Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов
— Отходим!!! — ратник заорал мне прямо в ухо, схватив за правое плечо.
Плечо откликнулось болью, и я зашипел, скосив глаза. На форме расплывалось кровавое пятно. Да и круглая дырка в ткани намекала, что один из зубов уродца меня-таки зацепил. А значит, нужно колоть антидот, обезболивающее и обеззараживающее.
Вот только времени не было. В ухе трещал наушник, передавая команду «отход». То же самое орал ратник. Вои покидали позиции, оставляя на площадке бесполезный теперь пулемёт без патронов.
— Давай!!! Вставай! — ратник буквально заставил Мишу подняться.
А я, кривясь от боли, встал сам. Встал — и тут же пришлось снова падать, наплевав и на боль, и на новые ушибы… Просто я успел краем глаза заметить, как преодолел защитный купол какой-то огненный болид, летевший прямо к нам. Я даже успел прокричать Мише и ратнику, чьего имени не знал:
— Атака кудесника!.. Атака!..
Они не услышали.
Они сами орали, чтобы докричаться друг до друга.
Да и вокруг стоял постоянный грохот. А мой голос неудачно выдал петуха…
И, лёжа на настиле стены, укрытый парапетом, я выжил. Снаряд ударил совсем близко, расплёскивая смертельный огонь во все стороны. Я — выжил. А вот Миша и ратник — нет.
И мне оставалось надеяться, что в те недолгие шесть секунд, пока они прогорали до костей, им было не слишком больно. А на седьмой секунде рядом упал автомат Миши, четыре ноги и груда пепла с костями.
Я перевернулся на спину, сбивая вспыхнувшие на ней язычки пламени. А потом вцепился в Мишин автомат и пополз прочь.
— От-щ-щ-щ-им! Сед-щ-щ-щй щ-щ-щ-щток! — шипел поломанный наушник.
С настила для стрелков я буквально скатился. Сил идти почти не осталось. Кровь текла по руке тёплым ручейком и капала с пальцев, сжимавших оставшийся без штыка автомат. Второй автомат я держал левой, стараясь уберечь такой полезный штык из хладного железа. Ломкие они, заразы!..
Пока пересекал открытое пространство внутреннего двора, огибая туши убитых монстров и людей — сверху строчил пулемёт, выпуская остатки ленты. Я боялся, что не дойду. Но меня подхватили чьи-то руки и потащили к воротам в центральную часть крепости.
За спиной с грохотом взрывались мины, мешая трупы и землю в отвратительную кашу. Так надо! Солдаты Тьмы едят и лечатся. Но есть вперемешку с землёй они не станут.
— Седов, едрить тебя! Живой? — Степан Порфирьевич выскочил из ворот, помогая затащить меня внутрь.
— Миша мёртв, гын дес! — экономя дыхание, отозвался я.
И даже попытался выпрямиться.
Седов — моя фамилия в этом мире. А странное обращение к десятнику — дань боевой обстановке. В моей прошлой жизни шутили, что чем короче речь в боевых условиях, тем эффективнее работает армия. В принципе, оно и здесь так же. Поэтому и не пытались в бою выговаривать «господин десятник», а сокращали до «гын дес».
— Да как⁈ — взвыл Степан Порфирьевич. — Вы же рядом были!
— Кудесник… Огнём… — пояснил я. — Мишу и ратника…
— Что с плечом? — десятник увидел рану, и трупы его резко перестали волновать.
— Зубом проткнула какая-то дрянь… Неизвестная… Нужно…
— Тащите его в лекарню! — коротко приказал он кому-то.
И меня потащили. Сил шевелить ногами-то уже не осталось. Я, конечно, пытался — хотя бы из чистого упрямства и гордости. Но это так, если честно, больше для виду.
— Федя! Федя, ты как? — подбежал Егор и занял место по правую руку, заменив бойца из другого десятка. — В лекарню?
Это он у второго моего «носильщика» спрашивал. Тот, видимо, ответил кивком, потому что слов я не услышал.
— Пошли, брат! Пошли! — подбодрил меня Егор. — Дыра в плече — это фигня. Главное, что голова цела! Будет, куда есть!
— Ага! — я невольно улыбнулся дурацкой шутке.
— Вот! Я всегда знал, что ты любишь поесть! — тут же нашёлся Егор, раскрывая дверь лекарни и помогая втащить туда мою тушку.
Внутри меня усадили на стул. Подскочил санитар, осмотрел и ощупал плечо, пока я морщился и пытался сдержать слёзы боли.
— Давайте его на кушетку! И форму режьте! — приказал санитар. — Надо плечо обработать.
Форму Егор срезал армейским ножом. И зло выругался, когда моё плечо, наконец, оголилось. Я скосил глаза и понял: есть веские причины. На коже вокруг дырки проступала тёмная сеточка вен. Очень нехорошего вида.
— Это ничего, брат… — ободрил меня Егор. — Ща вколют тебе что-нибудь убойное, и пойдёшь на поправку!
— Что тут? — подошёл лекарь, глянул на плечо. — Вены проступили — плохо. Ванька, антидот тащи! И обеззараживающее! И… Противовоспалительное! Витамин! Обезбол! Сшиватель! И стимулятор!
— А стимулятор-то зачем? — удивился Егор.
— Господин сотник сказал всех раненых обратно на ноги ставить, — пожал плечами лекарь. — А больше ничего не знаю.
— Федь, ты держись! Сейчас тебе хорошо сделают! — бросил мне Егор, прижимая руку к уху с динамиком.
В моей поломанной таблетке тоже что-то шипело голосом сотника. Вот только ни единого слова разобрать не удалось.
— Чего там? — спросил я, когда шипение утихло.
— Сказал, что будем отходить, — Егор нахмурился. — Вроде как лучи подорвут сейчас. Останемся в центре и попробуем прорваться на сто двенадцатую заставу.
— А толку-то? — нашёл я в себе силы удивиться.
— Говорят, там ещё боеприпаса полно. Им буквально за день до этого склады под завязку набили, — пояснил Егор.
— Мишку сожгло… — нашёл я момент, чтобы сообщить другу. — Только ноги остались и автомат, вот… А мне бы патронов.
— Я сейчас на склад сбегаю, возьму тебе и себе. И сдам автомат без штыка, — согласился Егор.
— Лучше штык переставь, я к своему привык, а мне… — не договорил я, чувствуя, что ворочать языком всё тяжелее.
Но в этот момент появились лекарь с санитаром и взяли меня в оборот, не дав договорить. Уложили на кушетку, вкололи антидот, анестезию, обезбол и ещё что-то. Плечо занемело быстро. И когда, стягивая края раны, заработали сшивателем — я хоть и чувствовал боль, но хотя бы не так остро.
А потом мне в задницу вкололи стимулятор, и в
