава 25

Подготовить будущего папашу к первой встрече с его ребёнком оказалось не совсем простой задачей. Тяжело отмывать такого свинтуса, да ещё и в холодной воде.

— Терпи Тёмыч! Нечего было по грядкам моим бегать, — приговаривал Федорович, сливая еле тёплую воду на Рыжова, который обмывался в «летнем» душе.

— Да, хооо... лооооддддно, — пытался передать свои ощущения Артём, но температура воды делала своё дело.

В это время Иван Иванович совершенно спокойно попивал чай на травах, сидя за нашим столом, с которого я в быстром режиме убирал остатки еды.

— Серёжа, не торопись. Без нас не родит, — говорил он. — Хороший чай. А какой повод-то был застолья?

— Товарищ полковник, не было застолья. Рыбалка у нас была, — крикнул я из дома, очень быстро пряча недопитый коньяк в кухонный шкаф.

— Мда, я думал вы нормальные ребята. Кто ж «на сухую» ходит на рыбалку? Вот у вас и клёва не было, что выпили мало, — наставлял меня Кузнецов, когда я вышел из дома.

К этому моменту банно-прачечные мероприятия Артёма закончились. Пахло от него стойким ароматом хозяйственного мыла вместо букета запахов компоста.

— Иван Иванович, без пяти минут папаша к выезду готов, — весело сказал Швабрин, представляя Кузнецову его зятя.

Дрожал Тёмыч как заяц перед дулом ружья. Горячий чай ему совершенно не помогал, а другой согревательный напиток вряд ли одобрит полковник.

— Серёжа, тащи коньяк, — сказал Кузнецов, показывая на дом.

— Какой коньяк? — решил закосить я под дурачка, но выглядело это очень глупо.