Авиатор: назад в СССР 8 (СИ) - Дорин Михаил

— Так точно, — сказал я. — Товарищ подполковник, думаю, что Валерий Петрович вполне имеет право давать мне советы. Пока я не имею его опыта, это для меня актуально.

Бажанян покачал головой.

— Тигран Араратович, в чём необходимость поднимать сейчас экипаж, если в районе Заранжа всегда курсируют вертолёты Ирана. Там же есть и наши позиции, разве нет? — спросил Валера.

— Гаврюк, готовься к заступлению на дежурство, — грубо сказал Араратович и повернулся ко мне. — Ты ещё здесь, Родин? — сказал он, и я вышел из кабинета.

Странно, что так ответил Валере Бажанян. Раньше адекватно вёл себя наш заместитель по лётной подготовке. Похоже, что в преддверии возможного назначения на должность командира полка, пытается себя ещё больше проявить Тигран Араратович.

Дубок, подготовивший для меня самолёт, выглядел хмуро. Я и вспомнить-то не могу, когда он был весел в последнее время.

— Сергеич, погодка… — начал говорить Елисеевич, стоя в вымокшем комбинезоне от мелкого дождя.

— Знаю, но это приказ, — сказал я и полез по стремянке в кабину.

— Погодь! — крикнул он и полез следом.

— А я уже сел, — улыбнулся я, запрыгнув в кресло. — Давай конфетку и я полетел.

— Ой, не к добру в такую погоду, — сказал Елисеевич и протянул мне конфету «Дюшес».

— Эээ, нет! Давай «Дубок», — сказал я. — Мне прошлого раза хватило.

— Это когда ты «из кабинета вышел»? — спросил Елисеевич, протягивая мне «правильную» конфету.

— Мог бы и не напоминать, — покачал я головой и Дубок слез по стремянке.

Взлёт был произведён в обычном порядке. Капли дождя тонкими струйками стали обволакивать остекление фонаря, застилая весь обзор в облаках. В такие моменты начинаешь напрягаться сильнее, а руки сжимают органы управления плотнее.

Покружился я в районе предполагаемого местоположения вертолёта. Пикировал, делал бочки, снижался под облака и делал проходы на предельно-малой высоте. Но всё тщетно.

— Янтарь, 118му, остаток 600, цель не обнаружена, — сказал я, напоминая ОБУшнику, что вот-вот и меня надо возвращать на аэродром.

— 118й, заканчивайте задание, отход по обратному маршруту, — сказал он и я отвернул на аэродром.

— Янтарь, 118й, к вам с посадкой, прошу условия на заходе, — запросил я у руководителя полётами на аэродроме.

Остаток позволяет лететь достаточно быстро, чтобы не висеть в воздухе долго. Полёт был практически бесполезен, а вот заход с посадкой пойдёт на пользу. Потренируюсь в сложных метеоусловиях заходить.

— 118й, остаток ваш? — запросил у меня руководитель полётами.

— 600, — ответил я и уже не так спокойно начал себя чувствовать.

Пара секунд, и я стал цеплять плотный слой облачности. Тут же в кабине стемнело, и я включил подсветку приборов.

Курс продолжал держать на Шинданд, но вот молчание руководителя полётами меня не радовало. Рука на рычаге управления двигателем уже была готова снизить обороты, чтобы сэкономить топливо.

— 118й, вам уход на запасной. Погода не позволяет вам посадку произвести, — вышел в эфир руководитель полётами, отправляя меня садиться в Кандагаре.

— Понял, выполняю отворот на запасной Мирванс, — выдал я в эфир позывной этого аэродрома.

Топливо не так уж и много, но вполне хватит сесть в Кандагаре. Длина полосы там позволяет. Плюс утром прогноз погоды там был благоприятный. Посмотрю ещё на один пункт дислокации в Афганистане.

— Мирванс, 70118му на связь! — запросил я на канале управления.

В ответ ничего. Хребет Луркох остался давно позади, трассу до Кандагара с высоты в 5000 метров совсем не видно, а впереди ещё больше полторы сотни километров до самого аэродрома.

— 118й, Мирванс отвечает.

— Мирванс, 118й добрый день! К вам по запасному. Прошу условия и курс посадки.

— 118й! У нас обстрел. Идёт бой. Посадку дать не можем.

Прекрасно! И чего мне делать? Вот так отправили планировщики меня на запасной аэродром.

— Мирванс, 118й, к вам по запасному иду. Подтвердите невозможность принять, — запросил я, чтобы убедиться в правильности понятого мной сообщения.

— 118й, подтвердил. В районе аэродрома бои идут. Посадка невозможна, — чуть ли не переходя на крик, передал мне сообщение руководитель полётами Кандагара.

Делать нечего. Придётся возвращаться в Шинданд. Ручку управления самолётом отклонил влево и занял курс на свой текущий аэродром базирования. Остаток приближается к 500, так что стоит забраться повыше для экономии.

— Мирванс, 118й прошу 9000 занять, — запросил я и получил разрешение.

Через минуту начал связываться с Шиндандом.

— Янтарь, 70118му на связь

— Янтарь отвечает, — неуверенно ответил мне руководитель полётами Шинданада. — Вы же на Кандагар пошли?

— Янтарь, аэродром Мирванс под обстрелом. Закрыт, короче. Прошу подход условия и курс посадки.

— Эм… 118й, у нас туман, осадки, небо не видно, видимость менее километра, нижний край облачности… — и на этой фразе руководитель завис.

— Янтарь, 118му. Подскажите нижний край на заходе, — спросил я.

— 118й, нижний край 100 метров, видимость километр. Очень жёстко! Повторяю, очень жёстко! — передал мне информацию руководитель полётами, намекнув, что условия очень плохие.

Выходит, что в Кандагаре погода есть, но нет возможности сесть. В Шинданде возможность есть, но погоды нет. Кругом пустыня и горы, топлива у меня мало и я… только что вошёл в плотный слой десятибалльной облачности. Ничего не видно и пилотирую только по приборам.

Неа, к такой заднице меня Белогорск не готовил!

Глава 20

Руки начали слегка уставать. Я представил, как под перчатками сейчас вздулись жилы от напряжения. Если кто-нибудь мне бы сказал, что в такие моменты лётчики сохраняют «олимпийское спокойствие» и не мандражируют, я бы иронично улыбнулся.

Трицепс на левой руке пульсировал, стало некомфортно в груди, а в горле пересохло.

Наверняка каждый лётчик в такие моменты задавался вопросом — чего я раньше не сел? Как руководители не смогли проанализировать погоду и выгнали меня без наличия устойчивого запасного аэродрома?

Сколько уже здесь летаем, так в Кандагаре постоянно случаются то обстрелы, то взрывы. Пожалуй, сейчас это самая горячая точка в Афганистане, если говорить о районах аэродромов.

Но такие рассуждения в данную минуту не помогут мне посадить самолёт. Об ином варианте сохранения своей жизни я ещё не думал.

— Остаток 118й? — прозвучал в эфире голос Бажаняна, который однозначно сейчас был на командно-диспетчерском пункте.

— 500, высота 9000, — доложил я, продолжая держать курс на Шинданд.

— Понял. Как погода в этом районе? — запросил у меня Араратович.

— В облаках сейчас. Обледенение отсутствует. Разрешите снижение? — спросил я и приготовился менять высоту.

— Погоди. Решаем, что с тобой делать.

Супер! А мне сейчас припарковаться нужно будет и подождать, когда все совещания пройдут.

Не так уж и много у меня вариантов для того, чтобы не разбиться.

Первый, он же самый простой — повторно запросить Кандагар для посадки. Теперь дотянуть до полосы туда будет очень сложно, но это лучше, чем заходить вот в такую «чудесную» погоду на посадку. Возможно, в данный момент там затишье.

— Янтарь 118му, есть ещё возможность на Мирванс уйти. Согласуйте посадку там, — запросил я руководителя полётами в Шинданде.

— 118й, невозможно. Решаем вопрос, решаем, — быстро протараторил он. — Пока сохраняйте 9000. Удаление от аэродрома 95.

Что ж, первый вариант отпадает. Есть второй, и он очень болезненный. Меня должны будут вывести в безопасный район, и я спокойно катапультируюсь.

Звучит просто, но в «спокойном» катапультировании уверенности мало. По спине это ударит очень сильно. И, похоже, для меня станет этот «выход из кабинета» лебединой песней в карьере лётчика.

К тому же на земле меня могут ожидать «захватывающие» приключения. Мы ещё в зоне боевых действий.