Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер

– Ничего он не ржет, – сказала она. – Это ты ржешь. Ой, Рич…

Я поцеловал ее в щеку и, быстро пройдя через кабинет, вышел в коридор.

Барон Эйц как будто тоже почуял что-то, как и Бабетта, все такие тонкие пошли, не иначе как в самом деле скоро конец света, торчит внизу у лестницы, беседует с двумя придворными дамами, а они тоже, надо же, как будто ждут моего выхода, как же я могу жить, до сих пор не назначив никого официальной любовницей, кого-то полуофициальной, а кому-то лишь начинать оказывать знаки внимания, что тоже весомо и зримо.

Он сразу обернулся, вздрюченный и настороженный.

– Ваше Величество…

Дамы присели в низком поклоне, выказывая свои мощные прелести, сочные и созревшие для моих ладоней.

Я сказал легко:

– Всем привет, всех люблю!.. Барон, продолжайте развлекать дам, а я пока немножко пообщаюсь с моей смирной лошадкой.

Он сказал нервно:

– А она, конечно же, восхочет, чтобы вы ее немножко выгуляли.

– Все вы понимаете, барон, – сказал я заговорщицки. – Придворные нравы на вас действуют благотворно, хоть и неблагоприятно, но что в жизни не амбивалентно?

Он остался, повинуясь недвусмысленному приказу, а я покинул дворец, и сразу же был атакован Бобиком с бревнышком в пасти. Я со вздохом взял и постарался забросить как можно дальше, а с моей длиннорукостью это получается нехило, однако он посмотрел вслед улетающему бревнышку, потом перевел подозрительный взгляд на меня.

– И ты, Брут, – сказал я со вздохом. – Вы что, сговорились?.. Ладно, ты лучше всех! Пойдем.

Глава 13

Луна вылезла из-за дальнего темного леса болезненно-бледная, я покосился на победно-багровый диск Маркуса, что выглядит раскаленным углем, кое-где покрытым серым пеплом и темным шлаком, торопливо опустил голову.

Сердце сразу ускорило тревожный стук, словно вот сейчас в небе вспыхнет звезда, стремительно приблизится, разрастаясь, станет огромной, как материк, охватит собой весь мир и обрушится на меня всей яростью и звездной мощью.

Я зябко повел плечами.

– Зайчик, Бобик… а вы меня любите?.. И я вас, родные мои…

Даже арбогастр удивленно покосился на меня выпуклым глазом, а Бобик едва не сбил с седла, доказывая, что еще как любит, просто обожает, даже бревнышко уже не просит бросить…

Несколько минут быстрой скачки, впереди выросли и начали стремительно приближаться посеребренные лунным светом темные стебли камыша.

Арбогастр резко сбросил скорость, а на берегу остановился, явно не желая лезть в это жидкое месиво грязи, откуда тоскливо торчат в бледном свете луны чахлые стебли склизких растений.

Бобик посмотрел в недоумении, но в болото не полез, ринулся огромными скачками вокруг, слышно было, как в темноте затрещали кусты.

Я ждал, но, чувствую, прибыл вовремя, через несколько минут гнилая вода закипела, распространяя зловоние, взметнулась желтым паром. В самом центре болота вспыхнул багровый огонь, мигом выжег даже намек на сырость, обнажилось сухое дно с потрескавшейся от жара корочкой земли.

Из огня поднялась массивная фигура человека с остатками крыльев за спиной, а когда он повернулся в мою сторону, а узнал по угловатому лицу с резкими чертами Агиросиона.

Я вскинул руку в приветствии, на земле существа ада не имеют права первыми вступать в разговоры.

– Доброе утро, Агиросион! Как спалось?

Он посмотрел на меня почти с ненавистью.

– Мы никогда не спим, смертный.

– Так это же здорово, – сказал я с завистью. – Сколько можно сделать делов всяких и даже разных. Хотя, конечно, у вас там не очень-то разгуляешься, но что-то да найти можно. А где остальные?

– Идут, – ответил он коротко.

– Бракиель и Дума?

Он буркнул:

– Дума занят, Бракиель подумал и отказался.

Я сказал с огорчением:

– Так ты представляешь ад один?

Он покачал головой.

– Обещали Асмодей и Нагдиэль.

– Нагдиэля не знаю, – пробормотал я, – а вот Асмодей…

Он посмотрел с насмешкой, но смолчал, а я торопливо вспоминал все, что мог собрать об Асмодее, но в голову лезет прежде всего навязшая в зубах история, как он помогал Соломону строить первый Храм, добывал для него из-под земли воду, чтобы выращивать в пустыне урожаи…

Вообще-то Асмодей был рожден смертной женщиной Наамой, его отец один из сошедших на гору Хеврон ангелов, хотя знатоки утверждают, что его отцом является сам Адам, так как до появления Евы Адам тесно общался сперва с Лилит, а потом, когда был убит Авель, он сто тридцать лет не ложился с Евой, но это не значит, что не знал других женщин.

Асмодей вообще фигура противоречивая, хоть он и царь всех демонов, но обожает скитаться в одиночестве и по земле, но уже как безымянный бродяга, предсказывает людям будущее, указывает им на зарытые в земле клады, но в то же время он главный развратник на свете, демон похоти, подстрекает мужчин и женщин на измены друг другу и к блуду на стороне…

– Хороший у нас переговорщик, – сказал я с тревогой. – А он нас самих не обманет?

– Зачем ему такое? – спросил Агиросион резко.

– Просто так, – ответил я. – Асмодей, как я понял, многое делает просто из любви к чистому искусству. То он сперва подсказал Соломону, где достать особый камень шамир, теперь это корунд, чтобы обрабатывать глыбы, раз уж железом обрабатывать камни для Храма запрещено, то превратил Соломона в бродягу и забросил на край света, а сам сел на его трон и потом несколько лет вязался с его женой, прекрасной царицей Савской…

Агиросион сказал нехотя:

– Царица Савская сама была могучим демоном. Даже царицей демонов. Так что Соломон знал, на какую опасную тропу вступает.

– Асмодей потом передал Соломону колдовскую «Книгу Асмодея», – сказал я, – на чем они и помирились, но книга хоть и потеряна, однако сохранились переводы… Не знаешь, где достать хоть один экземплярчик?

– Переводы никуда не годятся, – ответил он нехотя и посмотрел с ожиданием в темное небо, – толку будет мало.

– Но все же…

Подземный грохот прервал мои слова. Земля качнулась, почти угасшее пламя взметнулось с новой силой. Рядом с Агиросионом поднялась массивная красно-коричневая фигура закованного в латы существа, я не сразу понял, что это не латы, а окаменевшая кожа, уплотнившаяся, обожженная в огне настолько, что стала негнущейся.

Он остался неподвижным, Агиросион что-то спросил у него, потом сказал мне вполголоса:

– Это Бадаргун. Он не слишком силен, но сумел развить в себе одно интересное свойство…

Я спросил опасливо:

– Какое?

– Любой, ударивший его, может убить с одного раза, но если ударит дважды, Бадаргун выживет, а умрет ударивший.

– А какой дурак его станет бить дважды?

Он пожал плечами.

– В бою не сразу сообразишь, что он уже почти мертв. А Бадаргун умеет и мертвым стоять на ногах некоторое время. В общем, потому его опасаются и ангелы. К тому же умеет принимать разные обличья, не всякий, даже знающий его секрет, поймет, что это и есть Бадаргун…

– Тоже архидьявол? – спросил я. – Как и Асмодей, что архидемон, архидьявол и везде у него это архи?

Агиросион не ответил, а из огненной ямы поднялся третий демон, я видел, как Агиросион нахмурился, а тот сказал сразу:

– Асмодей не придет.

– Что так? – спросил Агиросион.

– Говорит, – ответил демон, по осанке и виду один из Перворожденных, а это значит, Темный ангел, а не рожденный от ангелов демон, – его присутствие только повредит переговорам. Да и сам он не утерпит.

Агиросион сказал со вздохом:

– Жаль, его хитрость пригодилась бы. С другой стороны, ты, Гамалиэль, остался самым незапятнанным в нашей борьбе. К тому же умеешь предсказывать будущее.

Ангел, которого он назвал Гамалиэлем, покачал головой.

– Я могу предсказывать, когда мне его не затемняют. Еще хуже, когда незаметно искажают. Так что обойдемся без предсказаний… А это и есть тот смертный?

Мне послышалось в его ровном голосе нескрываемое презрение, а так как я уже успел устать от напряженного ожидания, то ответил, сам того не желая, достаточно резко:

– Да, я слабый смертный и все такое, слышал, можете не повторять. Но я живу в жестоком мире, потому знаю, что такое подвох, подножка и что такое подстава. Вы с этим еще не сталкивались. У вас если друг, то друг, а враг – это враг. У него на лбу написано, что враг.

Гамалиэль сказал с подозрением:

– Ты это к чему, смертный?

– Вы все забыли, – сказал я с нажимом, – что вы после той великой битвы больше не сталкивались в боях и конфликтах?..

– И что?

– А пламя лютой вражды постепенно гасло, – напомнил я, – не получая сухих дровишек?.. Вспомните, вспомните!

Судя по лицам всех троих, в самом деле постарались вспомнить, наконец Гамалиэль прорычал злобно:

– И что из этого?

– Внезапный всплеск вражды, – пояснил я, – не бывает вот просто так. Что-то как-то, поняли? И зачем-то!.. Вам легче, у вас вон крылья. И живете долго, все это было при вашей жизни. Первый конфликт, постепенное угасание вражды, а потом этот новый взрыв мордобития и, главное, всплеск ненависти к человеку, что для меня, понятно, главное. По мне вы хоть поубивайте друг друга, но человек при чем?.. Мне, чтобы разобраться, нужно долго и муравьино рыться в старых книгах, стараясь понять, что же случилось такое… а вам только вспомнить и свести обрывки воедино.