Талисман цесаревича - Сергей Юрьевич Ежов
— По бумагам я дворянин, но, в самом деле, я из простых крестьян. Это не препятствие?
— Ни в коем случае. Если бы я тебя не знала, то сочла бы твой вопрос попыткой выпросить для себя титул.
— Титул мне не нужен.
— Знаю, Юрий Сергеевич. Такие как ты имеют самый высокий титул из возможных: ты из породы родоизначальников.
— Как срочно мы должны пожениться?
— Твёрдый ты человек, Юрий. Ни капли волнения, а? Пусть для посторонних всё идёт самым естественным образом: ваше знакомство, ухаживание…
— Конфетно-букетный период.
— Ха-ха-ха! Именно! А в конце чтобы закончилось добрым пирком и весёлой свадебкой. Так говорится в русских сказках?
Вот и открылись тайны Петербуржского двора…
* * *
Когда я принёс партитуру оперы своим венценосным заказчикам, выяснилось, что ставить оперу негде. Нет в Москве театральных помещений, способных вместить то количество почетных зрителей, которое ожидалось.
— Юрий Сергеевич, выручай! — обратился Павел — Ты мастер на нестандартные решения, тебе и карты в руки.
Надо так надо. Буду думать. Только тут ведь какое дело: надо не просто придумать выход, нужно ещё подать дело так, чтобы оно выглядело богатым изыском а не паллиативом бедняка. Два дня я бродил, прикидывая разные варианты, а потом меня озарило: в конце двадцатого и начале двадцать первого века стало модным проводить различные постановки на вольном воздухе, на фоне всяческих исторических объектов. Я сам присутствовал на спектакле по пьесе Мережковского «Павел Первый» во дворе Инженерного замка. Впечатляющее было представление, я был искренне восхищён.
А что мне мешает поставить оперу подобным образом? Конечно, лучшим вариантом была бы постановка внутри стен Новгородского кремля, но чем плох Московский кремль? Почему бы не устроить зрительские места в не существующем пока Александровском саду, и тогда задником станет Кремлёвская стена. А можно расположить зрительские места внутри Кремля, на склоне в сторону Москвы-реки, тогда задником станут визуально низкие в этом месте кремлёвские стены, а за ними — живое Замоскворечье. Остаётся продумать сценическую машинерию, и зрители получат незабываемые впечатления.
С кем посоветоваться? Рядом со мной постоянно находится Луиза, весьма искушённая в современном искусстве девушка. Надо сказать, что после практически официального разрешения ухаживать за особой монарших кровей, мы с Луизой перешли на «ты». Объясняю ей свой замысел, демонстрирую наброски декораций, привязанных к обоим вариантам. Луиза внимательно выслушала объяснения, а потом вдруг заплакала.
— Что случилось? Почему ты плачешь?
— Это слезы восторга. Юрий Сергеевич. Какой прекрасный замысел! Поверь, вся Европа будет повторять твой приём, он позволяет наполнить подлинной жизнью спектакль, даст новые краски!
— Хорошо. Какой же ты вариант видишь лучшим?
— С видом на Замоскворечье. Открывающийся вид сулит такой размах, такой объём!
— Но оценят ли зрители?
— Ещё как оценят! Правда, театр под открытым небом отнюдь не новинка, в газетах писали, что у графа Петра Борисовича Шереметева построен Воздушный театр под открытым небом, и там, как пишут, любила бывать покойная императрица Екатерина.
— И в чём же разница предложенного замысла и Шереметьевского театра?
— Господи! — всплеснула руками Луиза — Разница в размахе. Воздушный театр Шереметева по сути это древнегреческий Одеон, но со своей изюминкой. То что предлагаете Вы, в основе то же, но творчески развивает и усиливает первоначальный замысел. Я же говорю: разница в размахе. И греки и более поздние театралы всё-таки отгораживаются от города, а Вы включаете его в самую ткань спектакля.
«Слава те хосспидя!» — подумал я — «Я не опустился до изобретения велосипеда, однозначно. Я изобрёл велосипед с моторчиком».
— Что до оценки, Юрий Сергеевич, как не оценить то, что твой спектакль будет поставлен только один раз, и только для этих зрителей? Каждый из присутствующих, особенно обитатели первых рядов, получат очередное подтверждение своей избранности.
— Хм… В таком случае программки следует издать ограниченным тиражом и в каком-нибудь особом исполнении.
— Вы правы! Даже самое роскошное издание программки стоит копейки, а впечатление производит необыкновенное. Все мы ужасно тщеславные люди и было бы глупо не воспользоваться людской слабостью во благо нашего Отечества.
Ого! Луиза уже определилась, где её Отечество? Очень любопытно.
Мои венценосные заказчики тоже пришли в восторг от плана.
— Единственный недостаток твоего плана в том, что коронацию придётся сдвинуть на май, иначе зрителям будет зябко и впечатление будет испорчено. — заметила практичная Наталья.
— Сделаем наоборот. — парировал Павел — В сентябре-октябре в Москве достаточно тепло, два часа на свежем воздухе зрители перенесут вполне легко. Затягивать с коронацией нельзя, это воспримут неправильно. Юрий Сергеевич, выезжай в Москву, занимайся сценой. Оркестр, артистов и всё что нужно вышлю в самое ближайшее время.
И я поехал.
Выяснилось, что большой начальник, каким я стал совершенно невзначай, не может запросто путешествовать. Теперь меня сопровождает целых десять человек, а их тоже нужно разместить в экипаже, погрузить его вещи и обеспечить удобство. Каждого нужно накормить, напоить и обеспечить сортиром. А ещё у каждого моего спутника есть собственные слуги, который тоже кушают, пьют и занимают место. А ещё с собой нужно тащить горы абсолютно необходимых для постановки оперы вещей: ключевые детали реквизита, эскизы костюмов, фурнитуру и ткани для этих самых костюмов.
Словом, мой поезд[45] получился внушительным: тридцать семь пароконных повозок и десять экипажей: в последний момент ко мне присоединилась Луиза с пятью собственными служанками и шесть фрейлин Натальи Алексеевны. Дамы получили приказ подготовить жилые помещения для женской части двора, собирающуюся приехать на коронацию.
Ну что же, благовидный повод для совместной поездки имеется, это хорошо.
* * *
Был у меня коллега и друг, мой однофамилец, ныне покойный учитель музыки Пётр Николаевич. Мы с ним имели схожие литературные вкусы, и иногда обсуждали прочитанное. Среди прочего обсуждали и попаданческие произведения, попутно, конечно же, обсуждали и то, что мы взрослые и опытные мужики смогли бы перенести в прошлое. Пётр Николаевич высказывал довольно смелые мысли о внедрении во времена едва ли не Ивана Грозного полудизелей, также именуемых нефтяными двигателями.
— Позволь! — кричал я ему в ответ — Сначала изобрели паровые двигатели, и только потом ДВС.
— Ерунда! — уверенно отмахивался Пётр Николаевич — То, что паровики изобрели раньше — случайность. Главное то, что паровые двигатели технологически намного сложнее нефтяных.
— Аргументируй!
— Элементарно! Самая сложная часть паровой машины — это паровой котёл. Знаешь, сколько было взрывов паровых котлов паровозов, локомобилей и просто стационарных паровых машин? А всё почему? Да потому что в те времена очень трудно было получить однородную сталь, а ещё труднее — правильно её прокатать. Да и не было в те времена котельных сталей со стабильными свойствами. Результат очевидный: паровые котлы взрывались как миленькие, и при этом гибли люди. Заметь: гибли наиболее грамотные и подготовленные специалисты, которых мало в любые времена. И не забывай, что тот же паровозный котёл требует чуть ли не километр цельнотянутых трубок. Как ты думаешь, что легче: вытянуть длинную стальную трубку или обработать короткий цилиндр литого двигателя?
— Зато нефтяные двигатели конструктивно сложнее.
— Ненамного. Зато этот двигатель почти полностью можно отлить из чугуна. Стоит ли напоминать, что чугун дешевле стали, причём вовсе не на малость? Ты просто подумай: литьё значительно дешевле проката. Опять же, при большей сложности изготовления полудизель гораздо проще в обслуживании, и требует значительно меньшей квалификации, чем паровая машина. Ты же сам знаешь, что паровую машину обслуживают трое: машинист, помощник машиниста и кочегар. А трактор — один тракторист.
Эти наши разговоры я вспомнил, когда в составе длиннющего обоза тащился из Петербурга в Москву. Судите сами: средняя скорость гужевого транспорта ненамного превышает скорость пешего человека и составляет шесть-семь километров в час. Быстрее нельзя: лошадь тоже живая, она устаёт, и если её перегрузить, то она, бедная, очень быстро захиреет и околеет.
Даже самый тихоходный трактор двигается со скоростью двадцать-тридцать километров в час, причём ему не нужны привалы для отдыха, и останавливается он только
