Владыка - Василий Анатольевич Криптонов
— Может, тебе кого-то прислать сюда? — спросил я с сомнением.
— Не надо. Смысл?
— И то правда…
Чертей было много. До охренения много. Что-то им противопоставить малым числом — нереально, а большие силы я сюда не потащу сразу, они мне могут там понадобиться.
— Не волнуйся за меня, Владимир. Я сам согласился загробным миром править. Знал, куда иду.
Помолчали, передавая друг другу бутылку.
— Это… Спросить хотел. Можешь мне свиданку с дядюшкой устроить? А то нехорошо как-то. Он помогал столько раз, я в его усадьбе живу, фамилию его взял, а лично так ни разу и не…
— Нет, Владимир, не проси, — решительно сказал Гравий. — Даже Кощей такого не допускал.
— Он плохой парень, вот и…
— Не дело это — живым людям с мёртвыми якшаться. Не просто так миры разделены. Дружба дружбой, но этого — не проси. Поссоримся.
Гравий был настроен охренительно серьёзно. Я пожал плечами. Ладно, чё. Это, собственно, прихоть, не больше. Было бы что серьёзное, я бы дожал, конечно, даже ценой ссоры, а из-за фигни упираться не вижу смысла.
— Твоя воля, твоё право. Ладно тогда. Пойду я домой, что ли, к Новому году готовиться.
— Ты уж готовься как следует, Владимир. Не хочу, чтобы ты тут скоро появился, понимаешь, о чём я.
— Не боись, после смерти я сюда не попаду.
— Это как же?
— Ну, вот так. Есть у меня один хитрый фокус… Но я тебе ничего не расскажу, потому что ты мне дядюшку пожадничал. Вот.
Я встал с подлокотника, сделал было шаг к яйцу, но замер. Вгляделся, прищурившись, в растущую постройку, над которой корпели черти.
— Слушай, Гравий… А можешь мне кого-нибудь из этих стахановцев позвать?
Гравий щёлкнул пальцами, демонстрируя, что когда можно, так он для друзей — запросто, всё, что угодно. Передо мной образовался вездесущий Недотыкомка.
— Чего изволите, повелитель? — Чёрт распластался возле трона.
— Владимир с тобой говорить желает.
Недотыкомка тут же подскочил и заискиваще уставился мне в глаза.
— Чего желает охотник Владимир?
— Это что — Шамбор?
— Ась?
Я указал на строение.
— Шато де Шамбор?
— А, да, оно самое, так называлось. — Недотыкомка хихикнул.
— А что, во Франции всё совсем плохо?
— И-и-и-и, хуже некуда, — махнул лапой чёрт. — Тупые твари почти всех людишек сгубили. Душенек-то нет, душенек! И не объяснишь им, безмозглые, что поспокойней надо… А замок этот наши строили.
— Как так — ваши?
— А так. А кто ж ещё? Франция тогда ещё держалась, да все люди на войнах с тварями заняты были, вот дяденька Людовик наших и призвал. Ну и построили ему, не жалко, за месячишко управились. И плату забрали, конечно же, не без того.
— Душу?
— Наследника мужеского полу. — Недотыкомка весь аж затрясся от восторга. — Ох, и злился, ох, и плакал! А других не родилось, только девки две. А пусть знает, как с чертями крутить.
— Н-да. Проникаюсь к вам всё более серьёзным чувством, только вот положительным его назвать не могу. Сгинь с глаз.
Гравий махнул рукой, и Недотыкомка исчез.
— Что, плохой дворец? — спросил Гравий.
— Да не, хороший дворец, чё. Живи, радуйся. В тесноте да не в обиде. Ладно, всё, полетел, реально пора. Будь готов.
Гравий отсалютовал мне бутылкой, а я скрылся в яйце. Бутылку Гравию оставил, ему нужнее. Может, какому-нибудь особо ретивому чёрту в задницу забьёт для острастки.
* * *
Утро тридцать первого декабря застало меня в кабинете Тихоныча. Тихоныч был бледен и растерян, у него дрожали руки. А я был, напротив, собран и сконцентрирован.
— Так-с. Поступим следующим образом. Пятьдесят процентов всех моих средств — на борьбу охотников с тварями. Распоряжаться доверить… Кому доверить-то, Тихоныч?
— Н-не ведаю…
— Не ведает он… Надо ведать! Ну, пусть, Егору. Ежели Егор тоже погибнет, то — Алексею.
— Это которому Алексею? Это который?..
— Да, который у меня в оплоте сидит, на зарплате. А что? Деньги считать умеет, да и погибнет сильно вряд ли. Перебздит и сдриснет, если всё совсем плохо пойдёт. Ладно, дальше. Сорок процентов поделите между собой вы.
— Кто — вы?
— Вы, Тихоныч. Ты, тётка Наталья, Маруся и Данила с супругой. Их я как за одну единицу считаю. Марусе и Даниле с Груней, само собой, вольную. Десять процентов — Катерине Матвеевне, в знак моего глубочайшего… Ну, там, сформулируй как-нибудь красиво.
— Владимир Всеволодович, а может, лучше как-нибудь так, чтобы не погибать, а?
— Думаешь?
— Ну конечно!
— Вот это ты мне мысль подсказал, даже в голову не приходило. Не боись, Тихоныч, меня просто так не возьмёшь. Но на всякий случай такую бумаженцию надо иметь каждому. Дядюшка вот озаботился — и как всё хорошо сложилось. Не у него, правда. Но так, в целом. Короче, пиши! Усадьбу завещаю Захару и Марфе, но только в том случае, если они друг на друге поженятся, нехрена мне тут блуд творить. Также им завещаю всю скотину и конкретно кобылу по кличке Тварь. Кормить её хорошо, ухаживать душевно. А то убьёт.
Тихоныч всхлипнул.
— Отставить мокрое, Тихоныч! Ты на работе. Дальше, чего там у меня ещё есть…
— Пай в предприятии Ползунова…
— Пай в предприятии Ползунова! Н-да. Давай Прохору. Он уж давненько на покой просится, вот, будет ему пенсия. Всё вроде?
— Вроде бы всё…
— Ну, слава богу. Ставь печать, давай, я подпишу, и айда праздничное настроение раскачивать.
Тихоныч уронил лицо в ладони и разрыдался.
— Ну, блин, раскачал так раскачал, прям не хуже грузовика с кока-колой…
Но Тихоныч был прав. Новогоднее настроение откровенно не удавалось.
Не удавалось никому. Все ходили по дому вялые и грустные. На мои искромётные шутки реагировали плохо, без искренности. Даже Кощей приуныл. Он сидел в своей комнате и не выходил к приёмам пищи.
— Ты чего тут? — ввалился я к нему.
Кощей сидел на заправленной койке и смотрел в окно.
— Ничего, — тихо ответил он.
— Ну вот и нечего. Выйди к людям, что ли.
— Зачем?
— Ну, стишок прочитай, на гармошке сыграй. Пользу какую-нибудь принеси, в общем.
— Могу дров наколоть…
— Дров и Терминатор наколоть может, тоже мне, нашёл, чем хвастаться. Эх, ладно, что с тебя взять. К сеансу связи-то готов?
— Готов, — приободрился Кощей. — Одного боюсь — что голос ему мой не понравится. Я ведь когда с ним говорил, не человеком был. Заподозрит чего…
— Ну скажешь, что всю ночь на морозе песни орал и холодной водкой запивал. Осип немного.
— Всё бы тебе шутки шутить.
— А хренли ещё делать, Славомыс? Да, голос у тебя поменялся. Да, нас могут на
