Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис
Все по-серьёзному, уже не придерешься, что это непонятная мука не пойми где рассыпанная по грязным мешкам. Значит, первый сорт продаем по 250 рублей за килограмм, 12 500 за мешок, высший сорт — по 270, мешок 13 500. Отруби — 1250 мешок. Отличная цена.
Как и сказал отчим, мой мопед, а также весы и громкоговоритель лежали поверх мешков. Хотелось максимально отсрочить страшный момент, но я заставил себя взять рупор, включил его и после секундного замедления прокричал:
— Отруби! Мука! Дешево!
Слышать свой голос, усиленный громкоговорителем, было странно. Спустя минуту я повторил, подозвал отчима жестом и предложил:
— Давайте так, я сажусь на мопед, езжу по улицам и ору. Когда находятся желающие, я возвращаюсь, говорю, что и где, а вы подъезжаете.
— Там два сорта муки…
Я озвучил цену, затем мы спустили на землю мопед. Я запрокинул голову, глядя в пасмурное небо и пытаясь понять, хлынет дождь или нет. Возле аэропорта он лил вовсю, здесь, в тридцати километрах от него, не упало ни капли.
— Отруби, мука — дешево! — проорал я в громкоговоритель и покатил вниз.
Останавливался я, проезжая два дома, и орал то в одну сторону, то в другую, ждал покупателей, считая до ста под аккомпанемент собачьего лая, и ехал дальше. Желающих купить муку почему-то не находилось. Наверное, потому что мы слишком рано и все платежеспособное население на работе. А может, у них уж есть поставщик. Но хоть выйти и цены сравнить-то можно!
Справа был один ряд домов, а вот слева вглубь равнины уходили улочки, я заехал в одну, покричал, в другую заехал, покричал. Ноль эффекта. Видимо, Виталя продавал как-то по-другому, раз, с его слов, желающие аж за машиной гонялись. А тут то ли лыжи не едут, то ли Виталя наврал.
Так я катился с пригорка метров сто пятьдесят, пока не увидел Т-образный перекресток, а перед ним — небольшую площадку и сельский магазин, откуда вышел согбенный дед в кепке посмотрел на меня и поманил жестом.
— Мука! Отруби! — сказал я в громкоговоритель, и дед замахал интенсивнее.
Неужели заработало? Я подъехал к деду.
— Чего-чего продаешь? — спросил он с легким акцентом и поднес руку к уху. — Не понять ничего. Эта штука у тебя — плохая.
— Муку и отруби, — сказал я своим голосом, но громко. — Мешками. Все свежее, только с мелькомбината.
Он потер руки.
— Хорошо, парень. Очень хорошо. А где же товар?
— В грузовике. Он выше стоит, чего его гонять, — приободрился я и озвучил цены.
Дед покивал и махнул на улицу, что слева.
— Я там живу. Нам, наверное, надо. Поехали, узнаем.
Бедолага еле ковылял, опираясь на тросточку, потому мы шли целую вечность. Остановились напротив дома, обнесенного невысоким деревянным забором. Через него перемахнула рыжая дворняга, подбежала знакомиться. Дед с черепашьей скоростью двинулся по двору, выкрикивая:
— Мара! Ма-ара!
Отозвались звонким женским голосом, дальше говорили по-армянски, и я ничего не понял. К калитке выбежала женщина лет сорока — русоволосая, белокожая и румяная, с черными газельими глазами.
— Мука, да? И почем? — спросила она из-за забора, вытирая руки о фартук.
Я ответил на ее вопрос.
— За десять тысяч муку второго сорта продашь? — Женщина чуть склонила голову набок. — Если продашь, я сейчас соберу всех у магазина, у нас у всех тут телефоны.
— Продам, — махнул рукой я.
— Вези сюда, — улыбнулась она. — Я пока позвоню соседям и родственникам.
Как удачно! Это армяне, у них все село — родственники, кумовья или друзья. Оседлав мопед, я вернулся к «КАМАЗу», возле которого на корточках сидел отчим, обернулся на рокот мотора.
— Поехали! — радостно сказал я.
— Неужели! — не поверил своим ушам Василий.
— Да-да, очень удачно заехал. Рупор, кстати, паршивый, непонятно, что говорим.
— И шо делать? — растерялся отчим.
— Надеюсь, больше ничего. Погнали!
«КАМАЗ» поехал за мопедом, как сухогруз — за буксирчиком.
Нас уже ждали Мара (вероятно, Мариам) и пара черноволосых парнишек— моих ровесников. Василий сгрузил мешок, принял деньги и спросил:
— Отруби нужны? Вдруг у кого свиньи.
— Нам не нужны, у нас только курочки, — отмахнулась Мариам.
— Та вы шо! Несушкам отруби — самое то! Во такие яйца будут! — Отчим показал «класс». — Возьмите мешок, всего тысяча двести пятьдесят… тысяча для вас. Почувствуете разницу — снова будете брать у нас отруби. И таскать не надо, вот оно все, прям у дома! — Он указал на кузов.
Поезжайте к магазину, — посоветовала Мариам. — Скоро туда придут люди. Спасибо вам, что заглянули!
Подъезд был к самому магазину. Василий припарковался, прижавшись к бордюру и все равно перегородив дорогу, и откинул тент, обратился ко мне:
— Надо было на картонке написать, да? Ну, шо муку продаем. А то непонятно.
— Не суетитесь, должно сработать сарафанное радио.
А потом… Я такого не видел никогда. К магазину, как муравьи к куче сахара, начали стекаться люди с кравчучками — молодые и пожилые, мужчины и женщины. Василий расплылся в улыбке, поправил барсетку, которую я ему одолжил, схватил рупор и прокричал:
— Мука! Отличная мука! Только с завода. Первый и высший сорты!
Пошла жара. Люди грузили муку на кравчучки и развозили по домам. Те, кто жил подальше, просили подвезти мешки к своим домам. Подъезжали легковушки, водители тоже покупали муку, причем по несколько мешков — себе и соседям. Мешки улетали, как горячие пирожки, мы едва успевали распихивать деньги по карманам.
Не обманул Виталя! На две с половиной тысячи цена ниже магазинной, и вон как гребут! Даже продавщицы того самого магазина набежали, тоже армянки, купили пару мешков — видимо, на перепродажу.
Я заметил, что некоторые жители Зари слабо походили на армян, была даже рыжеволосая девушка, только носик с горбинкой выдавал национальность.
Так простояли мы час, причем отруби закончились первыми, еле успел припрятать четыре мешка для бабушки. Да и муке быстро подходил конец, народ все прибывал и прибывал, кишел вокруг машины, суетился. Видя, как разлетаются мешки, тучная пожилая армянка преградила дорогу односельчанам, раскинув руки, прокричала что-то по-армянски размахивая тетрадным листком, возле нее начала формироваться вторая очередь.
— Чего она хочет, интересно, — проговорил отчим.
С ним как раз расплачивался молодой мужчина, он объяснил:
— Вас просили подвезти тяжелые мешки к домам, так?
— Так, — подтвердил Василий.
— Вот она записывает этих людей в очередь, проверяет, сколько муки осталось, а потом разгонит опоздавших, чтобы вы занялись развозкой, и она и другие далеко живущие не лишились.
— Спасибо. — Отчим отсчитал ему сдачу.
К этому моменту пожилая армянка закончила со списком, протолкнулась к нам и еще раз истолковала услышанное нами минуту назад. Отчим подставил ведро, чтобы она залезла в кузов рассортировать мешки и убрать в сторону отложенные и оплаченные.
Высунувшись, она обратилась ко всем:
— Двадцать один человек — на покупку. Четырнадцать мешков — в сторону, на развоз.
Отчим удивленно сказал мне вполголоса:
— Так шо, мы уже больше половины продали?
— И это не конец, — шепнул я, глядя, как недалеко от нас припарковались два «запорожца».
Минуты не прошло, как появился «москвич». Мы были в парадной одежде и сменную не взяли, а приходилось работать грузчиками, потому нас присыпало мукой с ног до головы, как пончики — сахарной пудрой. Но сыплющиеся на голову деньги компенсировали эту неприятность. Пару часов назад мы были на грани отчаянья, готовились расстаться с товаром, и тут вдруг за нашу муку чуть ли не драка.
Скупившиеся армяне не собирались расходиться, роились на пятачке у магазина, галдели, ссорились, мирились. Здесь все друг друга знали, мы попали, по сути, в одну большую семью.
Пожилая армянка яростно следила, чтобы мы не продали лишнее, и когда, без учета заказанных, осталось два мешка, а желающие иссякли, мы покинули людный пятачок, я полез в кузов, а армянка — в кабину, чтобы дорогу показывать. Остановились мы очень быстро, я подал мешок отчиму и присел, держась за борт. Мопед Алексеевич зафиксировал вертикально у бортов, весы… Получилось, что ни рупор, ни весы не понадобились.
