Ревизор: возвращение в СССР 32 (СИ) - Винтеркей Серж
— О… А можно посмотреть? — воскликнула Елена Яковлевна.
— Конечно. Сейчас принесу. Они в машине.
Михаил Андреевич вышел со мной во двор, и вскоре художники с интересом прохаживались вокруг стола в своей гостиной, изучая получившиеся бюсты.
— Иван Алдонин готов оказать всяческое содействие, — продолжал я уговаривать их. — Обещал показать остатки их украшений, не помню, сколько там чего при них было обнаружено, но они не простые смертные были… Ещё он обещал устроить консультацию по костюмам той эпохи, сказал, что есть знакомые специалисты. Они же будут в полный рост…
— Интересная может оказаться работа, — заинтересованно произнёс Михаил Андреевич, переглянувшись с Еленой Яковлевной. — А какого размера портреты нужны?
— Хотелось бы в увеличенном масштабе, — развёл я руками. — Вот тоже нужно с вами посоветоваться… Как большие полотна перевозят? Они же ни в двери, ни в окна не проходят…
— На валу перевозят, — ответил он. — Ну, это катушка такая деревянная специальная, — пояснил художник, видя, что я не понял. — Это не важно, технология отработана, я договорюсь о доставке… Но хорошо бы понимать, в каком помещении работа будет выставляться, какое будет освещение… Можно же сразу конкретные условия учесть.
— Там на нулевом цикле ещё строительство, — ответил я. — Считаете, нужно окончания подождать?
— Зачем? У вас же есть проект? — уточнил он.
— Ну, конечно.
— Можно же сразу сказать, в каком именно месте будет Мадонна выставляться?
— Посмотрю, — пообещал я. — По–хорошему, это надо бы согласовать с будущим руководством музея… Организация музейных экспозиций, не совсем мой конёк… Точнее, совсем не мой…
— Да мы понимаем, — улыбнулась Елена Яковлевна. — Это вообще редкие специалисты. И очень часто люди не от мира сего.
Как и художники, — подумал я, не став озвучивать эту мысль.
— Ты нас, главное, сведи с руководством музея, — сказал Михаил Андреевич, — а там мы уже определимся все вместе и по размеру полотна, и по местоположению.
— А, понял… Я так понимаю, пока мы с размером не определимся, то и о цене говорить рано?
— Ну, в любом случае, — взглянул он на жену, — это будет не дороже четырех тысяч?
Елена Яковлевна неопределённо пожала плечами.
– За одну или за обе? — решил уточнить я.
— За обе, конечно, мы же не собираемся драть деньги за такое нужное дело. Не в Москве же музей будет на территории Кремля, а в глубинке… — сказал Михаил Андреевич.
— Я скажу начальству, не дороже пяти, на всякий случай, — кивнул я.
— Хорошо бы туда съездить, — заметила художница.
— Обязательно, Леночка, съездим, — пообещал он.
— А что с реконструкциями делать? — спохватился я.
— Оставь их нам! — потирая руки, ответила Елена Яковлевна. — Над эскизами, пока, поработаем.
— Ага! — обрадовался я, поняв, что договоренность теперь точно достигнута, и они в деле. — Мы ещё зайдём к вам вечером с Иваном насчёт костюмов и украшений?
— Конечно, Леночка обожает все эти кружева, меха, жемчуга выписывать, — улыбнулся Михаил Андреевич, глядя на жену, и мы с ними попрощались до вечера.
Ну и отлично. На самом деле, почему-то был уверен, что художники согласятся. Работают они хорошо, добротно, я буду уверен, что дело в надежных руках.
* * *Москва. МГУ.
В середине последней пары в аудиторию зашла методист, сухонькая женщина лет сорока, похожая на мышку, извинилась перед преподавателем и сказала ему, что Быстрову вызывают в деканат.
Тот говорить ничего не стал, только, глядя тяжёлым взглядом на Регину, кивнул на дверь, мол, будь любезна на выход. Все, в том числе и она сама, поняли, с чем этот вызов может быть связан и смотрели, как она собирает с парты свои вещи в красивую сумочку. А Регина демонстративно не спешила. Методист не стала её ждать и ушла.
Когда же Регина зашла в деканат, методистка положила перед ней с ехидной ухмылочкой приказ об отчислении за аморальное поведение. Регина прочла его, не веря до конца, что это правда.
— Но почему? У меня же нет хвостов! — возразила она. — Я хорошо учусь!
— Это пока у тебя нет хвостов, — возразила ей методистка. — Трудно, знаешь ли, совмещать беготню по женатым мужикам с учёбой в МГУ.
— А причём здесь учёба? — возмущенно спросила Регина. — Я же хорошо учусь. Пустите меня к декану!
— Ну уж нет, голубушка! — тут же подключилась вторая методистка, крупная и круглая женщина за пятьдесят. — Первый раз, когда с женатым спуталась, ты ещё могла бы сказать, что ошиблась. Поняли бы, возможно и простили. А второй раз на молодость и наивность уже не спишешь. Значит, тебе женатиков окучивать и подарки с них драть важнее учёбы! Ты свой выбор сделала!
— Откуда вам знать, какой я выбор сделала? — в сердцах воскликнула Регина. — Мне надо к декану!
— Его нет! Уехал! — ответила первая методистка.
— А я подожду!
— А его не будет сегодня! — начала злиться методистка. — Его в ректорат вызвали, оттуда сразу домой пойдет.
— Ничего… А вдруг появится! — ответила ей Регина, зыркнув недобро.
— В коридоре жди! — ответила ей та и указала на дверь.
Регина стояла, периодически двери открывались и закрывались, заходили то студенты, то преподаватели. Ей казалось, что все они с любопытством косятся на нее, а однажды, когда дверь открыл, заходя внутрь, высокий и красивый преподаватель лет тридцати, она отчетливо услышала свое имя. Методистки, сучки, языки про меня чешут! — решила Регина.
Декан, и правда, сегодня так и не появился. Регина ждала до последнего, пока сотрудницы не заперли деканат и не ушли домой.
Она шла по коридору в замешательстве. Перед глазами стояли ухмыляющиеся лица этих сучек. Что же делать? Что делать? Май заканчивается. Кто оплатит квартиру за следующий месяц?
Ну, допустим, несколько месяцев я сама буду платить, а потом? — лихорадочно думала Регина. — На что я буду жить?
* * *Румыния. Бухарест.
Андриянов помогал Валерии Николаевне собирать образцы книжных новинок со стола. Они решили не рисковать и не оставлять их до утра без присмотра, так что уносили на ночь с собой в гостиницу.
— Когда там Ивлева от своего парикмахера освободится? — устало спросила она.
Андриянов тяжело вздохнул. Он уже выяснил, что Земченко заявился, как участник, во все номинации с длинными волосами, так что Галия будет занята все три конкурсных дня.
Сейчас ей сказать, или завтра? — мучительно соображал он. — Лучше, завтра, а то весь вечер сегодня будет испорчен. Как начнет ныть…
— Надеюсь, завтра у них будет последний день участия, — неопределённо ответил он, закрыл чемодан с книгами и потащил его к выходу.
* * *Москва.
Прокурор Томилин уже который день думал над просьбой дочери. Он-то и не прочь оказать помощь хорошим людям. И мальчонку жалко. И Ларочка всё ждёт, когда они в гости к Мишке в детдом поедут… Но! Но…
Председателю комиссии по усыновлению Исакову уже так просто не позвонишь, — рассуждал Томилин. — Он, наверняка, понял, что я не согласовал с Лёвой согласие на усыновление, обманув его. Брагин же сразу на меня ополчился тогда в ресторане, значит, он уже звонил в райисполком и узнал, что это я отбой дал… И как там у него с председателем комиссии разговор сложился, одному богу известно. А если они на повышенных тонах пообщались?.. Исаков, в любом случае, может Брагину позвонить, а Лёва может и упереться мне в отместку за то, что, фактически, обманул их обоих с усыновлением Ларочки. Да и Исаков может тихой сапой мне отомстить, скажет, что хотел бы помочь, да нет возможности, а сам специально что-нибудь придумает, чтобы пацан под усыновление не подходил. Как ни крути, а любые мои попытки могут только всё испортить…
Прикинув, что дочь должна уже приехать на работу, он позвонил в оформительский цех ЗИЛа. Узнав, как у дочки с внучкой дела, он перешёл к делу.
