Чемпионы Черноморского флота (СИ) - Greko
Вася чуть не брякнул: «Служу России!» Удержался в последнюю секунду. Его промашки все равно никто бы не заметил. Все переводили дух, подставляя лицо косым струям дождя.
Ближе к собачьей вахте на пляж выплыл матрос с «Язона». Ошалевший, он долго приходил в себя. Не обращал внимания на тормошивших его офицеров. Они спрашивали о судьбе парохода. Наконец, он нашел в себе силы ответить:
— Котлы залило водой через выбитые люки. Стали дрейфовать. Сели на мель. Хорошо встали. На прямой киль. Все поднялись на ванты. Кабы не другой корабль, могли бы и спастись.
— Как? Что? Какой корабль? — понеслись лихорадочные вопросы.
— Купец! Его бросило на грот-мачту! Все погибли.
Стоило забрезжить рассвету, всему лагерю открылась страшная картина, но не столь ужасная, как нарисовал спасшийся моряк. Кроме «Язона» на рейде кораблей не было. Но пароход еще держался. Его верхняя палуба была полностью залита водой. Ванты, включая злополучную грот-мачту, были облеплены людьми, цепляющимися из последних сил и борющимися с волнами и ветром. Он донес до лагеря слабое «ура». Моряки «Язона» передали свой последний привет.
Ураганный ветер унес могучее ответное «ура» вглубь Кавказа. Тысячи людей на берегу с бессилием и тоской наблюдали, как порой ужасно может поступить море с теми, кто считает его своим родным домом. Все сжимали кулаки, не имея возможности прийти на помощь геройски гибнущей команде. На глазах всего отряда какой-то офицер и несколько матросов бросились в воду и попытались спастись вплавь. Все погибли. Их тела унесло в море.
Стон отчаяния вырвался у беспомощных наблюдателей. В воду полетели доски и бочонки. Попытались спустить лодки. Все было выброшено обратно на берег безжалостными гигантскими волнами. Не более 25 саженей отделяло пароход от спасателей, но столь малое расстояние оказалось непреодолимым. Чтобы создать точку опоры, притащили чугунное 12-фунтовое орудие на крепостном лафете. Дождавшись отливной волны, пушку выдвинули вперед. Первая же волна отбросила орудие и лафет как пушинки.
Ветер крепчал. Пароход било килем о грунт. Мачты вот-вот были готовы обрушиться. Особенно, грот, у которого с одной стороны были срезаны ванты ударом «торговца». Начальник артиллерии капитан Кольбе предложил перебросить шнур на ракетах или с помощью незаряженных гранат. Попытались выстрелить ими из горных единорогов и ручных мортирок. Или шнуры рвались, или ветер отбрасывал ракеты и гранаты. Спасения, казалось, не было.
Отчаявшийся лейтенант Данков и еще один матрос с «Язона» снова попытались повторить попытку своих товарищей и броситься в море. Матрос запутался в такелаже. Офицер зацепился ногой за болтавшуюся веревку. Несчастного ударило о мачту и размозжило ему голову. Та же участь постигла и матроса. Вид двух качавшихся в воздухе окровавленных тел — одно вниз головой, а другое, висящее за руку — вызвал всеобщий крик. Безумный театр под открытым небом с омерзительной и фантастической программой!
Редкий пример самопожертвования подал матрос парохода Жадыхань Ягунов. Он расположился в удобном месте повыше на мачте. Под ним оказался офицер, которого всю ночь окатывало волнами.
— Уступи мне место! — приказал начальник.
Матрос безропотно повиновался. Подал руку, помог офицеру взобраться. Сам спустился ниже и тут же был смыт волной. Но провидение хранило смельчака. Его вынесло на берег. Он встал на ноги, сплюнул соленую воду и перекрестился. Впоследствии он получит георгиевский крест.
За благородным матросом доплыл до берега артиллерийский унтер-офицер Качанин с веревкой в зубах. Его, лишившегося чувств, подхватили у самого берега. С трудом разжали челюсть, чтобы освободить конец из раскрошенных зубов. По бечевке завели канат на пароход. Началась эвакуация тех, кто смог добраться до троса. Но были и те, у кого такой возможности не оказалось. К канату могли спуститься лишь висевшие на грот-мачте.
— Ну же! Ребята! Есть же возможность спасти людей! — закричал каперанг Серебряков.
Нашлось несколько охотников попытать счастье. С ними вызвался и Вася. Он отдохнул после ночного купания. Ветер ослабил свой напор. Но более всего на него подействовали слова Раевского. Генерал, стоя по колено в воде, закричал:
— Эй, молодцы, 500 рублей тому, кто спасет капитана![1]
У Васи не было и медной копейки за душой. Обвязавшись веревкой, он смело кинулся в прибой. За ним поспешили казачий урядник Григорий Подрезов, казак Степан Харченко и унтер из навагинцев Калина Бурьянов. Несколько раз волна выкидывал их на пляж. С четвертого раза морская стихия покорилась смельчакам. Более 20 человек удалось переправить по заведенным канатам. Нескольким матросам не повезло. Они спрыгивали в море, но попадали на залитую водой палубу и разбивались.
Вася с казаками дотащили до берега не умеющего плавать капитана Хомутова. Раевский оценил.
— Слово чести! Деньги ваши. Поделите по-братски!
Измученный Хомутов лежал на песке. Из последних сил он протянул руку к гибнущему пароходу.
— Там Шоу! Машинист-англичанин. Не умеет плавать, — сказал капитан и потерял сознание.
— Ребята! Еще один рывок! — обратился Раевский к спасителям Хомутова.
И Вася, и казаки отрицательно покачали головами. Борьба с волнами здорово их измотала. Даже предложи Раевский еще больший куш, они бы не рискнули.
Раскачивавшиеся окровавленные тела Данкова и матроса били по лицу несчастного Шоу. Он болтался на вантах, оцепенев от ужаса. Его долгополый незастегнутый сюртук и длинные кудрявые волосы развевались на ветру. Добравшийся до него новый доброволец с превеликим трудом расцепил пальцы англичанина. Перевязал его веревкой. С трудом столкнул в воду. Почти захлебнувшегося Шоу вытащили на берег. Откашляв соленую воду, машинист поднял покрасневшие слезящиеся глаза на Раевского.
— После бога — вы, генерал!
Раевский, а вслед за ним и все остальные, дружно захохотали. Напряжение спадало. Все, что было в человеческих силах, сделано. Люди, пусть и не все, спасены. Последнего обеспамятевшего матроса с «Язона» притащил на себе кузнечный подмастерье Тенгинского полка Игнатий Поляков.
Теперь стало понятно, что выбросившиеся на берег в пределах лагеря «купцы» легко отделались. Несколько погибших, чуть больше покалеченных и нахлебавшихся водой.
С военными кораблями все вышло куда суровее. Они до последнего сражались со стихией. Но шторм победил. На «Язоне» погибли лейтенанты Григорий Данков и Пётр Бефани, мичман Пётр Горбаченко и 38 нижних чинов. Еще двое матросов умерли впоследствии, не перенеся страданий. Ушибы и повреждения глаз — не в счет. Оставалась неизвестной судьба экипажей брига «Фемистокол» и тендера «Луч». Их утащило в сторону Туапсе. Туда, где засели черкесы. Их нужно было выручать. Пока боролись за жизнь экипажа «Язона», о бриге и тендере как-то позабыли. Но грохот пушки с правого берега Туапсе подал четкий сигнал: спасательная операция не закончена.
Коста. Севастополь, 14–15 июня 1838 года.
Лазарев нас принял без промедления. В приемной не держал. Свое напряженное совещание он уже успел завершить и теперь чаёвничал.
Пока он прихлёбывал чай с капелькой рома из большой адмиральской кружки с гербом, я успел осмотреться. Кабинет не поражал. Нет, я, конечно, слышал, что главноначальствующий над черноморским флотом предпочитал жить и работать в Николаеве. Там был и большой дом, и канцелярия. Но все равно. Как-то уж слишком скромно. Не по-адмиральски! Где модели парусников? Шлюпа «Мирный»? Литографии Наваринской битвы с изображением славного подвига линейного корабля «Азов» с георгиевским флагом на корме? На худой конец, можно было карты Антарктиды к стене пришпилить. Или большой глобус у стола поставить. Лишь книги в шкафах с одинаковыми красивыми переплетами, отмеченные гербовым экслибрисом адмирала…
— План утвердили? — прервал мои рассуждения Лазарев.
— Утвердили, Михаил Петрович! — подтвердил радостный Эсмонт.
— Давайте в общих чертах, без подробностей.
