Подонки! Однозначно (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
— Леонид Дмитриевич, не извольте преувеличивать. Романовы — битая и сброшенная в отбой карта.
— Идиот! Кретин! Ни х… не понимаешь! Царское семейство — это символ, флаг монархии. Царь народ ненавидел, на народ наплевать, зато чиновники упакованные, им всё хорошо. Вот и поднимутся подонки, кому сладко жилось при Романовых. Императора изберут другого, им удобного, не эту тряпку. Война, Лёва, Гражданская война! А тебе хоть в глаза нассать, скажешь: божья роса, «не извольте преувеличивать».
Масла в огонь подлил Петерс, сообщив, что в Москве и Петрограде назревает восстание эсеров. Они не намерены ограничиваться одиночными акциями вроде убийства Седова или членов ВЦИК и СНК. Усилена охрана Кремля и Смольного, банков, почты, телеграфа, военные части двух гарнизонов переведены на особый режим службы.
— Товарищ председатель, нанесём упреждающий удар?
Десятки глаз в Андреевском зале Большого Кремлёвского дворца, где проводились заседания такого ранга, повернулись к Седову. Перестала чёркать пером Евдокия, по-прежнему секретарствующая на всех мероприятиях с участием вождя.
Он колебался не больше трёх секунд.
— Пусть они выступят первыми. Тогда получим право истребить эсеровскую сволочь под ноль. Никого не жалеть! Пленных не брать! Если из Сибири выступят монархисты, что нам делать с эсерами за спиной⁈
Считая себя едва ли не живым народным святым, он, опытный политик, забыл о самой очевидной вещи: всегда несложно найти, за что попрекнуть, к чему придраться и как оклеветать. Эсеры начали агитацию о том, что седовцы предали революцию, выхолостили её социалистическое начало. Не национализация, а акционирование предприятий, при котором сохраняется свободное обращение акций на фондовом рынке, приведёт к возвращению капиталистам контроля над заводами и фабриками. Земельная реформа, как её проводят социалисты, не устраняет, а углубляет имущественное неравенство в деревне. И так далее.
Самое забавное, они были правы на 100 процентов. Именно этого Седов и желал — развития капитализма в России, но не первобытно-лапотного, а гуманного, с соблюдением элементарных прав рабочих и крестьян на достойную жизнь. Переживший распад СССР, он слишком хорошо помнил благосостояние советских граждан при Брежневе, 10 лет стоявших в очереди за хреновенькими «жигулями» и все эти 10 лет кое-как откладывавших на них деньги. И, с другой стороны, не забывал про уровень жизни европейских пролетариев в странах «загнивающего капитализма», способных купить «Рено», «Фиат» или «Фольксваген», по своему выбору и в любое время, потратив на авто всего несколько месячных зарплат, а то и в кредит, накопив лишь на начальный небольшой взнос. В СССР 1989 года стояли огромные длинные толпы народа, если в продажу «выбрасывали» колбасу по госцене, потому что по так называемой кооперативной цене она была не по карману. Не для того он просил у высших сил дать билет с того света, предоставить второй шанс, чтоб россияне влачили существование под пятой царизма или коммунистов. Но построить новое государство для народа возможно только обманув народ! И сейчас эсеры тыкали ему в нос этим обманом, разоблачая прилюдно.
Значит, им придётся умереть.
Ева прямо об этом спросила, когда остались одни. Члены ВЦИК и СНК разошлись, женщина сложила записи и теперь смотрела вопросительно, поднеся ладошки к лицу и согревая дыханием. Отапливался Кремль неважно.
Седов взял стул, на котором сидел Крыленко, и придвинул к её конторке, усевшись.
— Ждёшь упрёков, что сбиваешь меня с генеральной линии партии ненужными вопросами? Не упрекну. Ты — моя совесть.
— Собственной не хватает?
— Хватает… Но мы смотрим на одни и те же вещи по-разному, — он закинул ногу за ногу и обхватил колено ладонями. — Иногда это полезно. Представь, для меня слеза ребёнка и, тем более, смерть любого россиянина, не от старости, далеко не безразличны. Я предпочёл бы, чтоб дети не плакали, а люди жили до преклонных лет. Веришь?
— Конечно.
— Правильно, что веришь. А теперь представь сама. Если свергнутые монархисты или страдающие неутолённым властолюбием социал-демократы восстанут, начнётся гражданская война, она уже на пороге. Погибнет больше, чем в Великой мировой войне, но только теперь наших, рождённых в России, всего свыше 10 миллионов.
— Откуда ты… Ах да, видел будущее. И что ты там увидел, тебе удалось предотвратить войну? Ценой слезы ребёнка?
— Понятия не имею, ибо знаю, что произошло бы без моего вмешательства, а следы своих усилий — нет. Украинский мир достался ценой вёдер детских слёз — чешских, малороссийских, германских, да и сами дети умирали от голода. Я — очень нехороший человек, коль запустил эту комбинацию, из-за неё погибли тысячи. Или даже десятки тысяч. Прощения нет мне перед богом, так? Но иначе легли бы в сыру землю сотни тысяч! Или миллион. Да, я — плохой человек. Страшный. Только во главе государства именно такой и должен стоять, потому что добренький, пекущийся о каждой слёзке ребёнка, на столь грандиозный обман не решился бы. И отправил в могилу миллион. Сколько бы тогда пролилось детских слёз? Реки!
— Я не могу тебя судить, Лёня. Но быть плохим — плохо.
— Конечно! — он взял её холодные руки в свои. — Политик приносит свою душу в жертву, совершая порой самые чудовищные поступки ради предотвращения ещё более чудовищных событий, потому что иначе нельзя. Причём мы не знаем наверняка всех последствий своих действий… кроме того, что бездействовать непростительно. Если эсеры выступят, начнётся резня. И если дать им победить, Россия откатится в тот же хаос, что был при Керенском. С немцами — война до победного конца, иначе никак, и все мои потуги заморозить ситуацию на фронте, избежать ненужного пролития русской крови пойдут в задницу.
— А если придут к власти монархисты… Конечно же, им бы воевать и только воевать, сам Николай II втянул Россию в этот кошмар. Ты скажешь — надо повесить 1000 монархистов, но не допустить срыва перемирия…
— Скажу. Зная, что у повешенных более 1000 детей, те прольют слёзы, горюя о папках и мамках, вырастут — будут исполнены желания мстить. Но иначе, повторяю, умрут миллионы. Я вынужден считать не отдельные детские слезинки, а литры слёз и кубометры крови.
— Да… — она печально склонила голову. — Ты очень плохой человек. Зачастую подлый, лживый. Когда что-то удаётся, до невозможности заносчивый. «Называй меня и наедине — това-арищ председатель…» Жестокий, расчётливый. Но, похоже, России повезло, что сейчас у её штурвала стоишь именно ты. Почти не человек, какой-то политический механизм, монстр.
— Ты меня до такой степени не любишь?
— Я тебя до такой степени боюсь.
Она собрала бумаги о заседании и ушла. Седову сложно было представить, что после подобного разговора возможно лечь в постель и предаться нежностям, а не просто совокупиться, не пытаясь доставить ей удовольствие. Евдокия Фёдоровна — незаменимый в деле работник, но как женщине, выходит, скоро придётся искать ей замену на менее щепетильную в моральных материях. И так уже больше 10 месяцев живут вместе, невероятно долго.
Глава 18
Решение «не действовать на опережение» относилось к возможному эсеровскому мятежу, но не к подготовке монархического выступления. По идее сторонники Николая II должны начать с переподчинения себе командования наиболее неустойчивых частей, расквартированных на Урале и за Уралом. Где-то в Китае примерно в это время должен был болтаться Колчак, по уровню претензий на должность заведующего Россией адмирал не уступал Корнилову, даже превосходил. Седов, чтоб не оставлять ему человеческий резерв, поступил просто — согласовал с Брусиловым план весенне-летнего наступления от Карса на Эрзурум, чем намеревался одним выстрелом перебить целую стаю зайцев. Отчитался перед западными союзниками: Россия не отсиживается в окопах, готова бить ненавистного общего врага, хотя бы того, кто по зубам, то есть осман. Потенциально неблагонадёжные полки получали новое командование, в том числе заместителей командиров и некоторых офицеров из числа отличившихся в боях за Украину и Ригу. Геополитически тоже всё правильно: если Армения — часть России, будьте любезны освободить от нероссийских народов Армянское нагорье. Заодно концентрация русских войск на Кавказе сделает безнадёжной любую попытку что-то вякнуть про независимость. Наконец, обещание Седова не атаковать распространялось на германцев и отчасти австрийцев, на всяких турок — нет, об «унтерменшах» шведский посредник даже не вспоминал. То есть руки развязаны.
