Нищий барин - Дмитрий Валерьевич Иванов
— Неужели каторжник сбёг? — заволновался я.
— Да нет. Малец, Архипки сын, прибежал. Сказал, послал его конюх твой непутёвый — сломалась, мол, кибитка по дороге, колесо отлетело. А я как раз хотел попросить отвезти меня на ней в Утюжкино… Эко неудачно. Теперь пешим ходом часа два туда добираться, да по грязи. Пожалуй, не мешает подкрепиться перед дорогой. Да и выпью, чего уж там.
— Нормально всё, отбыли гости… Там паря прибежал, говорит, Тимоха в беду попал, колесо… — в зал вошёл Владимир и стал рассказывать новости, которые я уже и так знаю.
— Мирон! — кричу своему дворовому. — Мирон, скотина! Ну-ка, друже, кликни его! Ишь, мерзавец, делает вид, что не слышит, — попросил я фельдфебеля.
— Знамо дело, кому охота мокнуть, да телегу чинить? Но окромя Мирона и некому, — поддакнул весёлый по случаю отъезда хамовитого гостя Володя. — Схожу, пожалуй, я вместе с Мироном. Подсоблю с починкой. Солдат грязи не боится. А пообедать потом успею!
«Вот он каков у меня!» — с удовольствием отметил я про себя и стал угощать отца Германа, попутно рассказывая про этого важного гостя, который, как выяснилось, с моим священником знаком не был.
— Что коллежский советник, я и сам приметил. Библиотекарь, говоришь? А в какой библиотеке? Есть у меня знакомцы в Москве, отпишусь им — пусть узнают, что за гусь! — вгрызаясь в гусиную ножку, пообещал поп.
Отношения у меня с отцом Германом, надо признать, выправляются. И это не может не радовать.
— Спасибо, отец святой, что окормляешь и заботишься о нас. Возьми себе за труды, — сую полтинник Герману, который с совершенно невозмутимым видом подношение принимает.
Матрёна с лицом полным скорби уже тащит нам с пылу, с жару пирожки. Фрося, обласканная шлепком по мягкому месту, ведёт себя тихо, боясь по-моему больше батюшку, чем меня. А так — умница девка, своё дело знает: посуду прибрать, вина подлить…
За неторопливым разговором с отцом Германом полчаса до появления Тимохи и компании пролетели быстро.
— Ничё там не сломалось, просто застрял я, — мой кучер был хоть и мокрый, но радостный в предвкушении обеда, ведь такой обильный стол у меня не каждый день бывает.
Тем смешнее было его обломить.
— Ну и славненько. Раз цела кибитка, то едешь сейчас в Утюжково с отцом Германом. Делаете там свои дела и возвращайтесь.
— Как, барин⁈ Даже перекусить нельзя? — улыбка медленно сползает с лица Тимохи, не ожидавшего от меня такой подлости. — И ливень, погляди какой!
Несправедливую обиду так сыграть одними глазами⁈ Эх, великий актёрище пропадает в моем конюхе! Что не крепостной — то талант!
— Оголодал, что ли, паршивец? А ну, не спорь с барином! — рявкнул Герман и, не задумываясь, врезал по спине Тимохе своей клюкой.
Вот и чего ара недоволен? Дождь, полив крестьянские, да и мои, надеюсь, поля уже заканчивается. Интересно, хватит такого дождика для хорошего урожая? Я в сельском хозяйстве — ни в зуб ногой! Ни я, ни прежний Алексей Алексеевич. Короче, впору как тому попугаю из мультика спрашивать: — «А ежели дождь во время усушки?»
Глава 28
Спустя некоторое время даю команду Мирону сходить проверить арестанта — не помер ли он там часом? Оно мне, конечно, проще было бы, кабы и помер… Но не в моих правилах. Ну и покормить его надо — всё же живая душа.
— Живой! Куды ему деться⁈ Жрёт и матерится почём зря! До ветру его сводил. Служка лаялся, как пёс, на меня — не нужон он им там! — доложил через полчаса Мирон. — Вечером ещё наведаться, али как? А то, гляди, обгадится, а отец Герман у нас строг…
— Давай сходи. Покорми ещё эту падлу! А староста пусть мальца в город пошлёт — в полицейскую управу заедет, скажет: поймали беглого.
Митрон замялся, почесав затылок:
— Мальца? Да пропадёт он, барин! Тут или самому Ивану ехать, али отрока путного послать… Мальца — страшно, да и кто его слушать станет? Только ухи надерут.
Точно! Малец тут — лет до семи, такого и впрямь посылать не стоит. Конечно, я имел в виду отрока, а не ребятёнка.
— Пусть староста сам решит. Вот, передай гонцу тридцать копеек на гостиницу и еду, — припомнил я цены в Костроме.
— Хватило бы и двадцати, — для порядка пробурчал мой слуга, но спорить с барином не стал.
Вообще, справный слуга у меня!
После всех треволнений, так приятно было растянуться на своей кровати и просто переварить в голове всё то, что со мной приключилось за последние пару дней. Об чём мысли? Во-первых, вылезает моя, скажем так, психованная натура. Есть за мной такой грешок — гневлив я бываю и вспыльчив до безобразия. Впрочем, с годами научился себя контролировать и вовремя остужать…
Хотя нет, перво-наперво — понял я окончательно: охота — не моё. Ни к медведю, ни к кабану душа не лежит. Ну их к лешему, со всеми этими ружьями и псами.
Во-вторых, у меня стали появляться мысли о дальнейшей жизни, учёбе и вообще — о жизни в городе. Надоело в этой глуши кваситься. Хотя чему меня, отличника Костромской гимназии и выпускника эконом-фака могут научить⁈
Ну и, в-третьих… женский вопрос надо решать. Тимохе хорошо — жена под боком! Да и то к девкам бегал. У меня же гормоны пока впустую играют.
Под тёплые и приятные мысли о бабах я и уснул, как младенец… Но не судьба мне было выспаться — разбудил истошный визг с улицы:
— Пожа-а-а-р!!!
Сквозь полуприкрытое занавеской окошко вижу — ночь ещё, темень кругом. Выскочил в зал, едва не сбив Катьку.
— Пожар, барин! — истошно голосит она.
«Дыма нет… огня тоже не видать… Где пожар?» — тупо соображаю я, пытаясь впотьмах обуться. Один сапог надел, второй в темноте найти не могу. Плюю на это дело и выбегаю на улицу в одном.
— Барин, кажись, у Ермолая горит! — теребит рукав моего ночного халата Матрёна, которая стоит во дворе почти голая — в одной рубахе только, и тоже босая.
Действительно — невдалеке виднеется столб пламени, и оттуда же слышны гомон и крики. Мимо меня пробежал тоже полураздетый Мирон, в руках у которого была длинная железяка, вроде
