Авиатор: назад в СССР (СИ) - Дорин Михаил

Впрочем, так и должно было быть. У Красновой будет своя жизнь, а у Родина своя. Только вот сознание моего предшественника не хочет выбрасывать из головы Аню. Уже сколько нахожусь в этом мире, а бывший хозяин этого тела до сих пор даёт о себе знать.

Апрель1977 года встретил нас солнечной погодой и, пожалуй, одним из главных событий всего обучения в училище — первой лëтной практикой. И нашему взводу выпал просто джек-пот!

Мы никуда не ехали, а оставались летать в Белогорске на Л-29. Мои товарищи, конечно, обрадовались этому. В основном, из-за девушек своих. Я же радовался тому, что здесь больше самолëтов и инструкторов, а их уровень заметно выше.

Это я узнал от одного курсанта 4 курса, с которым мне «посчастливилось» мыть пол на сампо. Надо же было уснуть, когда были дни подготовки к «Истории КПСС».

Прибытие в учебный полк на аэродром нашего училища было знаменательным событием.

Первое же построение проводил командир учебной эскадрильи. Подполковник Ребров весьма упитанный человек с очень мягким, даже, писклявым голосом. Мне показалось, что ему нужно слегка схуднуть. Килограмм так на 15.

— Товарищи курсанты, вы попали в третью учебную эскадрилью. В отличие от всем известной второй «поющей», у нас прозвище несколько иное — «пьющая». И меня оно очень смущает!

Ребров долго приводил примеры разложения дисциплины в его подразделении, как среди курсантов, так и инструкторов.

— Особенно, меня удручает традиция застолья по окончании лëтной практики. Но до неë надо ещё дожить. А теперь, начнëм.

Как и перед КМБ, началось деление на лëтные группы по четыре-пять человек в каждой. Наша неразрывная четвëрка в этот раз лишилась Виталика, вместо которого к нам попал Костя Бардин. Таким вот усечëнным составом мы оказались в группе старшего лëтчика майора Нестерова.

— Небось Казанов договорился, чтоб вам его дали, — шипел кто-то в строю, когда мы вставали за спиной нашего инструктора.

— Ничего не договаривался. Я вообще не знаю, кто это, — отвечал на это Виталик, оказавшийся в десятой группе.

Что такого в этом майоре я не знал, но другие видели в нëм то ли самого опытного, то ли самого весёлого человека. Узнали, наверняка, от старших курсов, кто из инструкторов посильнее и послабее.

Пётр Николаевич Нестеров, тëзка легендарного штабс-капитана Нестерова, по разговорам старших курсов был очень хорошим инструктором. Для начала, наша девятая лëтная группа под его руководством должна была пройти мероприятия наземной подготовки.

Николаевич, как он приказал обращаться к нему вне строя, плавно вводил в то самое «состояние» — полëты. И вот эти самые полёты начались для нас с «исписания» тетрадей. Мы изучали данные аэродрома, район полётов, навигационную обстановку в районе полётов, рисовали карты.

Весь наш взвод, поделëный на группы, сидел в классах и писал. А вот нас, Пëтр Николаевич, больше вытаскивал на улицу, чтобы мы не сидели в душном кабинете, а на воздухе познавали науку. И это лучше работает. Писать, конечно, нужно, но ещё лучше, когда тебе это показали и ты попробовал сам.

— Завтра пойдем на газовку. Посмотрите весь процесс от осмотра до выключения самолëта, — сказал нам Нестеров, когда мы сидели на спортгородке.

Николаевич рекомендовал сидеть на лестнице и запоминать высоту выравнивания, а также ходить с макетом самолëта по схемам выполнения полëтного задания.

— Так лучше запомнить. И ещё, на турниках занимаетесь? — спросил он и получил утвердительный ответ. — Исключить, и бег тоже. Мне нужны ваши мягкие руки, чтобы вы чувствовали управление.

— А как же физкультура? И на турнике висеть полезно, разве не так? — спросил Макс.

— Так. Разрешаю только советский биатлон, — сказал Нестеров и пошëл к выходу с городка.

— А это как, советский биатлон? — поинтересовался Костя.

— Это когда с утра бегут за пивом и по дороге стреляют сигареты. Завтра зайду в казарму за вами.

На утро выдвинулись на аэродром, одетые в свои собственные лëтные комбенизоны, ДСки и полётные ботинки. В руках чëрные шлемофоны и планшеты НПЛ с записанными основными действиями и параметрами, за которыми следует следить на запуске.

Для моих товарищей, увидеть воочию аэродром с его полосой, бетонными рулёжками, стоянками и «живыми» самолётами, на которых и нам вскоре предстоит летать, уверен, было невероятным чувством.

Первым в кабину полез я. Всё как на тренажëре, только это настоящая машина. Если на занятиях у Иван Ивановича ты начинаешь уже в запущенном самолëте, то здесь тебе необходимо этот запуск выполнить самому.

— Готов? — услышал я голос Нестерова в наушниках.

— Так точно.

— Запрашивай разрешение.

— Сопка, я 880й, запуск, газовка, — вышел я на связь с руководителем полëтами.

— 880й, запуск разрешил, окончание доложите, — выдали мне добро на запуск.

— От двигателя! — крикнул Нестеров, подав сигнал техникам отойти дальше от самолëта.

Лампа «Не запускай» на панели приборов погасла, и Николаевич разрешил нажать кнопку «Запуск». Через 1-2 секунды включился стартер, кран подачи топлива поставил в положение «Открыто».

— Руку со стоп-крана не убирай, — подсказал Нестеров. Видимо, заметил сзади, что я снял руку с красной рукоятки. — Следим за оборотами и температурой газов.

Весь процесс газовки продолжался несколько минут. Николаевич рассказал, как проверить работу оборудования, какие параметры контролировать, а на что обращать второстепенное внимание. В общем-то, следить нужно за всем.

После выключения долго обсуждали с ним весь процесс ещё раз. Видно, что Пётр Николаевич радеет за хорошее обучение курсантов. Сможет, значит научить.

Пока газовался на другом борту Макс, мимо прошëл Виталик со своей группой. Их самолëт находился рядом с нашим.

— Давай, удачи. Потом пообщаемся! — крикнул я ему, когда Казанов что-то рассказывал мне об их порядках в группе. Шум двигателя не позволил расслышать, что он конкретно хотел донести до меня.

Когда Макс заканчивал работу, Виталик уже занимал место в самолëте. Приятно осознавать, что он теперь не хочет сбежать с училища. Может, понравится ему это дело и будет летать. Странный запах ударил в нос — смесь керосина и чего-то палëного.

— На сегодня закончили, мужики. Завтра на спортгородке..., — начал говорить Николаевич, но резко прекратил и начал отталкивать нас в сторону. Я обернулся и увидел вспыхнувший самолёт. Тот самый, в который садился Виталик со своим инструктором.

— В сторону! — воскликнул я, рванув к самолëту.

— Назад, Родин! — крикнул Нестеров, хватая меня за воротник ДСки.

— Сброс справа! Справа ищи! — кричал я, в надежде, что Виталик меня услышит и нащупает ручку аварийного сброса фонаря. Пламя уже перекинулось на кабину и что-то разглядеть было тяжело.

Я пытался оттолкнуть инструктора, но он повалил меня на спину, прижав к бетону. Когда меня начали поднимать и уводить подальше, за спиной раздался громкий хлопок. Удержать меня уже было нельзя. Выскользнув из плотных объятий своих товарищей, я устремился к горящему самолëту.

Глава 22

Сирены пожарных ЗИЛов и сигналы санитарного УАЗа слились в одну страшную мелодию, разбавляемую несвязными криками техников и бегущих за мной товарищей.

— Только бы успел фонарь сбросить и выбраться. Только бы успел, — повторял я, пока не добежал до места происшествия.

У санитарного автомобиля, фельдшеры укладывали на носилки двух человек в сильно обгоревшей одежде. У одного в руке был зажат шлемофон, а второй сильно стонал от боли. Разглядеть, кто из них кто было невозможно из-за огромной толпы вокруг машины.

— В казарму, я сказал, Родин, — прошипел на меня Нестеров. — Ничего ты уже не сделаешь.

— Я бы успел! — не сдержался я, крикнув на своего инструктора. — Было время, чтобы скинуть фонарь.

— Они его и скинули! — ещё сильнее крикнул Николаевич. — Перестань орать и марш в казарму. А вы — если он оттуда выйдет, в аэродромном сартире будете у меня учиться летать, а не в самолёте. Вперëд, я сказал! — толкнул меня в обратном направлении Нестеров.