Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир
Дядя Коля, видимо, тоже понял, что без слов тут всё равно не обойтись. Обманчиво душевным голосом он как бы в раздумье начал:
— Допросить, говоришь? Заняться, говоришь, нечем? Спасибо, конечно, только это не у тебя ли сроки по арестантскому делу горят, а в бумагах конь не валялся? Не за тебя ли с твоего шефа сегодня на совещании стружку снимали?
Вот от этих слов следователь забеспокоился. Видно было, что аргументы в своё оправдание ищет, а заодно боится, что будоражащая кровь шабашка уплывает из рук. Но сказать ничего не успел, поскольку Николай Иванович продолжил:
— Так что уж лучше ступай по своим делам, пока я Рябинину не позвонил. Он, наверное, не остыл ещё после совещания и твою прыть по достоинству оценит.
После таких слов настаивать на своей помощи Утягин не решился и тихонько отбыл, не солоно хлебавши.
— А что за совещание? — поинтересовался я.
— Да не было никакого совещания. — ухмыльнулся дядя Коля. — Это я так. Но попал, как видишь. Чтобы у следака да не было проблем со сроками, ни в жисть не поверю. А теперь давай ближе к телу, как говорил Ги де Мопассан.
Эта дурацкая присказка про Мопассана в последнее время активно встраивалась к месту и не к месту в наши разговоры, но в данном случае проявилась уж очень двусмысленно. Мы оба почувствовали неловкость от этого и постарались дезавуировать её активной проработкой дальнейших действий по установлению злодея.
* * *От заявления в милицию Галина не отказалась даже после общения с Варфоломеем Леонтьевичем, старшим прокурорским следователем. Это было гарантированным подтверждением твёрдости её намерений. Варфоломей Леонтьевич, человек уже достаточно преклонного возраста (по крайней мере на мой взгляд), за бесконечным числом расследованных дел подобного свойства давно уже утратил иллюзии о необходимости деликатного метода ведения допроса. Как правило, это оказывалось полным шоком для потерпевших, а иногда и поводом отказаться от заявления. Дамы в процессе допроса и необходимости отвечать на такие вопросы, которые и с сокровенной подружкой не решились бы обсуждать, начинали понимать происшедшее в совершенно новом свете. Не каждой оказывалось под силу следовать этим путём дальше.
Тем не менее в такой тактике следователя были свои резоны. Проделикатничай на данном этапе, не задай коробящий жертву вопрос, пожалей её — и, глядишь, упустишь какую-то важную деталь, которая в последующем принесёт тебе кучу хлопот, а то и дело развалит. Извиняло, пожалуй, Варфоломея Леонтьевича некоторым образом то, что беседу он вёл настолько равнодушным тоном и любую информацию воспринимал настолько без удивления, что можно было представить, что перед тобой и не человек вовсе, и от этого делалось немного легче.
Как бы то ни было, твёрдость позиции потерпевшей даже вызвала у нас некоторое уважение, несмотря на стопроцентный глухарь, который она дарила нам. Такие немотивированные на первый взгляд преступления перспектив к раскрытию практически не имеют. Идентифицировать человека по ДНК ещё не научились (это я уже понял из текущей жизни), болтать про такие подвиги злодей не будет, тема не та. А если он у жертвы ничего не взял, чтобы потом реализовать, так и вообще труба. Тем не менее делать что-то надо.
План первоочередных действий возник такой. Вечером устроить засаду в комнате потерпевшей на случай, если вдруг этот идиот и действительно явится в гости, как обещал. Мы все: и дядя Коля, и я, и привлечённый для этой работы Санька Барыкин, прекрасно понимали, что это, конечно, чушь собачья. Никто никуда не придёт и приходить не собирался. Врал он всё. И врал только для того, чтобы жертва, очухавшись, не побежала сразу в милицию. Сбить её с толку старался, что это и не изнасилование вовсе, а пролог долгих и чистых отношений. Ну, начались не очень комфортно, что тут скажешь, зато впереди — беспредельное счастье. Вдруг сработает?
Придя в себя после допроса прокурорским следователем, Галина и сама вполне здраво рассуждала, что ждать обещанного визита не приходится. Только вот засада всё равно была неизбежна. Представляете, мы не отреагируем, а этот крендель возьмёт, да и придёт. И что тогда?
Вот поэтому мы с Санькой провели этот вечер, отпиваясь чаем в микроскопических апартаментах Галины. Проникнуть на место удалось без соседских глаз и ничем не нашуметь, пробираясь среди многочисленного полезного барахла, не вместившегося в комнаты жильцов. Особо делать было нечего. Комната на четвёртом этаже без балкона, через окно не зайдут. Так что сиди, отдыхай, жди посещения обычным образом, через дверь, или что хозяйку вызовут через соседей. Оставалось только следить, чтобы наши тени не падали на шторы окна.
Галина поначалу бучилась, была вся как сердитый ёжик, но потом, когда поняла, что вести с ней разговоры о происшедшем милиционеры не будут, оттаяла. Мы пили чай, вполголоса (чтобы не услышали соседи) болтали о пустяках, а всё, что надо, нам было известно и так из протокола допроса, скрупулёзно оформленного следователем. Я же в конце концов и вовсе закимарил на диванчике, возложив всю ответственность за бдения на Саньку. И никакие происшествия мой сон не потревожили.
На следующий день нам предстояло изменить тактику. Было решено: пусть Галина вечерком пройдётся по тому маршруту, где её изловил злоумышленник, прогуляется около своего дома и вообще всячески побудет на виду. Нашей задачей было незаметно сопровождать Галину и задержать злодея, буде таковой объявится. В напарники я опять подтянул Барыкина.
Уже в конце дня меня как бы случайно выловил в коридоре Утягин.
— Ну что, ну как вы там? Не поймали никого? –начал он, и было сразу понятно, о каком происшествии идёт речь. Но я притворился:
— Кого никого?
— Ну как же? — удивился Утягин. — По изнасилованию по этому. А оно вообще было? Или девке понравилось, и она теперь вот ищет своего кавалера, чтобы это… ну… сам понимаешь…
И гнусный Утягин произвёл известный всем мужикам на свете жест, похлопав ладонью одной руки по кулаку другой. Сто чертей! Так, кажется, говорил ещё не появившийся, наверное, советский кино-Д’Артаньян. Ну как может мужик дойти до такого состояния? Он и не спал сегодня, наверное, моделировал небось картинки всякие. Вон, до сих пор отойти не может. Мне стало противно.
— Дурак ты, Утягин, и не лечишься.
И я отодвинул страдальца со своего пути. Вдогонку послышалось что-то невнятное, но я не стал обращать на это внимания.
Глава 3
Уважаемые товарищи потомки…
Если кто считает, что сыщик каждый день погружён в погони и перестрелки, так и нет, как говорят у нас в Одессе. Да-да, именно у нас, в нашей огромной и могучей стране, где первому, кто скажет, что Одесса-мама — это зарубежный город, без лишних слов отшлифуют физиономию.
Однако, продолжим про каждодневную работу сыщика. Бумаги, совещания, на которых главная оценка твоей работы — это в основном «мало и плохо», беготня из конца в конец города, чтобы выловить кого-то, кто в конечном счёте окажется совсем не полезен для тебя, и т.д. и т.п. — вот что в значительной степени наполняет его рабочий день. Волка, как известно, ноги кормят. Но это и про нас, сыщиков. Не случайно порой словечко «набегал» оказывается синонимом вполне приличного слова «раскрыл». Хорошо ещё, что не обязали пока сотрудников милиции платить за проезд в общественном транспорте, хватает удостоверения на случай возникновения контролёров. А то жить бы оказалось не на что.
Вот и сейчас мне требуется срочно набрать всяких справок и объяснений, чтобы разрешить несколько текущих материалов, выбрось которые в урну с самого начала, и ничего плохого не случилось бы. Но «полнота учёта происшествий» — это неусыпная и трогательная забота нашей любимой прокуратуры. Не запиши какую-нибудь хрень в КУП (Книга учёта происшествий), и ты уже нарушитель социалистической законности со всякими неприятными последствиями такого позорного клейма.
