Когда-то был Апрель - Максим Волжский
…Гость из будущего выбрал в качестве подопытной жертвы молодого су-лейтенанта.
Пробираясь сквозь облачные образы человеческой мысли, он подкрадывается к мозгу француза, будто забрался тому на плечи и, сжимая ладонями голову на висках, сверлил взглядом дыру в черепе, где когда был родничок. Это место соединения костей казалось почему-то самым доступным.
Апрелю было удобно и невесомо пробираться в чужой разум, словно он покинул собственное тело и парил где-то над людьми, над церковным обозом и русским полем. Будто он превратился в воздух и ничего не весил.
Первый опыт проходил вполне успешно. Апрель комфортно расположился во французской голове. Он даже мог видеть фрагменты прошлой жизни су-лейтенанта. Вот его мама в шляпке и с зонтиком, рядом его младшая сестра, совсем девчонка — здесь он хвастается своей саблей перед пожилым месье, который держит на поводке старого пса, а вот и сегодняшний день, полный армейских забот и борьбы с собственной совестью.
Су-лейтенант никак не мог определиться, кто будет стрелять в этих несчастных русских. Вообще-то, французский офицер хотел отпустить пленных, но приказ Бонапарта заставил его стать беспощадным.
Апрель поселился в голове су-лейтенанта. Оставалось отбросить сомнения молодого человека и воспользоваться офицерским званием, чтобы призвать солдат исполнить приказ. Он дал мысленный сигнал, и су-лейтенант скомандовал: «Становись».
Споры утихли. Конвоиры выстроились в ряд, рассчитались на первый, второй, третий. Вторые номера вышли из строя — и всё: не нужно тянуть щепки, бумажки с крестиками и пламенно дискутировать, чтобы выбрать людей для выполнения, пусть и отвратительного, но всё-таки приказа.
Завладеть только сознанием су-лейтенанта — недостаточно. И тогда Апрель запустил волшебные нити магических чар в мозг четырёх солдат, выбранных для расстрела.
Либо день был сегодня такой счастливый, а, может быть, звёзды так удачно светили прошлой ночью, но управлять сознанием пятерых французов оказалось легче, чем водить в детстве трёхколёсный велосипед в оживлённом московском дворе. Кататься на велосипеде вечно мешали гигантские ноги взрослых, а ещё железного жеребца могли отнять мальчики постарше, уже гулявшие без мам; а иногда маленькому Апрелю просто не хватало сил, чтобы крутить педали и ехать прямо. С солдатами оказалось всё прозаичнее.
Начинающий гипнотизёр мысленно приказал пехотинцам подпрыгнуть. Тут же послышалось, как звенит в рюкзаках украденное из телег серебро. Затем Апрель заставил солдат поднять правую руку и тут же опустить её. Французы с радостью выполнили приказ, и от форменных штанов серым облачком спрыгнула дорожная пыль. Апрель сделал вывод: подопытные полностью управляемы. Осталось всем дружно переместиться в лес, произвести залп и, не прощаясь, разойтись в разные стороны — как разбегаются уличные псы, обнюхав друг друга везде и всюду, но, не пустив в ход зубы и грязные когти.
Так и произошло. Без слёз, душераздирающих криков, плача, мольбы, а, главное, ненужных жертв.
Четверо солдат под руководством су-лейтенанта, завели приговорённых к казни в лес. Выстроившись в одну шеренгу, они приготовили ружья к стрельбе и нацелились на куст чёрной бузины.
Казаки стояли рядом с Апрелем, смотря в спины расстрельной бригаде, совершенно не понимая, что происходит.
С каменными лицами французы исполнили жестокий приказ. Каждый из них целился в самое сердце ненавистного куста. Затем прогремел залп, но выстрелы напугали лишь птиц, где-то высоко в ветвях, насвистывающих свою весёлую песенку. Хлопая крыльями и звонко крича, стайка пернатых поднялась над кронами деревьев и полетела наутёк подальше от мушкетного дыма.
— Сейчас, наверное, добивать пойдут, — поражался Степан.
— Это уже лишнее, — серьёзно ответил Апрель.
Повинуясь приказу, французы повернулись «кругом» и отправились обратно к дороге. Не дойдя пару метров до границы леса, они остановились и, отчаянно подпрыгнув, хлопнули в ладоши над головой. После последнего прыжка маленькие армии разошлись с миром. Французский конвой, позабыв о горьком опыте расстрела, отправился охранять обоз с монастырским добром, а казаки так и замерли от удивления.
Повидавший многое в своей жизни Пётр, сначала решил, что Апрель, представившийся Денисом Давыдовым, сговорился с французами, и те попросту ломают комедию, но по отрешённым взглядам солдат было понятно, что они будто пребывают во сне. Прощальный прыжок развенчал последние сомнения. И вообще, стеклянные глаза и неуклюжая поступь конвоиров напоминали поведение его младшей сестры, которая ночью во времена полнолуния ходила по избе, пугая родичей. В доме все знали — это болезнь. Знали, что нужно плотно закрывать окна во время круглой луны, чтобы ни один мистический луч не проник в комнаты — и не дай бог коснулся лица девчонки.
Посмотрев в небеса, Пётр мысленно перекрестился.
— Чудны дела твои, господи…
— Вот это да! — посмотрел вслед уходящим французам Фёдор.
— Барин, а когда бежать-то будем? — удивлялся Степан.
— Всё уже… убежали.
— Это хорошо, что мы на свободе, только руки кто нам развяжет? — спросил Фёдор.
— Ах да. Совсем забыл. Сейчас вернём, — опомнился Апрель.
Казаки озадаченно посмотрели на русского офицера, ожидая нового чуда с освобождением связанных рук. Но вместо саморазвязывающихся верёвочек, послышался хруст. Из-за деревьев снова появился су-лейтенант. В одной руке он держал сверкающую саблю, в другой нёс картину, накрытую тканью. Подойдя к бывшим пленным, он каждому по очереди аккуратно разрезал верёвки, после чего развернулся и, не совершая прыжков ни на месте, ни в длину, ни в сторону — побрёл прочь из леса.
— Вот зачем меня мама на свет родила! — ошалел от увиденного Пётр. — Таких чудес я ещё никогда не
