Пробуждение Ваирагии - Талех Аббасов
Рывок к воображаемому противнику укол кинжалом и взмах косой с поворотом. Не удержав равновесия, падаю, выронив оружие.
— Вставай. Ты должен встать, сколько бы раз ты ни упал.
Устал я… вымотался неимоверно. Никогда ещё мышцы так не ныли от напряжения.
— Вставай, Гиртан!
— Дай перевести дух, а!
— Противник не даст тебе такой возможности. Только смерть может оправдать твою слабость, беспомощность, никчёмность и бесполезность. Вставай!
Проклятье! Скрипя зубами от боли в мышцах и связках, поднимаюсь и подбираю оружие.
— Что будет, когда остальные узнают, что меня не изгнали? — спрашиваю, воспользовавшись передышкой.
— Это тебя не должно волновать. Здесь и сейчас тебя должна беспокоить лишь победа над самим собой.
* * *
— Кровь, Гиртан, — объясняет Эяла. — Вся сила на ней завязана.
Я уплетаю за обе щёки ужин и внимательно слушаю наставницу, она лениво помешивает ложкой овощной суп с кусочками мяса в миске и рассказывает.
— Люди утратили способности, связанные с ваирагией после войны с Дарратом. Враг проиграл, отступил, но перед этим успел отрезать арданцев от ваирагии.
— Фафим офрафом?
— Не разговаривай с набитым ртом, — усмехается Эяла. — Каким образом? Знаешь что-нибудь про стихийные воплощения?
Молчу.
— Про элементали.
— Знаю Агисиран, — проглотив еду, отвечаю. — Даже говорил с ней, — добавляю и вижу, как округляются глаза наставницы.
— Что?!
— Э… ну… — кажется, опять сболтнул лишнего, — я говорил с Агисиран.
— И ты всё время молчал?!
— Откуда я мог знать, что это важно? — язык мой — враг мой!
— Так, ладно… — тяжело вздыхает Эяла. — С кем ещё ты говорил? Лучше выяснить сейчас.
— Да ни с кем я больше не говорил, — насупившись, отворачиваюсь в сторону.
— Точно? Гиртан, это важно!
— Не считая парочки кадиров, одного шэхара и одного райкана — точно, — пожимаю плечами; про отца лучше помалкивать, пусть формально я с ним и не говорил, а наоборот — он говорил со мной. Я лишь слушал.
— Хорошо, поверю, — кивает наставница. — И о чём же ты говорил с Агисиран? И когда?
— В день испытания. Это она дала понять, что стихия напрямую мне не подвластна. Тогда я впервые призвал белое пламя. Через ваирагию света.
— Понятно. Значит, до чёрного пламени ты додумался уже сам.
— На самом деле на мне была печать, сдерживающая тёмную ваирагию, потому и глаза у меня были как у обычного галамира. Потом как-то само по себе получилось, что я разрушил эту печать, хотя и не припомню, что делал это. Высвободил белое пламя, опустошив весь свой запас сил, и упал в обморок, а когда пришёл в себя, печать уже была разрушена.
Эяла слушает внимательно, хмурится. К еде мы уже не притрагиваемся — остыла.
— Ну и ауру мою ты уже видела, — пожимаю плечами.
— Есть ещё что рассказать? — наставница встаёт из-за стола, начинает убирать посуду, складывая всё на поднос.
— Вроде нет.
— Вроде?
— Ну что ты ко мне прикопалась, а?
— Прикопалась? — удивляется Эяла, замерев на миг; а блин… кажется, словечко вылезло из уснувшей памяти о прошлой жизни.
— Пристала, как пиявка, и сосёшь кровь! — поясняю, зыркая на неё исподлобья. — Лучше продолжи рассказ, как Даррат отрезал людей от ваирагии.
— Какой свирепый взгляд, — она усмехается, забирает поднос с грязной посудой и остатками еды. — Прикопалась, значит? Запомню. Заварю-ка тебе киал, а ты пока слушай. Агисиран — высший огненный элементаль, стихийное воплощение огня. Помимо неё есть есть ещё трое. Ниририн — высший водный элементаль, Вилато — высший воздушный элементаль и Доршат — высший земной элементаль. Эти четверо — проводники воли и силы госпожи Риданис.
Эяла возвращается к столу с кружкой терпкого травяного настоя, исходящего горячим паром. Наставница садится за стол и пододвигает кружку ко мне, внимательно посматривая на меня; угу, вдруг безмозглый ученик ляпнет ещё чего лишнего, неожиданного и весьма интересного, но я в ответ благодарно киваю.
— То есть Даррат что-то сделал со стихийными воплощениями? — догадываюсь я и отпиваю горьковатый киал — бодрит; после изнуряющих тренировок пить его обязательно, чтобы на утро мышцы не сводило от ноющей боли; да и голову прочищает неплохо от тумана, который возникает после длительных занятий с магией и ваирагией.
— Именно. Никто из людей или полукровок, в чьих жилах течёт человеческая кровь, не слышит их голоса, а потому и не способен призывать ваирагию стихий. Только магию использовать, а она по сравнению с ваирагией ограничена и не раскрывает всего потенциала, который дарует человеческая кровь. Потому я и удивилась, что ты смог услышать Агисиран и даже говорить с ней. Ведь в тебе нет ни капли человеческой крови.
Ну нет, наставница, на такую уловку я точно не поведусь.
— Не знаю, — пожимаю плечами, сжимая в ладонях горячую кружку. — Может и есть. Ведь не известно, кто мои родители.
— Что ж… — Эяла вздыхает, выбив короткую дробь пальцами по столу. — Хотя твоё настоящее имя говорит само за себя.
Ну, тут не поспоришь, поэтому лучше промолчать. Что я и сделал, выпив ещё немного киала.
— А что насчёт младших стихийных духов? — спрашиваю, чтобы отвлечь наставницу от ненужных для меня мыслей. — Если есть высшие, то должны быть и низшие… или младшие. Так хотя бы не оскорбительно звучит.
— Они есть, — кивает Эяла. — Их много, но они невидимы, не обладают стихийными воплощениями и голоса их столь слабы, что никто их не слышит. Подозреваю, что только благодаря младшим стихийным духам у людей и осталась хотя бы магия.
— Хотя долгое время после войны им пришлось жить даже без неё, — добавляю я и делаю очередной глоток киала.
— Да, — наставница тяжело вздыхает, её всзгляд направлен в пустоту.
Н-де, людям того времени не позавидуешь — разом лишиться чего-то, что было естественно и привычно, и вдруг у тебя это забирают. Наверное, так же себя чувствет человек, получивший удар тяжёлой дубинкой по голове… или тот, у кого в бою отрубили конечность… н-да.
— Полукровки могут использовать ваирагию, — придя в себя после размышлений, продолжает Эяла, — но только лишь свет или тьму. Немногие из галамиров, кто вступил в ряды хранителей, способны обуздать ещё и стихийную магию. Маги
