Русский маятник - Андрей Владимирович Булычев
Рождественские праздники прошли по-семейному, с катаниями на санях, ледянках с горы, песнями и большими застольями.
– Я уже и забыла, как это всем вместе быть, – проговорила счастливая Катарина. – Помнишь, как на Буге весело жили? Молодые были, всё проще тогда казалось. Уйдёшь в свой поход, и сколько тебя опять ждать? – спросила она, гладя Лёшкины волосы.
– Ну с чего ты взяла, что я уйду? – ответил тот. – Сама императрица целый год отпуска мне дала, а потом приказала в столицу со всеми вами возвращаться. Забыла, что ли?
– Ничего я не забыла, – вздохнув, произнесла Катарина. – Однако вижу, как ты места себе не находишь. Словно одной ногой здесь, а другой со своими егерями. Думаешь, всё-таки пошли они в поход?
– Нет, навряд ли. Уверен, что Живан предупредил бы.
– Ну вот и не думай тогда о войне. – Катарина прильнула к мужу. – Лучше обними меня покрепче. Ты сейчас здесь, с нами, только Ильюшки одного не хватает, а так вся семья в сборе.
Двадцатого января, когда все близкие собрались на обед, с дороги на Козельск в усадьбу прикатил крытый возок. Выскочивший из него офицер протопал по крыльцу и доложился встретившему его Гусеву:
– Поручик Кислицкий с пакетом для генерал-майора Егорова!
– Пройдёмте ко мне в кабинет, господин поручик. – Алексей встал из-за стола. Вскрыв протянутый ему пакет, пробежался по строчкам гербовой бумаги.
Генерал-майору Егорову Алексею Петровичу и подполковнику Гусеву Сергею Владимировичу прибыть к месту расположения своего полка в Кизлярскую крепость не позднее десятого апреля сего года.
Вице-президент Военной коллегии Российской империи генерал-аншеф Мусин-Пушкин В. П.
Число, размашистая, витиеватая подпись, чернильный оттиск печати.
– Оставайтесь с нами, пообедаете, поручик. – Егоров поднял глаза на стоявшего офицера.
– Прошу прощения, ваше превосходительство, но, к крайнему своему сожалению, вынужден отказаться, – проговорил тот извиняющимся тоном. – Мне ещё до вечера к двум адресатам нужно успеть. Распишитесь, пожалуйста, в получении.
– Это то, что я думаю? – спросил Гусев, глядя на уносившийся прочь санный возок.
– Ждёт нас дорога дальняя, Серёга, море Хвалынское и грозный Кавказ, – ответил другу Алексей. – Пойдём с близкими посидим, нескоро они нас опять увидят.
Сборы заняли три дня. Утепляли, готовили к дальней дороге большую повозку и две лёгкие пролётки, поставленные на полозья.
– За Воронежем лучше на Борисоглебск сворачивайте, – советовал Кулгунин. – Там две сотни вёрст хода и большой тракт на Астрахань будет, вы по нему как раз до самого Царицына доедете, ну а дальше как раз развилка на Астрахань и Кавказ.
Ранним утром двадцать четвёртого января Егоров с Гусевым прощались с близкими.
– Всё-всё, заходите в дом, глядите, как морозит сильно, не дай Бог застудитесь, – вытирая слёзы у Катарины, проговорил Алексей.
– Береги себя, Лёшенька, – прошептала та. – И возвращайся домой. Будем за вас молиться.
– Хорошо, родная. – Тот поцеловал жену и открыл дверцу повозки. – Всех обнимаем! Ждите, скоро вернёмся!
– Но-о! Пошли-и! – крикнул Никита, и застоявшиеся упряжные рванули с места.
– Всё-таки ещё два тулупа засунули, – проворчал Алексей, приминая зимнюю одёжу. – И так ведь сами в шубах, а кроме них, вон сколько тёплых вещей внутри, не развернёшься.
– Ну не выкидывать же их было, – сказал Гусев. – Беспокоятся за нас. Обещал, что сильно гнать не будем, а на ночлег на постоялых дворах будем вставать.
– Тут уж всё на откуп Никите и Макаровичу, – ответил Егоров. – Им виднее, как лучше ехать. Спешить нужды пока никакой нет, до весеннего бездорожья, я надеюсь, уж должны будем успеть калмыцкую степь проскочить.
Первый месяц пути действительно ехали не спеша, до середины февраля стояли сильные морозы, и чтобы не застудить коней, делали остановки для обогрева и передышки. Уже свернув на большой тракт за Богучарами, покатили быстрее. Донские степи встретили ветрами и вьюгами, а не доезжая сотни вёрст до Царицына, пришлось простоять три дня в казачьей станице, пережидая буран.
На постоялом дворе было не протолкнуться, к войскам ехали офицеры, возвращались с торгов и дальнего закупа купцы, спешили по каким-то, разумеется, важным делам чиновники. Все помещения и даже углы были заняты, но не отказывать же целому гвардейскому генералу, и станционный смотритель, потеснившись, отдал свою комнату Егорову.
– Заселяемся, егеря, сноси вещи ко мне! – скомандовал Алексей. – Спать тоже найдём где, застилай в комнате пол!
– Ваше превосходительство, да мы и в клетях можем, – отнекивался Дубков. – Ну чего мы вас с Сергеем Владимировичем стеснять тут будем?
– Макарович, вот лучше даже не начинай! – повысил голос Алексей. – Забыл, как одну епанчу на землю бросали, а второй укрывались у Дуная, а?!
– Не забыл, ваше превосходительство, так это когда ж было? – пробурчал тот.
– Всё, оставить разговоры! – рявкнул Егоров. – Все баулы, вещи и тулупы тащите сюда!
– Есть, есть! – Егеря взяли под козырёк.
– Тогда мы коней обиходим, накормим и напоим, повозки оглядим и перенесём всё, – сообщил Макарович. – Пошли, Никита, там Федот уже, небось, нас заждался.
Мартовская погода неустойчивая, в воскресенье небо выяснилось, и начало жарко греть солнышко, в понедельник снежная дорога просела и оплыла, и ноги коней начали проваливаться в грязную кашицу. В среду к ночи снова ударил мороз, а в пятницу опять запуржило.
– Март месяц любит куролесить: морозом гордится и на нос садится, – дуя на ложку с горячими щами на станции в калмыцкой степи, заметил Макарович. – Пускай уж лучше так, лишь бы дожди не хлынули. Ямщики-то местные говорят, что до моря Хвалынского нам только два переезда осталось, а потом уж три дня пути вдоль него, и сам Кизляр у Терека будет.
– Дое-едем, – отодвигая пустую миску, проговорил Гусев. – Почаще коней станем менять, а надо – так и станционных наймём. Чай за пять дней-то уж как-нибудь доберёмся.
В начале последней мартовской декады три грязные санные повозки, скрябая полозьями по проталинам, заехали в предместья Кизлярской крепости. Унтер-офицер покрутил в руках бумагу с печатным оттиском и, передав её Никите, взял под козырёк.
– Ваше превосходительство, там в самом центре крепости в большой цитадели штаб! – крикнул он сидевшему в карете генералу. – А ваши егеря, они за рекой в казачьей станице расположились.
– Спасибо, фурьер, – поблагодарил Алексей. – Трогай, Никита.
– Убирай! – Унтер махнул рукой, и десяток солдат, расцепив связанные между собой рогатки, освободили проезд.
Командующий крепостным гарнизоном и всеми собираемыми для похода войсками генерал-майор Булгаков принял Егорова радушно.
– Полк ваш, Алексей Петрович, на хорошее место встал, – рассказывал он в штабной комнате. – Тут-то стеснено всё прибывающими войсками, так я егерям для постоя Кизлярскую казачью станицу определил. Заместитель ваш полковник Милорадович весьма расторопный офицер, устроил людей хорошо. Безделья и дури от них не было, потому как делом они заняты в отличие от некоторых. Через день, а то даже и каждый на поросшие лесом высоты ходят и бою в горах учатся.
– Когда в поход, Сергей Алексеевич? – поинтересовался Егоров. – Я так понимаю, мы графа Зубова ждём?
– Всё верно, Алексей Петрович, его, – подтвердил Булгаков. – Неделю назад он в Астрахань прибыл, смотр Каспийской эскадре и местному гарнизону устроил. Вот ждём теперь к себе. А поход почитай что уже и начат. Ещё в середине декабря по повелению государыни отряд генерал-майора Савельева на юг к Дербенту ушёл и, не доходя два десятка вёрст, встал там полевым лагерем. Сил у него для самостоятельного штурма недостаточно, так что велено перекрывать северный проход к нам и вести наблюдение за неприятелем. Ждём главнокомандующего, со дня на день Валериан Александрович должен прибыть.
– Генерал, генерал приехал! – весть стремительно
