Крафтер II - Иван Ладыгин
— Ваша ситуация была бы решена в ближайшие часы, — продолжила она, скрестив руки на груди, — но… случилась утечка. Видео, фотографии, слухи. Резонанс колоссальный. Чернов был не последней фигурой. А теперь, когда вы вычеркнули из родословной ещё и его самого, половина аристократии либо вас ненавидит, либо боится. А вторая половина — наблюдает, чтобы понять, кого поддержать.
— Везёт мне на популярность, — пробормотал я, мрачно усмехнувшись.
— Именно поэтому, — продолжила Алиса, не обращая внимания, — суд решено провести… сегодня. Через несколько часов. Всё быстро, тихо, чтобы поскорее закрыть дело. Показательное выступление, формальность, которую хотят использовать, чтобы сохранить лицо.
Я приподнял бровь.
— И?
Она медленно подошла ко мне, наклонилась так, что её волосы чуть задели моё плечо, и прошептала:
— А мы им не дадим.
Когда Алиса, оставив после себя аромат кофе и тонкого парфюма, удалилась на подготовку, меня без лишних церемоний вернули обратно в камеру. Плевать. После всего, что я пережил, железная дверь с грохотом — почти как родная.
Я развалился на узкой койке, закинул руки за голову и хмыкнул, когда Плюм выбрался наружу и вальяжно растёкся на груди. Принял форму клубка пушистого облака и блаженно зевнул.
— Ну что, крошка, думаешь, мне пойдёт присяжный пафос? — спросил я лениво. — Или лучше взять с собой голема и эффектно вломиться в зал суда?
Плюм ответил влажным «п-ш-ш-ш» и попытался перекусить прядь моих волос. Я шлёпнул его по боку. Снаружи, за дверью, раздался хриплый смешок. Кто-то из охраны.
Да, зрелище ещё то. Сидит, значит, барон Морозов, играет с воздухом и разговаривает с потолком. Как тут не подумать, что у парня крышу сорвало. Особенно после сожжённого поместья и пары десятков трупов.
— Я же говорю, он поехавший, — донеслось через смотровое окошко. — С призраками трындит.
— Ага, ещё начнёт заклинания бормотать — я в отпуск уйду, — ответил второй голос.
Я подмигнул Плюму и шепнул:
— Пугнём их потом. С огоньком.
Вскоре дверь снова открылась, и на пороге возник мужчина в строгой форме, с коробкой в руках.
— Ваш адвокат прислал. Сказала, чтобы выглядели достойно, — буркнул он и поставил коробку на стол.
Я приподнял бровь.
— Уж не сюртук ли, расшитый золотом?
— Просто костюм, — проворчал охранник. — Давайте, переодевайтесь.
Рассматривать содержимое я стал с удовольствием. Костюм действительно был шикарен — тёмно-графитовый, тонкая ткань, идеально подогнанный под фигуру. Рубашка цвета льда, запонки в форме львиных голов. Даже галстук был не просто галстуком — его украшала крошечная серебряная булавка с простенькой руной «Защиты».
Натянув всё это великолепие, я покрутился перед треснутым зеркальцем в камере и довольно хмыкнул.
— Ну, Алиса… воистину, талантливый человек талантлив во всём. Один взгляд — и всё село, как влитое. Даже чёртов галстук подобрала к цвету моих глаз. Женщина — ураган.
Я поправил манжеты, провёл пальцем по лацкану и, чувствуя, как внутри меня нарастает знакомое предвкушение сцены, расправил плечи.
— Ну что же… — пробормотал я, — пора на спектакль. Первый акт. Суд. Я в главной роли. Наручники оставьте, будет эффектнее.
Охранник скривился, но кивнул. Ну да, их бы и так не сняли. Меня повели через коридоры — сжатого в сталь, но всё того же уверенного в себе.
Пора показать этому миру, что Морозов не из тех, кого судят. Морозов — из тех, кто пишет законы.
Глава 15
Зал суда напоминал гробницу, освещенную тусклым светом люстр с потускневшей позолотой. Высокие дубовые панели на стенах поглощали каждый звук. Скамьи для публики были забиты до отказа: аристократы в шелках, журналисты с блокнотами наготове, парочка монахинь, перебирающих четки, словно молящихся за чью-то душу. В центре, за массивным столом цвета черного янтаря, восседал судья Волков — худой, как жердь, со строгим лицом и длинным носом. Его пальцы нервно барабанили по Соборному Уложению, лежащему перед ним.
Прокурор Вальтер Прусский, мужчина с багровым лицом и голосом, натренированным на митингах, расхаживал перед присяжными, размахивая папкой.
— Господа присяжные! — его рука вскинулась в мою сторону, словно кинжал. — Этот человек — не барон, а чудовище! Он превратил дуэль в резню, а древний род Черновых — в пепел!
Он швырнул на стол фотографии: обугленные стены, тела, прикрытые брезентом, лицо Игоря Чернова, искаженное предсмертной яростью. Женщина среди присяжных ахнула, прикрыв рот платком.
— Двести лет истории! — Прусский ударил кулаком по дереву. — Уничтожены из-за мальчишки, который вообразил себя вершителем судеб!
Судья Волков кивнул, его тонкие губы сложились в едва заметную улыбку.
Алиса поднялась со стула плавно, словно вынырнув из тени. Ее рыжие волосы, собранные в строгий пучок, мерцали под светом люстр, а зеленые глаза метали ледяные искры.
— Ваша честь, — ее голос звучал, как удар хлыста, — прокурор забыл упомянуть, что барон Чернов похитил моего клиента. Связал. Держал в подвале, где планировал устроить самосуд. Разве закон позволяет убивать гостей в своем доме?
— Это ложь! — Прусский взорвался, но Алиса уже раскрыла Уложение, ее ноготь, окрашенный в черный лак, скользнул по строке:
— Статья 47: «Любое лицо, подвергшееся незаконному насилию, вправе применять меры самообороны, включая летальные». — она повернулась к присяжным, опустив том на стол с тихим стуком. — Мой клиент не убийца. Он — выживший.
Судья Волков нахмурился:
— Адвокат, вы игнорируете масштаб разрушений!
— Разрушения — следствие действий самого Чернова, — парировала Алиса. Она достала из папки доклад пожарных: — Здесь указано: пожар начался в холе, где барон хранил запрещенные артефакты, вживленные в стены. Взрывчатку в том числе. Големов с нестабильным ядром. — она бросила бумаги на стол Прусского. — Кто здесь поджигатель?
Прокурор побледнел. В зале поднялся шум. Один из присяжных — седой старик в потертом сюртуке — наклонился к соседу:
— Говорят, Черновы и правда баловались темной магией…
Алиса, будто уловив его слова, добавила мягче:
— Вы хотите осудить человека за то, что он не дал сжечь себя заживо?
Женщина с жабо опустила взгляд, теребя платок. Судья Волков постучал молотком:
— Присяжные удаляются для совещания!
Но даже его голос дрогнул. В воздухе повисло напряжение, густое, как смола.
«Плюм, — мысленно позвал я, — если все пойдет плохо, подпали ему парик».
Из кармана донеслось тихое урчание.
Часы на стене гудели, отсчитывая секунды
