Боярин - Роман Галкин
Я осмотрел подступы к стене. Сама стена равнялась высотой трехэтажному дому. Под стеной крутой склон опускался в опоясывавший крепость ров. Сейчас ров был засыпан снегом, но все равно угадывался. Через него к воротам белел свежими бревнами наверняка недавно отстроенный мост. Далее еще один мост пересекал русло скованной льдом реки.
— Это река Оскол? — спросил я у Савелия.
Тот утвердительно кивнул.
— А это Стрелецкая слобода? — показал я на раскинувшееся внизу селение, и тоже получил утвердительный ответ.
Появилось примерное представление, в каком месте города из моего времени мы находились, но не смог найти ничего знакомого. Да и не удивительно — несколько веков разницы, да и реальность другая. Фантастика, блин…
Не менее трети стрелецких хат были разорены — из снега торчали обугленные, лишенные крыш срубы, кое-где сугробы и вовсе скрывали остатки былого жилья.
Однако, несмотря на снежную зиму, порубежники уже восстанавливали свое жилье. Повсюду суетились люди, подъезжали груженые бревнами для срубов и стропильным лесом подводы.
От промозглого ветра глаза начали слезиться. Навалилось ощущение сильной усталости. Вероятно, я еще недостаточно окреп для подобных экскурсий.
Держась рукой за стенки, спустился вниз. Савелий ступал следом, громко сопя прямо в ухо.
— Никак тебе худо, боярин? — поинтересовался он, вероятно заметив мое состояние.
— Утомился малость, — пришлось признаться ему. — Пойдем-ка до хаты.
Шальной выстрел
Шлепая по угнетающей слякоти, мы вернулись на площадь. Вдруг сзади грохнул выстрел, и мою макушку словно бы обожгло огнем. Вскрикнув, я завалился лицом в раскисший снег.
Происходящее далее воспринималось как сквозь пелену — что-то кричал Савелий, разбрызгивая грязное месиво, бегали какие-то люди. Меня подхватили подмышки и куда-то поволокли.
— Чепуховина, — донесся голос лекаря Ильи. — Череп цел. Только кожу содрало, так та нарастет, ежели в следующий раз насмерть не застрелят.
Силы окончательно покинули меня.
Проснулся я, судя по темени за окном, уже ночью. Около дверей привалившись к бревенчатой стене, спал сидя на лавке Савелий. От его дыхания огонек свечи, стоявшей на столике, напоминающем скорее гигантскую табуретку, колыхался, наполняя комнату трепещущим тусклым светом.
Я сел. Некоторое время пришлось переждать приступ головокружения. Ощупал перевязанную голову. Пришло осознание того, что чудом остался жив.
Но кто же в меня стрелял? И самое главное — почему? На ум пришел только тот неприятный худой боярин. Впрочем, чего гадать, когда можно спросить.
— Эй, Савелий, — громким шепотом позвал спящего телохранителя. — Савелий.
— А? — встрепенувшись со сна, воскликнул тот. Увидев, что я сижу, сонно проговорил: — Лекарь сказал, что тебе вставать пока нельзя, боярин. Горшок под кроватью, ежели нужду чуешь.
Обдумав услышанное, я прислушался к внутренним ощущениям. Удивительно, но чувствовал себя в данную минуту не в пример последним дням хорошо. Разве что слегка зудела рана на голове. И хотелось есть. Сейчас я с аппетитом замолотил бы даже то неприглядное месиво из протертых морковки и печенки. Но лучше нормального мяса на ребрышках. И чтобы желтая такая разваристая картошечка. А для полного извращения еще мисочку со сметанкой. Такие детали, как ломти свежего белого хлеба и небольшой стожок всяческой зелени, нарисованные расшалившимся воображением, заставили желудок дико заурчать и обратиться к гвардейцу моим голосом:
— Есть чего-нибудь пожрать? А то кушать очень хочется.
— Так вот же, — Савелий схватил со стола ковшик, — остыло уже. Лекарь наказывал, чтобы ты, боярин, непременно выпил, как проснешься. А то, почитай, скоро сутки не емши.
— Что это? — принюхался я с подозрением, но, уловив аромат куриного бульона, забрал ковшик и с удовольствием принялся поглощать густое варево. Не знаю, что там говорил лекарь, но твердо уверен, что чувство голода свойственно только здоровому организму.
Насытившись, вернулся к тревожным мыслям.
— Надеюсь, того боярина, что в меня стрелял, поймали? — задал провокационный вопрос Савелию, откинувшись на подушку.
Гвардеец удивленно воззрился на меня, затем, мотая головой, произнес:
— Не ведаю о ком ты, Дмитрий Станиславович.
— Что значит, о ком? — удивился я в свою очередь. — В меня кто стрелял?
— Дык, то ж энтот, из молодых стрельцов. По баловству и недоразумению. Им давеча ружьишки выдали, а обучать недосуг. Вот и бахнул по неосторожности.
— Хренасе, по неосторожности, — воскликнул я возмущенно, приподнявшись на локте, — Это что ж получается — я нынче мог глупо сгинуть от шальной пули стрельца-недоучки вместо того, чтобы геройски погибнуть от выстрела предателя боярина?
— Дык, плетей всыпали ужу энтому шалопаю, да в поруб заперли до утра, — словно оправдываясь, пожал плечами гвардеец. — Дите он еще совсем. Не убивать же его?
М-да. Получается, что никто на меня не покушался. Почему же я не почувствовал облегчения от осознания сего факта?
Утром чуть свет проснулся от громких голосов за дверью. Показалось, будто бы Савелий препирается с кем-то. Но сон отпустил меня не окончательно, и, повернувшись на другой бок, снова заснул.
В следующий раз разбудил помощник лекаря, заявив, что требуется осмотреть и перевязать рану. Занимаясь моей головой, мужик то и дело горестно вздыхал и что-то плаксиво бормотал себе под нос. Я сперва отнес его стенания к серьезности раны и даже расстроился. Однако если рана столь серьезна, то почему ею занимается не сам лекарь? И где мой телохранитель? За последние дни как-то привык, что Савелий всегда находился рядом.
— Слышь, мужик, обратился к бородатому медбрату после того, как тот наложил на мою голову свежую повязку, — А где мой тело… В смысле, где Савелий? Почему его нет на месте? И почему меня не навестил Илья?
Бородач как-то странно посмотрел на меня, и его телячьи глаза неожиданно наполнились влагой, готовой вот-вот прорваться через веки.
— Ох, сгубил лихоимец благодетеля Илью Абрамыча, — проговорил, словно провыл он и, быстро семеня, удалился из комнаты.
Ничего не понимая я смотрел на закрывшеюся за мужиком дверь. Что случилось с лекарем? И куда запропастился Савелий? И где мой завтрак?
Пришлось обуться и подняться, отыскивая взглядом кувшин с водой и деревянное корытце, над которым гвардеец сливал мне на руки во время умываний. Ополоснув лицо, вышел из комнаты.
С первого этажа доносились тревожные голоса, среди которых различался бас воеводы. Спустился по крутым ступенькам и первым увидел худого боярина, чей голос был похож на тот, что слышал в первую ночь пребывания в этом сумасшедшем мире. Завидев меня, он зло сощурился и поджал
