Мы, Мигель Мартинес. Накануне (СИ) - Тарханов Влад
— Верно, только я…
— Хватит, Никита. Товарищи наверху твою инициативность всё-таки оценили. И шанс тебе еще один дадут. Смотри, не напартачь! — говоривший как-то так скукожил свою физиономию, что показалось, что он съел целиком кислющий лимон.
— Буду стараться…
— Будешь, куда ты денешься. Конституцию примут в сталинской редакции, это уже ясно, как божий день. Нам удалось только в некоторых республиках продавить нужные резолюции, но их очень мало. Так что это дело мы провалили, не ты один, Никита, мы все дали маху. Теперь по тебе. Сразу после принятия Конституции пройдут выборы в местные советы. Тебя выдвинут в областной совет как беспартийного — альтернативную кандидатуру. Чтобы были лучше шансы — по району дальнему. Там, в основном, будешь работать с рыбацкими деревушками. Помощь мы тебе окажем. Вот, немного денег, чтобы продержался до выборов.
Из портфеля в портфель перекочевал сверток, обернутый в газетную бумагу.
— А когда станешь выдвиженцем, подкинем еще немного, и водкой обеспечим, чтобы агитация была более наглядной. Всё понял?
— Не подведу, пал Ильич, слово даю!
— Последний шанс, Никита, для тебя этот шанс — последний…
Вскоре они разошлись. Как в море корабли. Надо сказать, что и этот шанс Никита Сергеевич просрал, против него сработало сарафанное радио. Не учли товарищи, что рыбаки получали сети на фабрике сетевязальной, а там слухи про чудачества Хрущева нашли свое подтверждение. И нечего считать народ в селах глупым и отсталым. Прокатили они Никитку, как есть прокатили!
* * *
Москва. Кремль. Кабинет Сталина.
22 марта 1935 года
Сталин читал отчет по объекту «Насекомое», предоставленный сотрудником Абакумова. Читал, и сам себя хвалил, что не отдал приказ быстро разобраться с Никитой. Всё-таки троцкист троцкистом останется, особенно когда он иудушка по сути своей. Ему было интересно, сможет ли тот снова подняться, найдет ли себе новых покровителей, а если найдет, то кто будет тянуть этого клоуна вверх? И интересные ниточки стали появляться, интересные, потому что Иосиф Виссарионович понимал, что борьба за власть в стране не затихает ни на минуту. И с каждым поражением враг набирается опыта и начинает действовать иначе, пытаясь всё равно добраться до вожделенной цели — власти, которую никто и ничто не будет ограничивать.
Создавая культ Ленина, Сталин понимал, что инициирует и опасность идейной косности, замшелости мышления. То, что к культу Ленина прилепится культ Самого Сталина тоже понимал, но твердо знал, что иначе в России нельзя. В ЭТОЙ стране власть всегда персонифицирована. Царь, император, князь, секретарь партии — не имеет значения! Народу нужна безгрешная и сильная персона на троне, как ты это кресло не назови! Иначе — неверие, нигилизм. Падение авторитетов — и свержение власти, которая гниет очень быстро, если процесс начинается с головы.
Он сейчас понимал, что созданная им для обуздания ленинцев-троцкистов, продвигающих на повестку дня мировую революцию любой ценой, нарождающаяся советская бюрократия становится центром торможения, центром сопротивления сталинским реформам. И именно новая Конституция должна была эту гегемонию власти подорвать! Не всё было так просто. Первоначально этот проект даже в Политбюро поддержали только Маленков и Жданов, но, постепенно, Иосиф Виссарионович сумел перехватить инициативу и додавить своих соратников, хотя те и морщились, слишком резкие ограничения накладывал этот проект на всесилие партийной клики.
И вот сейчас сложился как раз тот момент, когда враги на местах стали срывать с себя маски. И надо было решать, что с этим делать. Главное — избегать простых и очевидных решений. Начать вал репрессий просто, остановить его — задача архисложная.
[1] Это было не так сложно — всего Главрыба имела в своем составе три сетевязальные фабрики.
Глава двадцать третья
Апрель — никому не верь!
Глава двадцать третья
Апрель — никому не верь!
Особняк Шехтеля на Большой Садовой. Издательство «Фантастика»
12 апреля 1936 года
Двенадцатое апреля — мой день рождения в ТОЙ реальности, которую я покинул и не по своей воле. И я его всегда отмечал. Очень скромно. На этот раз уже на новом рабочем месте, впрочем, вечером обещал прийти брат Боря, который всё так же плодотворно работает в ведущих сатирических журналах страны, впрочем, его политическими карикатурами не пренебрегает и «Правда». Талантлив он, собака!
(одна из карикатур Б. Ефимова, говорят, актуальна и по сей день)
Чем хорош брат Боря, так тем, что я с ним могу распить бутылочку водки и ничего при этом не говорить. Он прекрасно чувствует, когда «надо», и никогда не отказывается составить мне компанию. Почему не публикую меню нашего заседания? Типа, что мы будем кушать, так ее, водочку родимую и будем кушать, ибо на Руси водку (хлебное вино) не пьют, а именно кушают, вкушают, я бы даже так сказал. В общем, программа праздника проста до безобразия, вот его, безобразие, мы делать и будем.
А пока дело до праздничного стола не дошло, я занялся обычными своими делами: сначала папки с аналитикой, благо, ситуацию по Европе, и не только, наши товарищи отслеживают и приходят сообщения от самых разных источников. Военные атташе, газеты и журналы десятков стран, радиоперехваты и расшифровки информационных передач, донесения разведки и сотрудников Коминтерна. Хотя структуры Коминтерна, добывающие не слишком проверенную информацию, мы и разогнали, частично включив в систему внешней разведки (подчинив Артузову), частично отправив в свободное плаванье, информационную составляющую их работы «в поле» никто не отменял. Свободных агентов объединили в организацию «Информационный блок Коминтерна», сокращенно ИнфобКом. И с этой конторой нам пришлось тесно сотрудничать.
Надо сказать, что сотрудников у меня в наличии, откровенно говоря, недостаточно. Сами судите: шесть человек аналитиков по основным направлениям: два — Европа, два — СССР, один — Америка, один — Азия и Африка. Тот, что Азия и Африка, еще отвечает и за Тихоокеанский регион, точнее, Австралию с Океанией. И пока что расширение штатов не предвидится. Ибо мы официально — издательство, занимающееся фантастикой. И тут у меня есть небольшой штат: один редактор, один корректор, два полуредактора (в смысле, работают на полставки каждый) и один журналист. Это при том, что нам в план поставлено публикацию шести книг фантастического содержания в год и еще я пробил издание журнала «Советская фантастика», первый номер которого мы запланировали выпустить в мае этого года. Так что редакционная часть отдела пашет в мыле. Правда, у меня еще есть ставка секретаря. Тут такое дело, работавшая на этом месте Панагея Павловна Патрошинская уволилась по семейным обстоятельствам. А выглядели эти обстоятельства в виде ревнивого мужа, которому наш веселый и общительный коллектив категорически не нравился. Дабы избежать постоянных сцен, Панагея вынуждено поменяла работу. Не знаю, спасло ли ее это от представлений в стиле Шекспировского Отелло, но я даже вздохнул облегченно, ибо не без основания полагал, что эту даму мне аккуратно навязали из ведомства товарища Кирова. Впрочем, тут все прошли проверку и какое-то отношение к этой конторе имели.
(особняк Шехтеля на Большой Садовой)
Отдельная история вышла с нашим местом расположения. Прежде всего, скажу несколько слов о человеке, этот особняк построившем. Фёдор Осипович (он же Франц-Альберт) Шехтель происходил из семьи баварских колонистов, которые в 1766 году перебрались в колонию Шукк[1] Саратовской губернии. Дед архитектора переехал в Саратов и вскоре стал довольно крупным купцом, причем своим пятерым сыновьям оставил свое имущество «в нераздельном капитале», то есть, не дал его раздерибанить по кускам, чем заложил основу финансового благосостояния семьи. В 1855 году инженер-технолог Осип Осипович Шехтель женился на дочери известного столичного купца Дарье Карловне (Розалии Доротее) Готлиб. В 1859 году на свет появился Адя (Франц-Альберт). Семья перебралась в Саратов, где вскоре отец семейства умер, дела Шехтелей пошатнулись и все они остались без средств к существованию. Старшие дети из семи отпрысков Осипа Шехтеля воспитывались в чужих семьях, настолько положение стало критическим. Судьбой же Франца-Альберта опекался дальний родственник, Тимофей Ефимович Жегин, в доме которого он и воспитывался, а на одной из дочерей своего благодетеля впоследствии и женился.
