Огни у пирамид - Дмитрий Чайка
Урарту давно пережила свои лучшие годы, и в нашей реальности ей оставалось существовать от силы пару десятков лет. Горная страна, зажатая между Ассирией и киммерийцами, была обречена. Всего шестнадцать лет назад жуткие всадники с длинными мечами и дальнобойными луками наголову разгромили войско Урарту, превратив цветущую землю в пепелище. А десятилетиями до этого отважные горцы резались с Саргоном вторым, а до него — с царем Тиглатпаласаром. Царь Аргишти был весьма неглуп, потому и сумел спасти свой народ от истребления, и даже смог воспользоваться плодами наступившего затишья. Ничего хорошего от этой беседы он не ждал, и был готов умереть. Он не видел ни одной причины, по которой победителю нужно было сохранять ему жизнь. Царь гордо поднял голову и смело посмотрел в глаза новому повелителю вселенной.
— Царь! — он сделал короткий поклон, который скорее означал уважение, чем подчинение.
— Послушай, царь Аргишти, — заявил раненый громила, лежащий на широком ложе. — У меня для тебя есть два предложения. Выбор за тобой. Первое, ты можешь вернуться в свое царство и править там дальше. Мне пока будет не до тебя, если честно. Чего я твоих горах не видел? Но тогда у тебя возникнет одна проблема. Князю киммерийцев Теушпе могут приглянуться твои земли, и я не стану ему мешать, он же мой родственник. — Царь Урарту медленно бледнел. Киммерийцы вызывали у него животный ужас.
— Второе, — продолжил Ахемен. — Ты приносишь клятву «земли и воды» и становишься полноправным персидским князем. Наши дети, или внуки, кто там у тебя, поженятся, и войдут в царскую семью. Но твоя страна становится сатрапией Персидского Царства.
— Могу я остаться государем в своей земле и служить тебе, Великий Царь? — спросил Аргишти. — Я принесу клятву верности, и мои сыновья тоже.
— Не можешь, — отрезал Ахемен. — У меня для тебя всего два предложения. Выбирай.
— Я выбираю второе, — поник Аргишти.
— Вот и славно, — ответил Царь. — Дождемся Заратуштру, он точно знает, кто из моих дочерей еще не просватан. Я, честно говоря, уже и по именам их не помню. И да, подать с твоей земли будет платиться железом и конями. Все, что свыше, будем покупать за серебро и золото.
Аргишти молча поклонился. Надо было очень быстро попасть домой, пока он еще царь, и пока коней и железо он может скупить задешево, продав потом за золото простодушному персу.
* * *1 год от основания. День летнего солнцестояния. Ниневия.
Великий царь, Пророк и Первосвященник стояли на гигантской платформе, господствовавшей над столицей. Пятьсот на пятьсот шагов были ее размеры в ширину, а высота — около тридцати метров. Длина стен Ниневии превышала двенадцать километров, в них было пятнадцать ворот, которыми заканчивались идеально прямые улицы, что шли как лучи от центра. Вода подавалась по гигантскому водопроводу длиной в пятьдесят километров, проложенному в скальных туннелях и на акведуках. Город был истинным чудом света, куда красивее Вавилона, который достиг пика великолепия гораздо позже, почти через сто лет. На гигантской искусственной горе, помимо царского дворца и храма Ашшура, был разбит парк, выкопаны пруды и стояли павильоны в тени деревьев, дающих благословенную тень. Именно туда и направлялись сейчас трое величайших людей в Империи.
— Брат, ты видишь это? — дрогнувшим голосом спросил Пророк.
— Ты это о чем? — удивился царь.
— Там, впереди, туман видишь? — снова спросил Макс.
— Великий, тут не бывает туманов, — почтительно вмешался Первосвященник. — Тут слишком сухо для этого.
— Вы не понимаете, — обреченно сказал Макс, — там впереди туман. Я ведь так и попал сюда. Помнишь, брат, как ты нашел меня посреди пустыни?
— Ну еще бы! — хмыкнул Ахемен. — Помню, дурак дураком был, да еще и ссык….
— Я не об этом, — оборвал его Макс. — Впереди туман, а значит, я должен вернуться.
— Тебя зовет бог? — встревожился Ахемен.
— Не знаю, кто меня зовет, но взглянуть надо. Веревка нужна, — сказал Пророк.
— Может не ходить туда? — поинтересовался Первосвященник.
— Да я и в прошлый раз мог не ходить, — грустно сказал Макс. — Думаю, это судьба.
Нибиру-Унташ смотрел во все глаза. Он знал, что Великий Пророк прорвал спираль времени, чтобы попасть сюда и принести волю богов, но относился к этому, как к какой-то сказке. Ну то ли было, то ли не было.
А впереди колыхалось марево тумана, что был виден только Максу. Молочно-белая тьма клубилась в саду, выпуская липкие щупальца. Слуга принес веревку и Макс обвязал себя ей вокруг пояса.
— Ну с богом! — сказал он. — Брат, если закричу, тащите меня назад изо всех сил.
Пророк осторожно пошел вперед, постепенно теряя ориентир. Веревка в руках Ахемена натянулась, а потом резко упала на землю. Макс исчез. Ахемен потянул ее на себя и вскоре удивленно любовался на конец, который был словно обрезан немыслимо острым ножом.
— Бог забрал его! — изумленно сказал Ахемен. Стоявший рядом Нибиру-Унташ был озадачен не меньше. Вот шел себе человек, а потом взял и исчез ни с того, ни с сего. Вдобавок ко всему, Первосвященник был агностиком, и религиозным человеком в полном понимании этого слова, никогда себя не считал. Но узрев истинное чудо, начал сомневаться в своих воззрениях. Может, и вправду, Бог существует?
Вдруг колыхнулся горячий воздух, и откуда-то вывалился Пророк, который смотрел на всех дурными глазами.
— Зар, ты вернулся! — заорал Ахемен, и кинулся обниматься.
— Сколько времени прошло? Год какой? — спросил Макс.
— Да нисколько не прошло. Ты шел, шел и пропал, — орал восторженный царь. — А теперь появился из ниоткуда.
— Великий! — обратился к Пророку Нибиру-Унташ. — Где вы были? Когда вы успели переодеться в эти странные одежды? И почему у вас седые виски?
— Я потом как-нибудь расскажу, может быть. Если решу, что вам надо это знать, — задумчиво ответил Пророк. — Но сейчас скажу только одно: Ох, и дел мы с вами наворотили.
Слуга, который принес веревку, стоял за спиной царя и по цвету напоминал полотно. Он судорожно пытался понять, убьют его за то, что он сейчас увидел, или не убьют.
Нибиру-Унташ повернулся к слуге, как будто прочитав его мысли, и произнес:
— Чтобы никому ни слова, понял?
Тот судорожно закивал, всем своим видом являясь воплощением ужаса.
— Чего стал, иди, — махнул рукой Первосвященник.
Тот припустил со скоростью молодой антилопы, и исчез в
