Повелитель корней - Михаил Алексеевич Ланцов
Пару минуту спустя они оба стояли на свежем воздухе и наслаждались видами ночи за пределами лагеря. Ну, то есть, темнотой, едва украшенной какими-то неразборчивыми разводами и силуэтами.
— Чего спать не идешь?
— Ты на каком языке мне там чего-то сказал?
— А, — отмахнулся князь. — Неважно. Еще склянку-другую поспать. Потом утреннее построение. Идешь?
— А где костры?
— Что?
— Ну… германский лагерь с вечера разводит костры. И они тлеют до утра. На них же они с рассветом разогревают вечернюю еду.
Берослав подобрался.
А ведь и верно: ни одного костра.
Сон как рукой сняло.
Князь быстрым шагом подошел к ближайшему часовому. Начал расспрашивать. И оказалось, что эти костры начали гаснуть еще до его смены. Сначала дальние, а потом и те, что ближе. Один за другим.
— И давно погасли последние?
— Да считай только-только.
— Лагерь к бою! — рявкнул Берослав.
— Что⁈ — не понял часовой.
Но князь уже бежал к «мостику», рядом с которым должен был в палатке спать горнист. Его-то буквально за шкирку он и выволок наружу, заставив играть «боевую тревогу».
И завертелось.
Людям очень хотелось спать, но они все равно отреагировал как надо. Пусть и громко ругаясь.
— Что случилось? — продирая глаза спросил Борята, пробегая мимо.
— Ночное нападение. — буркнул князь, а потом рявкнул. — Пращники! Зажигательные пали да метай. Каждый по одному горшку на максимальную давность. По готовности.
Подчинились.
Вяло и как-то вязко, но подчинились.
И уже секунд двадцать спустя горшки с древесным спиртом полетели на все три стороны от лагеря. Где-то шагов на пятьдесят, а где-то и на все сто. В разнобой. Слишком тяжелые. И разность силы пращников сказывалась очень ярко.
А следом и ночь вспыхивала островками пламени, слабо освещающего округу — метанол же, от него света не дождешься. В зону горения попадала и трава, что добавляло яркости освещения. Впрочем, и без нее почти сразу проступили силуэты германцев, идущих в атаку.
Они ведь строились уже, когда Берослав скомандовал тревогу. Поэтому конунги решили действовать без малейшего промедления и отправили их в натиск. Просто шагом, чтобы не задохнулись на такой дистанции.
Вот их и разглядели защитники.
И резко оживились.
Секунд через пять-десять стали раздаваться крики о готовности. И к тому моменту, как германцы навалились, весь личный состав уже занял отведенные ему боевые позиции.
Вот пострелять не успели.
Да.
Лишь на последних шагах метатели дротиков успели дать залп. В щиты, в основном. Ну и тяжелая пехота отработала пилумами разок. Впрочем, натиск это остановить уже не смогло…
Германцы лезли через внешний ров слишком мощно и решительно по всей протяженности. Из-за чего сил их сдерживать не хватало. Поэтому «пробки» стали откатываться вдоль прохода, сокращая площадь боевого контакта.
Минута.
И ширина защищаемой первой линии уменьшилась втрое. А плотность тяжелой пехоты там оказалась такой — что натурально плечом к плечу все стояли.
С внутренней стены же включились сирийские лучники при поддержке ополченцев. У первых железные доспехи имелись. И они могли держать удар. А у вторых поголовно были гамбезоны. Полноценной защиты они не давали, но всяко лучше балеарских пращников, что «рассекали» в легком тряпье.
Этих, кстати, Берослав загнал на «мостик», сколько смог. Чтобы они оттуда работали. Остальные стреляли по германцам, пытающимся пробраться через рогатки у реки. На таких дистанциях что в голову, что в ногу пуля от этих ребят не сулила ничего хорошего. А били они на удивление точно из-за чрезвычайно высокого личного навыка…
— Мясорубка… — тихо произнес князь, наблюдавший за происходящим. — Хотя нет. Мясо тут не рубят, его колют. Вон — как иголкой тыкают. Раз-раз-раз…
Маркус промолчал, как и остальные.
А что тут скажешь?
Берослав, наверное, единственный во всем лагере, который старался бодриться. Остальные просто и незамысловато боялись в самом банальном формате. Действуя скорее на автомате из-за продолжительных тренировок…
Тяжелая пехота никого особо и не била.
Ее зажали и вдумчиво охаживали. Поэтому они старались держаться и ничего не пропускать. В них ведь и метательные «предметы» всякие летели, включая топоры и сулицы. У многих уже и копья оказались обронены, да и не воспользоваться ими в такой давке. Так что они достали свои здоровенные саксы и пыряли ими в щели по подставившимся и излишне навалившимся.
Основной урон наносили стрелки… копьями.
Встали эти ребята крайне неприятным образом для нападающих. Щиты формировали сплошную стену, в общем-то, непробиваемую для германцев. Нижний край их при этом отводился за кромку вала и находился с внешней его стороны. Вал прикрывал бойцам торс и ноги. Они же сами могли бить копьями сверху вниз по ногам противников — из-под щита. Прямо широким лезвием туда тыкая и выдергивая обратно, пытаясь если не пронзить, то подрезать нижние конечности.
Десять — двенадцать минут и по проходу между валами пройти уже стало решительно невозможно. Из-за павших и раненных, что лежали там уже в два-три, а местами и четыре слоя. Темнота же, точнее, сумерки утренние. Особенно не разобрать. Вот и лезли.
— Огонь! — рявкнул Берослав. — Пращники! Огонь за спины! И в ров! По три броска!
И горшки с древесным спиртом полетели в противника. Разбивались. Вспыхивали, а вся округа огласилась истошными криками заживо сгорающих людей. Что и стало последней каплей натиска…
— Отходят, — облегченно произнес Маркус, наконец-то… — Я уж и не верил.
— Бегут, — усмехнулся Берослав.
— После таких потерь они не останутся. Уйдут.
— Уйдут? — усмехнулся князь и протянул торговцу зрительную трубу. — Как там говорилось? Ждите меня с первым лучом солнца, я приду на пятый день, с востока… — процитировал Берослав Гендальфа. — Конечно, немного невпопад с количеством дней, но в целом совпадает.
— Что? — уставился на него Маркус в очередной раз квадратными глазами.
— Вот туда погляди. Видишь?
— Сарматы… Это ведь наши сарматы…
— Именно. — оскалился Берослав. — Быть может, они нас и предали бы, если бы спасались бегством мы. Но сейчас это им не выгодно. У проигрывающих нет союзников.
— Их что-то много пришло.
— Судя по всему, мама Гатаса все же сумела договориться. Только вот с кем? Видишь? Там много всадников с бронями.
— Да… — помедлив произнес Маркус. — Роксоланы же утратили свои дружины зимой. Неужели
