Гридень 7. Завоеватель - Денис Старый
— Ты говоришь, словно не своими словами. Кто рядом с тобой? С кем ты постоянно говоришь обо мне? Кто тебе первым рассказал, что русские корабли приближаются к Константинополю и что я на одном из них? — засыпал я вопросами Евдокию.
— Ответь, воевода, на мой вопрос о твоем сыне! — потребовала императрица, и ее голос сочился властностью.
— Ради него и твоей жизни, я не признаю никогда, ни перед кем свое отцовство. Но ты должна знать… — я замялся, так как нахлынули эмоции и их нужно было перетерпеть, переждать порыв. — Я приду к нему на помощь, если того потребуется и стану вернейшим союзником, если дела империи не будут противоречить делам русского царства.
— Царство… — смаковала слово Евдокия. — Русь уже может стать царством!
Между тем, я стал обыскивать комнату, после пошел в соседнюю. Весьма вероятно, что сейчас кто-то мог нас подслушивать. С прозвучали уже такие слова, что за знание подобных тайн убивают без сантиментов. Но, слава Богу, никого не было. Вместе с тем, это отнюдь не значило, что никого и не может быть рядом с домом.
Я засвистел, что означало сигнал к тревоге. Посчитал, что лучше так, чем кричать, или же выходить из дома. Из этого здания и вовсе нужно как-то выбираться незаметными.
— Ты подумала с кем откровенничала? — спросил я у Евдокии.
— У меня есть подруга императрицы, она дочь… нет, не могла она что-то плохое против меня измыслить, — жена василевса помотала головой, взгляд ее стал уже не такой… вожделенный, а наполненный тревогой и переживаниями. — Ты думаешь, что меня подставили и сейчас…
— Ты звал, воевода? — спросил, вбежавший в дом, Стоян, увидев Евдокию, он смутился и поклонился ей. — Императрица!
— Что происходит вокруг дома? — спросил я.
— Есть люди, но они не у дверей. Тут мы дежурим. Обнаружили пока пятерых, но есть предположения, что их больше, — докладывал Стоян.
Все. Теперь ясно. Вот сейчас еще подождут, дадут времени минут пятнадцать, чтобы, якобы, мы с императрицей должны успеть совершить грехопадение, или начать оное. А после… Кто же роет так под русскую принцессу на византийском троне?
— Смотришь за обстановкой, если нужно, значит прочищаешь путь. Убивать нельзя никого, лишь в самом крайнем случае, — скомандовал я.
— А как же я? — спросила Евдокия.
Я сделал вид, что не услышал женщину. Сейчас решался вопрос не похоти, или даже любви. Дело складывалось куда как сложнее и опаснее. Причем опасность угрожала не только императрице, которую можно преспокойно объявить распутной и сослать в монастырь. Это дело государственной важности и моей личной выживаемости.
Если обнаружилось бы, что я пользую жену императора, какие последствия? Правильно, русская миссия провалилась бы. Могло произойти и так, что товары, привезенные из Руси арестовали, люди взяты под стражу, или сразу же были бы проданы в рабство сельджукам, которые не должны страдать излишними симпатиями к русскому человеку.
А после обвиняют меня, причем Изяслав Мстиславович сделает это в первую очередь, и начинается атака на Братство и… Русь слабеет в любом случае, даже если Братству удастся разбить все войска из Киева и других русских княжеств.
Начал думать, кому такие расклады выгодны и поймал себя на мысли, что многим, очень многим. Тут и сельджуки, и венецианцы, причем они на такие грязные интриги способны, все же лучшие ученики Византии в искусстве лжи и притворства. А могут быть и внутриимперские разборки. Да хоть бы и сам Мануил, если желает избавиться от жены.
— Сюда направляется со стороны порта много людей, — сообщил мне Стоян. — Будут через минут десять. Мы увидели их с крыши. Дом контролируем, пятерых рядом бывших только оглушили, они придут в себя скоро.
Мысли устремились в каскад. Из ситуации нужно выкручиваться с профитом, так, чтобы…
— Это явно Мануил сюда спешит. Ему рассказали. Император должен быть в порту и встречать делегацию. Тебя встречать, воевода, — сказала Евдокия.
И тут пришла интересная мысль, идея, которая должна была сработать.
— Ты, Евдокия, сыграй обиженную жену. Заплачь, когда император придет, скажи, что сделала интригу, что специально подговорила многих на обман, чтобы Мануил заревновал. А сама ждешь его здесь, чтобы предаться любви с Богом данным мужем, — наставлял я Евдокию.
— Но, я, — попробовала возразить императрица.
— Да никаких «но я», дура! Ты не понимаешь, что казнят тебя, сына нашего объявят незаконным, или тоже убьют. Русь с империей рассорятся, а то и враждовать начнут. Этого нельзя допустить. И ты будешь ублажать василевса здесь. И столько, сколь понадобится, всеми частями своего тела. Это понятно? — кричал я.
— Понятно. Но назовешь еще раз меня дурой, я сама тебе горло перережу, — не без злобы в голосе, соглашалась императрица.
Я пропустил угрозу, будто и не слышал ее.
— И еще. Благодари эту свою… подругу, что именно она надоумила, и евнуха не забудь упомянуть, что спасибо ему за такую выдумку. Что теперь император будет счастлив, от того все его подданные станут радоваться любви в императорской семье, — заканчивал я наставления.
Больше ничего не сказав, я рванул прочь из дома. Впереди шли три бойца Стояна и они контролировали пространство, а так же старались и меня загородить. Хотя я и прикрылся плащом и выглядел в целом не как русич, а скорее, как византиец, мало ли узнают еще.
А нобилиссиму Никифору, клятвенно обещавшему следить за Евдокией и не давать ее в обиду, я еще выскажу пару ласковых. Такую интригу просрать! Да все сейчас было, пока и остается, под ударом. Может мне зачистить оппозицию в Византии? Как там эта партия называется? Синие? Вот пусть бы и были синими окоченевшими трупами.
— Все, идем спокойно и в порт направляемся, словно прогуливаемся, — сказал я, когда от дома мы были уже далеко и выходили к Ипподрому.
Так мы, по-любому, разминулись с императором и его делегацией. Они шли по низу, мы же взобрались на гору и шли по верху. Вот сейчас свернем туда, где был прежний императорский дворец стоит, и рядом порт. Ну а в порту сразу нужно включаться в работу, будто руковожу разгрузкой кораблей
