У последней черты (СИ) - Ромов Дмитрий
* Обложку «Крокодила» можно посмотреть в разделе «Доп. материалы»
18. Промахнулся ли Акела
Ферик явно чувствует себя не очень комфортно и, прямо скажем, не в своей тарелке под напором этого довольно наглого наезда. Он бросает взгляд на меня, а потом быстро опускает глаза, но я успеваю заметить вскипевшую ярость, и чёрную бездну, куда, судя по всему, он хотел бы погрузить нашего собеседника со всей его шоблой.
Немощный старик, разбитый горем, которого он изображал несколько минут назад, уступает место кровавому султану. На кол, четвертовать, обезглавить — вот что кричат его глаза. И это самое мягкое из того, что я успеваю прочесть. Но, надо отдать ему должное, он берёт себя в руки и, когда поднимает голову, на губах его играет холодная улыбка, а глаза источают сладкий мёд.
Он делает знак бармену, чтобы тот принёс ему ещё кофе.
— Зураб, — говорит Ферик, — ты человек молодой, горячий, можешь и голову потерять. Когда выпьешь, да? Но, наверное, тебя учили тому, что ты не должен забывать даже когда напьёшься, как свинья, правда? Как нужно со старшими…
— Это всё, что ты пробухтеть можешь? — хохочет в лицо Ферику Зура Белый.
Я скрещиваю руки на груди и откидываюсь на спинку стула. Я тоже очень хочу и посадить на кол, и четвертовать, и обезглавить этого урода, и много что ещё. Удивительно, каким кровожадным я могу быть. Мне, честно говоря, даже хочется разорвать его на части, но меня, в отличие от этого куска навоза, учили уважать старших, поэтому я предоставляю Ферику вести этот диалог, конструктивный, вежливый и даже утончённый, в каком-то смысле.
Бармен приносит большую кружку американо.
— Ну, тогда, — пьяно улыбается Зураб, покачиваясь на стуле, — я тебе мигну. Брат мой откинулся. Пермяк! Приехал сегодня, сечёшь фишку? Догоняешь? Он тебя объявит негодяем. Тебя и огрызка твоего.
Он кивает на меня, имея в виду, что огрызок это я. Он кивает, и я киваю, но не ему, а начальнику смены. Тот всё ловит на лету и идёт за парнями.
— И все, кто твоему Дымку очко лизал, — веселится Зура, вальяжно качаясь, — побегут ему перстни целовать. А тебя из законников знаешь куда пошлют? На*уй.
Это слово он произносит с большим удовольствием и смаком.
— Я тебя чисто предупреждаю, Ферик, — смеётся он. — Ты пацанов моих завалил? Завалил. Придётся ответить. Дешёвка твоя, в натуре подставу замутила? Замутила. Ну а чё ты хочешь? По всем понятиям кранты тебе, старый. И тебе, Бро, в натуре. И Цвету вашему амбец по всем статьям. Его Туман хотел когда ещё раскороновать. Дохрюкались вы, допи***лись. Я чисто по дружбе предупреждаю, чё.
Он довольно и весьма громко смеётся, а я вопросительно смотрю на Ферика. Он ловит мой взгляд, и виновато разводит руки, мол ну как с таким человеком разговаривать вообще. Невменько, одним словом.
Я поднимаю брови и понимающе киваю, а Ферик, этот немощный, разбитый неприятностями и уязвлённый оскорблениями распоясавшегося сосунка старый пень, берёт в руки здоровенную кружку с американо и резко выплёскивает её содержимое в рожу Белому Зурабу. Горячий, бодрящий, освежающий напиток из первоклассной бразильской «Арабики», стопроцентной, между прочим.
Тот отшатывается назад, но где там, от кофе ещё ни один урод, раскачивающийся на стуле, не уворачивался. Естественно, стул, на котором он развалился в позе утвердившегося альфа-самца, валится назад, смещая баланс в пользу попранного достоинства Фархада Матчанова. Буквально стул Немезиды получается.
Дальше всё происходит, как в кино. Парни из охраны быстро фиксируют прихвостней Зураба, а Ферик, как бешеный Спайдермен в один прыжок подлетает к поверженному мерзавцу и ставит колено на его грудь.
Лицо Белого, ставшее ярко красным с небольшим коричневым налётом выглядит плачевно, но он даже заорать не успевает, хотя ему несомненно больно. Просто ему вмиг становится не до ожога, потому что все мысли и силы уходят на то, чтобы удержать и попытаться оттолкнуть от себя правую руку Фархада Шарафовича.
В этой руке Ферик сжимает чайную ложку, которой мгновение назад помешивал кофе в кружке, а теперь пытается выковырять глаз из головы Зураба.
Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы…
Зурабову братию быстро и практически без шума выносят за дверь и там нежно, но чувствительно утрамбовывают. А Зура, оставленный на волю Спайдермена Ферика отчаянно борется с ужасной угрозой.
Я осматриваю зал. Посетителей всего несколько человек и все они под парами. За конфликтом наблюдают, но без особого интереса. Действия крупье вызывают у них гораздо больше сочуствия.
У Ферика двое телохранителей. Они спокойно и неотвратимо, прижимают руки Зураба к полу и расклинивают голову, прижав её коленями. Спокойно и неотвратимо, как движение Земли вокруг солнца. Как там, обыденность насилия? Вот оно. Да, для них не происходит ничего дикого и экстраординарного.
Ложечка вдавливается в плоть. На это смотреть больно, хотя… чтоб ты сдох, Зураб, конечно. Но не здесь же. Он хрипит, брызжет слюной, пытается вырваться. Да куда там.
— Не здесь, Фархад Шарафович, — говорю я склоняясь к нему. — Потом доделаете. Всё-таки у нас тут приличное место, большие люди ходят. Зачем нам циклопы с кровавыми слезами?
Ферик, как монстр, сорвавший с себя маску и обнаживший истинное и совсем не благодушное лицо, бросает на меня звериный взгляд.
— Не здесь, — спокойно качаю я головой. — Уводите его, забирайте себе, раз у этого дебила хватило ума самому отдаться вам в руки. Это ваш приз. Не забудьте, впрочем, у меня к нему личный счёт, как минимум за двух человек.
Он недовольно бросает ложку на пол и неловко поднимается. Один из помощников подаёт ему руку. Зура часто дышит. Лицо его искажено гримасой боли и злобы. Из глаза сочится кровь со слезами.
Ферик стоит над телом своего врага опустив голову. Дышит хрипло, возбуждённо, как тигр, сокрушивший буйвола. Нет, не так, как старый Акела, который нихрена не промахнулся и сокрушил и буйвола, и Шер-Хана.
Зураб встречается с ним взглядом, и Ферик плюёт ему в лицо. Я отхожу. Странно это — видеть врага, которого ненавидишь и желаешь ему смерти, поверженным, жалким и ничтожным и… уже не хотеть его погибели и даже где-то в глубине души сожалеть о его загубленной жизни.
— Отведите его в машину, — бросает своим волкам Акела-Ферик, честно подтвердивший право называться вожаком стаи.
Я киваю начальнику смены и он провожает группу товарищей до автомобиля, чтобы у начавших приходить в себя соратников Белого не возникло соблазна отбить своего пленённого иерарха.
Мы с Фериком возвращаемся к столу и он, как ни в чём не бывало машет бармену и просит ещё кофе.
— Может, лучше чего-нибудь попрохладнее? — с опаской спрашиваю я.
Он бросает на меня злой волчий взгляд, но понимает, что я его подкалываю и усмехается. Я узнаю старую добродушную маску Фархада Шарафовича.
— Не бойся, — кивает он, — с тобой мне не справиться.
— Что за Пермяк? — спрашиваю я, чуть улыбнувшись. — Конкурент?
Ферик не отвечает.
— Ему, — не отстаю я, — понадобилась эта операция, чтобы попытаться скинуть вас с Олимпа? Или что? Вряд ли Зураб решился бы сам на такую подставу. А если бы он не встретил отпора и все его бойцы остались бы в живых?
— А, кстати, хоть кто-нибудь выжил? — интересуется Фархад Шарафович.
— Не думаю. Проверять было некогда, но постреляли мы хорошо.
— Нет, — качает головой он. — Мне кажется этот гуж Зура просто хотел меня жмокнуть.
— Это как-то тупо. Вот так приехать и всех пострелять. С него же спросят.
— А когда не вышло, Пермяк его надоумил разыграть вот эту комедию. Тупо, да, но не пойман — не вор. А бабки ему сейчас нужны, это я точно знаю.
— Не пойму, а если бы у него всё получилось? Что бы он сказал? Типа, ой нет, это не я?
— Ну, Егор! — раздражается Ферик. — Он бы по-любому всех завалил, ни одного свидетеля бы не осталось. А потом сказал бы, что когда приехал, там все уже лежали мёртвые, и ни денег, ни товара, естественно.
