Закон Долга. Среди людей - Гюрза Левантская
От осмотра вещей женщины, поставившего Цыран в тупик, её отвлекло появление двух девочек. Дочка пекаря вела за руку девочку постарше, укутанную с ног до головы в покрывало.
— Я привела Лоппи, хозяйка!
— Умничка, — сказала Цыран.
Конечно, старшую сестру исполнительной малышки звали не Лоппи, а Лория. Но это прозвище, данное младшей сестрой в те времена, когда она только училась говорить, было столь забавным, что прижилось у всей женской половины.
Лоппи была тщательно скрываемым от посторонних глаз сокровищем Дома. Ещё в четыре годика у неё произошёл всплеск волшебства, и призванная в Дом из столицы последовательница богини источников распознала в ребёнке будущую целительницу, одарённую силой богини природы Хараны. Об этом знали только женщины, хозяин и родители девочки. От посторонних, и особенно мужчин, способности Лоппи тщательно прятались. Все прекрасно понимали, что если об этом станет широко известно, то Шукар и его люди сделают всё, чтобы принудить девочку к к ранней помолвке, лишив её родителей в будущем права выбрать другого жениха. Сделав так, они могли бы забрать её вместе с её драгоценным даром под крышу Дома сборщика податей. У такого влиятельного человека как Шукар Мираф имелось для этого масса способов.
Однажды такое уже было: несчастная стала ходячим сундуком с лекарствами для Шукара и его прихвостней. Их не остановило даже то, что со временем, исчерпав все духовные ресурсы, девушка стала тратить на лечение собственное здоровье. Сгорела за год. Когда её хоронили, то выглядела она на все сорок, а не на восемнадцать, как было на самом деле. Хозяин и хозяйка мечтали о том, чтобы к Лории в будущем посватался кто-то из их Дома, тогда они могли бы и дальше оказывать ей покровительство. Отец девочки был солидарен с хозяевами.
Цыран выгнала из комнаты всех лишних, попросив остаться только тётку и одну из служанок. Лично проверила, чтобы женщины вернулись к своим делам, а не грели уши под дверью.
— Лоппи, посмотри её, — попросила она.
Девочка отдала покрывало и головной убор служанке и сняла пристяжные рукава. Вздохнула с облегчением, избавившись от тяжёлых тканей, мягко положила ладошки на лоб женщины. Её глаза стали отсутствующими и довольно долго оставались такими. Неподвижное состояние подчёркивали капли пота, катящиеся по лицу, иногда попадающие в глаза, но не вызывающие никакого ответного отклика. Девочка была «не здесь» и совсем не реагировала на происходящее вокруг.
Когда она закончила, её личико было таким удивлённым и потерянным, что Цыран пришлось выводить её из задумчивости и напоминать, что она всё ещё ждёт от неё рассказа.
— Не знаю, с чего и начать, хозяйка…
— Попробуй как-нибудь, малышка, не торопись, — подбодрила её Цыран.
— Эта тётя… жила где-то, где нет хорошей еды и питья. Жила годами, даже вернее — с рождения. Каждый день, сезон за сезоном её медленно травили ядами или просто… как сказать, не знаю… чем-то таким, что нельзя или нежелательно есть и пить. Да что это! Такое ощущение, что и дышала чем-то… чем-то… страшным! Потом всё резко поменялось, и она стала получать хорошую еду, чистую воду, и дышать стало легче. Её тело помнит очень тяжёлый труд, который сопровождал эту перемену. Труд совсем не женский, поэтому у неё уже давно нет месячных очищений. К тому же еда хоть и хорошая, но была весьма скудной. Надо срочно подкормить овощами — осталось совсем немного времени, скоро начнётся болезнь с кровавым ртом[2]. Потом было ещё два яда… Один — это, скорее всего, животное. Её лечили. Не при помощи дара. А второй — совсем недавний. Возможно, какое-то растение, очень ядовитое, смертельно, но… тоже какое-то странное, то ли его было просто мало, то ли… не знаю, хозяйка, простите! Её тело поведало о долгом голоде, жажде, холоде. Ещё есть рана на теле, достаточно большая. Я могу попробовать убрать остатки яда, но, боюсь, с этим ранением ничего сделать не смогу.
Неожиданные новости сыпались как бусины, Цыран не успевала собирать их в стройную картину.
— Почему ты не можешь убрать его? — спросила она первое, что пришло в голову.
— По той же причине, почему не могу помочь хозяину с его хромотой… Я, наконец, разобралась в том, что мне мешает.
— И что же? — спросила Цыран.
— Понимаете, хозяйка, они этого… не хотят.
— Что, прости?
— Ну… я не знаю, как объяснить. Ну вот, например, эта тётя. Её рана была очень болезненной, момент её получения пропитан страхом, который отравлял всё тело. Но дело в том, что она… не хочет забывать. С этим шрамом связано какое-то очень дорогое или очень важное воспоминание, и сам её дух сопротивляется лечению, будто всеми силами старается это сохранить. То же самое с господином. Он готов был лечиться ровно до того момента, когда ноги смогли заново ходить, но хромота — это его память. И пока он дорожит этим воспоминанием, я ничего не смогу сделать… Простите…
Цыран присела на кровать. Печально. Значит, мужу не помочь, и он никогда снова не сядет в седло. Вернее, сесть-то сядет, но вот самому объезжать… Что такого ценного в памяти о том печальном событии, что он готов отказаться от архи, которые были делом большей части его жизни, но сохранить его?
— Как её лечить, Лоппи?
— Я уберу остатки яда из тела, а дальше ей нужно просто хорошо кушать, особенно овощи, пить чистую воду, а ещё лучше, тот кисленький морс, что готовит старшая кухарка. И самое главное — её надо успокоить,
