Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
Контр-адмирал доложил. Лазарев внимательно меня изучал, как лоцию морских течений перед битвой.
— Голубчик, Константин Спиридонович! — вдруг сменил он тон на отеческий. — Я тебе приказывать не могу. Ты эриванец, краб сухопутный, а я лишь в морях повелеваю. Конечно, не велика хитрость Раевского попросить, чтоб он тебе боевою задачу поставил. Но не по чести так с тобой, с геройским офицером, поступать. Но знай: только что, — он потряс в воздухе листком бумаги, — поступила ко мне депеша из Сухума. Славные эриванцы, твои однополчане, спасли моих моряков с брига «Варна» и корвета «Месмеврия». Отбили спасшихся членов команды от нападений горцев. Грудью своей закрыли. И жизней не пожалели. 46 человек убито, 130 ранено. Восемь человек утонуло. Вот же горе-то какое! — адмирал прервался, всхлипнул по-стариковски, вытирая слезу. — Но спасли. Почти всех спасли! Лишь 10 членов экипажа и капитан второго ранга Рошфор попались в плен. Из команды корвета черкесы захватили лейтенанта Аполлинария Зарина, штурмана Аполлона Горюшкина, юнкера Филатова и восьмерых матросов.
Рошфор? Я не ослышался? Та самая сволочь, что съездила мне по зубам в стенах этого здания?
Лазарев замахал на меня рукой.
— Знаю, о чем подумал! Знаю, что с тобой поступили несправедливо. Знаю, как Антошка отличился! Коста! Disc’r pati. Учись терпеть[2], — Михаил Петрович стал со мной запанибрата, словно приглашая в ближний круг. — Отбрось обиду! Видишь же, я с тобой честен! Ничего не скрыл! Спаси моих офицеров!
Я вздохнул. И чего, спрашивается, комедию ломать? Как я могу отказать ТАКОМУ человеку⁈
Мне оставалось лишь согласно кивнуть.
— Какие просьбы? Пожелания? — тут же сменил тон Лазарев.
— Касательно операции нужно посыльное судно в моем распоряжении.
— Люгер «Геленджик» устроит? — тут же откликнулся адмирал.
— Лучшего и желать нельзя! Лейтенант Алексеев! Старый знакомый!
— Гхм… Выходит, не все я знаю про свой флот, — крякнул Лазарев.
— Дела разведки, Ваше Превосходительство! — тут же прикрыл я несчастного капитана люгера, которому из-за меня уже немало досталось.
— Понял. Не дурак! Дурак бы не понял! — выдал банальщину прославленный флотоводец. — Еще что просишь?
— Золото или серебро для выкупа и соль!
— Соль? — удивился адмирал.
— Простых моряков будем на соль менять!
— Вот это по-нашему! Просоленные морские души в самый раз за соль пойдут! — хлопнул по столу развеселившийся Лазарев. — Ну, а себе что попросишь?
— Мне бы с семьей повидаться. Хотя б на сутки…
— Ну, а я что говорил? — хитро прищурился адмирал, обращаясь к Эсмонту. — Все планируй заранее! Один из моих принципов! Чтоб мы делали без старины Сальти? Хоть и плох совсем старик, но тебя, Коста, сдал с потрохами. Сутки тебе даю своей командирской волей. И не просто сутки! Твою семью уже везут на мыс Фиолент! Там у меня дачка. Немного не достроена, но жить можно. В Севастополе ведь с гостиницами еще беда. Не добрался я пока до этой проблемки. Так что жалую тебе с адмиральского плеча день пребывания на адмиральской даче! — расхохотался Лазарев, сбросив на мгновение свой вечно недовольный вид.
… Адмиральская дача не поражала. Скромный двухэтажный каменный домик, шесть на три сажени, с недостроенными галереей и одноэтажным флигелем. Четыре комнаты с кухней посередине крутого склона, над которым возвышался Георгиевский монастырь. Полы, как палуба на корабле. Три печи. А главное, вид. Вид на бухту — ошеломляющий! Кристально чистое море и бухта Фиолент с тремя скалами, похожими на зубы дракона. Впрочем, и сильно уменьшенный дракон тоже присутствовал в виде скального образования. Тихое, намоленное место. Место отдохновения от трудов. Место для размышлений. И лучшее место для встречи с любимой.
Я прибыл в бухту как фон-барон, как Садко, богатый гость. Почти на собственной яхте. Не на адмиральской, конечно. На люгере «Геленджик», выделенном в мое полное распоряжение на первом этапе плана, придуманном де Виттом и доведенном до ума мною с Проскуриным.
Стоило мне оказаться на борту, как бедный лейтенант Алексеев дернулся и отшатнулся. Он узнал меня мгновенно. Не забыл о памятной встрече в Бомборах в кабинете генерал-майора Пацовского и про перевозку нашей группы в Поти.
Еще больше его напугала моя реакция. Я бросился к нему с объятиями.
— Иван Тимофеевич! Как я рад тебя видеть! Да полно же! Не будь букой! Ведь ты, считай, как добрый Гименей, вез меня с будущей супругой к нашему счастью!
Лейтенант пристально рассмотрел мой иконостас. Хлопнул себя по лбу. И широко, от души улыбнулся.
— Вот же я якорь! Ну, конечно! Ведь были мысли! Разведка, значит?
— Она самая! Так — что? Обнимемся?
Мы обнялись как старые друзья. Похлопали друг друга по плечам. И сразу договорились перейти на обращение по именам.
— Какие будут указания, господин поручик?
— Ваня, ну какие, к черту, указания⁈
— Не табань, Коста! От адмирала поступило четкое указание. В полное распоряжение!
— Тогда давай моего человечка с брига «Телемак» захватим и отправимся в Фиолент.
Несчастный Бахадур все отлеживался на бриге. Поправлялся после эпического удара по его бедной головушке кофель-нагелем. Мы аккуратно его перевезли на люгер. И двинулись на выход из Севастопольской бухты. На встречу с Тамарой. Я заранее предвкушал головомойку с рукоприкладством за то, что недоглядел. За то, что в столь неподобающем виде верну ее защитника и любимчика.
… Душа моя, Тамара, стояла на берегу. С бутылочкой в руках. Завидев «Геленджик» и меня, стоявшего на носу, замахала рукой. Я долго махал в ответ. Пока меня своим смехом не остановил Ваня.
— Коста, мы не раньше, чем через полчаса, пристанем. Не устанешь?
Я угомонился.
Ваня был прав.Через 30 минут причалили к самому берегу. Я быстро сбежал по сходням на землю. Тома, уже стояла напротив. Ну, наконец-то. Жёнушка любимая! Крепко обнялись до хруста в костях. Застыли в длинном поцелуе, ни на кого не обращая внимания. Еле оторвались, заслышав сзади шаги Бахадура, а потом его довольный клёкот. Тамара бросилась к нему.
— Бахадур!
Но тут же остановилась, заприметив повязанную голову. Запричитала.
— Что? Что случилось? — была напугана, обнимая алжирца. — Тебя ранили? Коста!
Ну, конечно! Фурия уже обернулась на меня. Смотрела гневно. Не уберёг, видите ли, её любимчика.
— Тамара, ну что ты сразу начинаешь? — пытался я по-хорошему.
— А я еще не начинала! — осадила меня жена. — Что с ним? Как это случилось? И почему ты позволил этому случиться?
— Тома, люди смотрят! — я перешёл на шёпот.
Действительно, чуть ли не вся команда люгера не отказала себе в удовольствии понаблюдать, как славный герой, личный посланец адмирала, которому отдали в услужении их всех с кораблём в придачу, словно школяр стоит и переминается с ноги на ногу перед хрупкой девушкой.
Томе и на это было наплевать. Уже собиралась ответить, как умела, но выручил Бахадур. Мягко схватил её за локоток, повернул к себе.
— Он не виноват, Тамара, — начал объяснять. — Я — дурак. Проспал. Не заметил.
— Да? — Тома пристально смотрела на алжирца, подозревая обычную мужскую солидарность в его признании вины.
— Клянусь! — выражение голубых глаз Бахадура сейчас могло служить аллегорией самого правдивого взгляда в истории человечества.
— Хорошо, — смилостивилась царица. — Ранили?
— Нет! — вступил я. — По голове дали деревяшкой. Сотрясение мозга!
Тут неожиданно Тамара схватила Бахадура пальцами за обе щеки, растянула их, как меха гармошки.
— Ух! Негодник! Напугал!
Потом обняла его. Бахадур, борясь с выступившими слёзами, нежно гладил Тому по спине.
«Никуда он уже от нас не денется! — с улыбкой думал я, наблюдая за ними. — Был бы я один, еще ладно. Может, и задумался бы. Вернулся на родину, завел семью, остепенился. Но Тамару он не бросит никогда! Его никто так не любил, как она его. Никто не трогал его сердца так, как она! Что — не удивительно! Эта фифа кого хочешь вмиг возьмёт в оборот!»
