Авиатор: назад в СССР (СИ) - Дорин Михаил

Новость об этом происшествии, естественно, ушла на самый верх. Каким-то чудом пожар не перекинулся на другие самолëты, а в пострадавших, значились только двое — Виталик и его инструктор.

— А если его дед приедет? Могут училище закрыть, а нас раскидать кого куда? — волновался Артëм, когда мы сидели в казарме после всего случившегося.

— Да не будут раскидывать. Просто в армию всех отправят дослуживать, — выдвигал свою теорию Костя Бардин.

— В увольнение хотел сходить, а тут такое..., — начал говорить Макс, но меня взбесило их безразличие к здоровью нашего товарища.

— Может вы свои проблемы себе засуните подальше? — воскликнул я, вскочив с кровати.

— Что значит подальше? — огрызнулся Макс.

— Вот именно туда, где солнце даже не светит! Наш Виталик неизвестно в каком состоянии, а вы тут думаете каждый о себе. Училище закрывать будут не будут? Гулять отпустят не отпустят? Отправят дальше не дальше? — начал я передразнивать всех троих. — Хреновые вы друзья, раз о себе только думаете.

— Родя, да не горячись ты уже! Поняли мы, — пытался меня успокоить Артëм, и всë тщетно.

— А ты меня не охлаждай! Когда надо, сам остыну! Таких, как вы, друзей, за одно место и в музей.

При крайней моей фразе, в казарму вошëл Нестеров. Он сразу сказал не волноваться, поскольку оба пострадавших живы и лежат в госпитале.

— Капитану 27 лет отроду. Обгорел достаточно сильно. Летать уже не будет, — сказал Николаевич. — Я старлеем ещё был, а он второй курс заканчивал и ко мне в лëтную группу попал. Жалко, парень-то перспективный был.

— Грустно, когда вот так заканчивают свою карьеру ещё в самом расцвете, — сказал Костя. — О Виталике ничего не слышали?

— Полное неведение, Бардин. Как я понял, парнишка, этот Казанов, непростой. Полку светит проверка.

И этот туда же? Что ж все о своëм только и думают?

— Один больше летать не будет. Второй, возможно, сильно пострадал, а вы комиссий боитесь!

— Родин, успокойся, — сказал Нестеров. — От твоих нерваков ты его быстрее на ноги не поставишь. У меня знакомая в госпитале работает. Сейчас всё узнаем. Вы, только, из части ни ногой. Сейчас нам только самохода не хватает группового.

Через полчаса, когда весь наш взвод вернулся в казарму, у Нестерова появилась информация.

— Подруга моя говорит, что оба жить будут. Друг ваш и вовсе в рубашке родился — руки обжёг сильно и спину слегка. Шлемофон только отдавать не хотел, — улыбнулся Нестеров и подошëл ко мне ближе. — И летать даже будет. Так, что спать можешь спокойно.

— Он не хотел летать, Николаич, — сказал я, присаживаясь на кровать. — Я уговорил, чтобы он не бросал учëбу.

— Ты даром убеждения обладаешь? — спросил Нестеров, присаживаясь рядом.

— Да какой там! Просто, получилось и всё, — отмахнулся я.

— Ты производишь впечатление опытного и знающего человека, — толкнул меня в бок Нестеров. — И это несмотря, на юный возраст. Тем не менее, Казанов сам принял решение и поступил, как мужик, а не генеральский сынок.

Слабо, конечно, утешает Николаевич. Пока Виталика не увижу, вряд ли успокоюсь.

— Только не генеральский сынок, а маршальский внук, товарищ майор, — сказал Макс и Нестеров чуть с кровати не навернулся.

— Ну, точно, проверки не избежать, — сказал он, томно вздохнув.

На следующий день нам удалось попасть к Виталику в госпиталь. Нестеров уговорил комэска, чтобы отпустил нас в увольнение. Было много криков, которые слышал весь штаб эскадрильи. Особенно мы, находясь за дверью его кабинета.

Николаевич в это время слушал отзывы командира эскадрильи о возможном приезде главкома ВВС вместе с маршалом СССР Батицким — дедом Казанова.

— Ты хоть знаешь, Петя, что будет? В статьях о половом воспитании журнала «Здоровье» почитай, если не знаешь, — воскликнул подполковник Ребров.

— Командир, ну надо парня проведать. Может это несколько сгладит будущее впечатление..., — начал говорить Нестеров, но Ребров его прервал.

— Впечатление? У него внука чуть не прикастрюлили, а ты о сглаживании говоришь. С другой стороны, парень, Казанов-то, молодец. Фонарь быстро сбросил и инструктору полез помогать. Держи пятëрку, пускай ребята и от нас что-нибудь возьмут ему. А на инструктора с кассы эскадрильской у начштаба.

На свои, почти 8 рублей курсантской получки, купить можно немного. Особенно, когда все деньги уже проедены или прогуляны.

Со всей казармы насобирали только трëшку. Так что пять рублей от комэска были очень кстати. В магазине купили всё, о чëм сейчас мог мечтать Виталик — сладости, пирожки, а главное — пирожное «Картошка». Конечно, в аптеку зашли за аскорбинкой и гематогенками. Только потом вспомнили про яблоки. Купили чуть больше двух килограмм и с тканевыми сумками отправились в госпиталь.

Знакомая Нестерова, которая оказалась старшей медсестрой хирургического отделения, провела нас на территорию и показала, где лежит наш товарищ.

Судя по реакции Ирины Сергеевны — так зовут знакомую Николаевича — она очень расстроилась, что он сам не пришëл. Очень милая девушка, которая всю дорогу интересовалась про Нестерова.

— И что, прям-таки, на работе? И не смог прийти? — расстроено спрашивала она.

— Он правда не смог. Еле-еле нас получилось к товарищу отпросить. Там на службе завал, — отмахивался Костя, выполняя поручение Нестерова.

Николаевич «проинструктировал» нас, что сказать Ирине. Видать, очень близкие они «знакомые». Колец-то, у обоих нету! Хотя, Нестеров мог и просто не носить обручалку. Технику безопасности соблюдает.

В палате Виталик оказался на данный момент один. Он очень обрадовался, увидев нас. Когда мы снабдили его стратегическими запасами вкусностей, счастью не было предела. Сразу попросил раскрыть ему пару конфет и пирожное, поскольку руки были забинтованными. Яблокам, конечно, в рационе была отведена крайняя роль.

Естественно, все хотели узнать подробности произошедшего. А Виталик, занятый поеданием своей любимой «Картошки», не мог разговаривать быстро.

— Температура в двигателе смотрю растëт, и палëнным запахло. Я инструктора запрашиваю, а он не отвечает, — сказал Казанов, прожевав пирожное. — Ну а дальше, как по инструкции кран закрыл, обороты «Малый газ» и считалочка Борисова...

— КП, ТП, фал, фонарь, — хором зарядили все впятером.

— Молодец, запомнил! — сказал я. — Как спина?

— Нормально. Бок правый немного обгорел, но заживëт. Вы не знаете, как там инструктор? — спросил Виталя, но никто сразу не решился ответить.

— Жить будет, а вот летать... нет. Говорят, ты его сам вытащил? — спросил я.

— Не прям сам. Он фонарь сбросил, а туда пламя пошло. Я свой шлемофон на руку и давай его вытягивать. Пока на обрез кабины вытянул, тут и техники подбежали. Когда самолёт бахал, меня уже на бетонке тушили.

Вроде и поговорил с Виталиком, а чувство вины на душе есть. Могло же и не так хорошо закончиться.

— Полковник, я спрашиваю, почему он лежит здесь? Почему не направили в Москву? — звучал в коридоре громовой голос.

— Павел Фëдорович, всё сделаем. Если б мы знали..., но всё уже позади, врачей с окружного госпиталя вызвали!

— Здесь он? — спросил обладатель громового голоса. Дверь в палату открылась, и перед нами возник тот самый дедушка Паша.

Вытянувшись в струнку, я смог разглядеть этого известного военачальника. Батицкий, одетый в повседневную маршальскую форму с накинутым на плечи халатом, стоял в дверях и осматривал внутренний интерьер. Фуражку с особым орнаментом держал в руках, а золотая звезда Героя Советского Союза блестела на груди, расположившись над многочисленными рядами медальных планок.

— Кто такие? — спросил он.

Поочерёдно мы представились, не опуская подбородков. В этот момент, к стоящему Казанову подошла взрослая женщина в пальто кремового цвета и серых перчатках, и принялась обнимать его.

— Мать, ну что ты в самом деле, — сказал маршал и жестом показал сопровождающим выйти. Мы схватили свои фуражки, но выйти нам не дали. — А вас не отпускали. На место.