Тамо далеко (1941) (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит
Закричали женщины, кто-то заорал паромщику «Ходу! Ходу!», задергались и заржали лошади.
Второй взрыв бухнул вдалеке, накрыв нас лишь мелкими брызгами, а вот третья бомба легла почти под кормой, крепко встряхнув нашу лоханку.
От четвертой заложило уши, сорвало ограждениея и бившаяся в постромках лошадь свалилась за борт, утянув за собой и телегу, и вцепившегося в поклажу возчика.
Пятая бомба попала.
Грохнуло так, что панические крики я услышал даже сквозь вату в ушах — вверх и в стороны летели куски борта, кровавые ошметки, вещи и мусор. Несколько человек выбросило в воду, баржа быстро кренилась и повозки одна за другой съезжали в воду.
— Златка! Зорка! — страшно заголосила женщина, мертвой хваткой державшая третью девочку.
Я оглянулся на вопль — отца девчонок не видно, их самих тоже. Кинул взгляд на воду — увидел две детские головки с раскрытыми в крике ртами и уже ни о чем не думая, сбросил пиджак и сиганул за борт.
Мать моя женщина!!!
Вода холоднющая, шпарит не хуже кипятка!
В три гребка я достал первую девочку, по инерции дотащил ее ко второй…
И понял, что попал — плавать в стылой воде, в одежде, в ботинках, когда обе руки заняты детьми, почти невозможно! Но есть бог на небе — несколько разрывов подняли волну и она толкнула нас к берегу, до которого оставалось от силы метров тридцать.
Только бы дотянуть, только бы дотянуть! Я молотил ногами, пихал девчонок и даже не заметил, когда прекратился налет.
Ну, еще немного… И хоть бы помог кто!
Волна захлестнула раскрытый рот, я заперхал, пытаясь выплюнуть ее и чуть не ушел под воду с головой.
Давай, давай! Из последних сил я боролся с течением, так и норовившем унести нас в сторону, но силы понемногу оставляли меня. Как некстати будет утонуть…
Я снова хлебнул воды, вынырнул, судорожно разевая рот, почти паникуя и… и нащупал ногами дно.
Дальше я вытащил девчонок не мелководье, навстречу по колено в воде добежали люди, приняли обеих, а я дополз до берега на карачках и упал ничком, выплевывая воду.
Нахрен такие приключения, валить надо отсюда, и побыстрее…
Понемногу начал пробирать холод, а моя шинелька сейчас плывет в Черное море или вообще лежит на дне. Я с грехом пополам поднял себя на ноги, стащил и выжал рубашку и взялся было за штаны, но меня снова сотряс приступ кашля.
Черт, холодно-то как!
Я огляделся в поисках чего-нибудь накинуть — кругом кипела суматошная деятельность, ей пытались руководить двое полицейских, откуда-то появился десяток солдат и санитарная машина. Лощеный шофер, потерявший кепку, стоял со стеклянными глазами у кромки воды, мычал и нелепо тыкал руками туда, где над водой торчал угол крыши почти целиком ушедшего под воду автомобиля. Между полузатопленным паромом и берегом уже сновали семь или восемь лодок.
Ага, пытаются вывезти уцелевшее.
— Вот он! — раздался женский крик.
Ко мне бежала тетка, умудряясь держать за руки сразу трех девочек, две из которых были по макушку закутаны в одеяла или попоны. За ней бежали Йован, полицейский, два солдата, возчики и санитар.
Меня тормошили, тетка визгливо рассказывала, как я спас ее Златку и Зорку, мужики хлопали меня по спина, кто-то влил в горло ракии, отчего я чуть было не помер сразу, до того крепка! Санитар понемногу перехватил управление, растер меня той же ракией, по его приказу натащили тряпок…
Минут через пятнадцать я согрелся и даже обрел овчинный кожух, презентованный мне Йованом. Откуда уж он его достал, я и не спрашивал — вон сколько бесхозного барахла образовалось, поди, человек тридцать бомбежку не пережило…
Йован присел рядом, достал свою баклажку, гулко глотнул и передал мне.
— И как дальше-то будет?
— Продадут генералы, — резко ответил я, хлебнув ракии. — Займет страну немец.
— А делать-то что? — оторопел возчик.
К нашему разговору прислушивались и сидевшие рядом. Я огляделся — полицейские и занимались грузом с парома и малость повысил голос:
— Не боятся! Оружие добывать и прятать, в плен не сдаваться, а расходиться по домам.
Что еще я мог посоветовать сербам? Не бежать же со мной в Аргентину.
Глава 3
В Белграде все спокойно
После ракии сон пришел почти мгновенно, но лучше бы и не приходил — навалился кошмар, будто я потерял ключи от моей холостяцкой квартиры в Москве. Причем в подробностях, был у меня похожий эпизод — пришлось вызванивать уборщицу, ехать к ней через весь город и забирать ключи. Только во сне уборщицы не оказалось, зато я незнамо как очутился в квартире и перевернул ее вверх дном, но вместо ключей нашел паспорт и пистолет.
Проснулся, оглядел безумными глазами комнату смедеревской механы — постоялого двора, выдохнул… Кругом сопели возчики и прочий люд, завернувшись в овчинные кожуха или пропотевшие куртки-антерии. Кожаные опанаки и нестиранные шерстяные носки воздуха тоже не озонировали.
Осторожно выбрался на предрассветный двор, соображая, с чего бы такие сны. Ну, с квартирой понятно — домой хочу. Потерянные ключи — обратного ходу нет. Пистолет — кругом война, нужно оружие, подсознание шепчет. Паспорт… И тут я прям вздрогнул: а насчет паспорта оно ведь практически орет — документов же у меня нет, утопли с пиджаком…
Мать вашу, хреново-то как!
Парень призывного возраста, да еще в собранной с миру по нитке явно не городской одежде, да без бумаг — ну явный же уклонист, при объявленной всеобщей мобилизации любой патруль без вопросов загребет меня в рекруты.
Я плеснул в лицо холодной воды из рукомойника и постарался успокоиться. Все равно другого варианта, кроме как пробираться к матери Сабурова в Белград, нету. А вот Йован сопроводиловку из корпуса сохранил и даже две телеги имущества собрал, хоть и намокшего. Мало того, он еще с полицейских стряс справку, что остальное утонуло при бомбежке, форс-мажор и все такое. Правда, судя по разбухшей котомке Йована, часть барахлишка утонула вовсе не в Дунае. На это я ему и намекнул, когда возчик проснулся, а дальше мы договорились — я закрываю глаза, а он довозит меня до места.
Дорога на Белград с каждым часом все больше походила на фильмы о 41-м годе: чем ближе к столице королевства, тем плотнее поток беженцев навстречу. И не только важные господа на личных авто, набитых ухваченными впопыхах ценностями, но и люди попроще, кто мог себе позволить выбраться из-под бомбежек. Ехали на чем нашлось: на телегах, ландо и велосипедах, шли рядом, держась за повозки, в запыленных пальто и куртках, стискивая в руках чемоданы, мешки и узелки.
Поток в город, как ни странно, тоже имелся, но по большей части военный — грузовики или возы, зеленые мешки или ящики, солдаты строем или мотоциклы посыльных, даже один броневичок нас обогнал.
Небо время от времени вздрагивало от гула, а далеко-далеко, у самого горизонта я пару раз углядел немецкие эскадрильи, идущие на Белград.
— Ништа, ово не Дунай, на суше не потопнем! — подбадривал себя возчик.
— Ты, дядька Йован, коли немец налетит, бросай вожжи, беги подальше от дороги и падай в какую яму или канаву.
— Телегу, значит, бросить? Ты как, сам такую дурь придумал или подсказал кто?
— Подсказал. Так нас в корпусе полковник Чудинов учил, при налете на колонну рассредотачиваться и укрываться, — легализовал я свои знания.
— Господине пуковниче? — хмыкнул Йован и задумался, тревожно обозревая в небо.
Наука эта пригодилась за день дважды и, как оказалась, пошла впрок, хоть и не сразу. От первого, одиночного бомбера возчик удалялся степенно, поглядывая на повозку и лишь посмеиваясь над той скоростью, с которой я рванул подальше. Зато когда рядом с дорогой взорвалась первая бомба, Йован помчался, как ужаленный. Потому часа через полтора при виде следующей тройки немцев возчик, не дожидаясь моего тычка, сиганул на обочину и рванул широкими скачками к ближайшей ямке, неслабо меня обогнав.
Пока я добежал, он устроился поудобнее и даже с видом старого, опытного воина принялся перевязывать кожаные оборы, державшие на ноге опанаки. Но тут на дороге загрохотали разрывы — бомберы вывалили свой груз ровнехонько по оси, накрыв кучу повозок, людей и машин. Страшно закричала раненая лошадь, заплакали женщины и тонко, на одной ноте завизжал мальчик лет пяти, которому оторвало ногу.