По прозвищу Святой. Книга первая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич
И тут Максим услышал шаги. Кто-то легко и быстро вбежал на крыльцо, без стука отворил дверь, вошёл.
Максим встал, подошёл к окну, одёрнул занавеску. В сгущающихся сумерках различил фигуры двух солдат с автоматами на груди.
— Им приказано стрелять на поражение при малейшей попытке бежать, — раздался сзади весёлый мужской голос. — Дом окружён моими людьми, так что я бы не советовал.
Говорили по-немецки.
Максим обернулся.
При входе в комнату стоял подтянутый молодой штурмбанфюрер с люгером в правой руке и насмешливой улыбкой на тонких губах. За спиной штурмбанфюрера маячил солдат с карабином за плечами. Светло-серые глаза штурмбанфюрера смотрели твёрдо, уверенно, холодно.
Стоял он, вроде бы, расслаблено, но Максим видел, как плавно движется ствол пистолета, сопровождая каждое его движение. Обученный, волчара. Настоящий охотник. Ну ладно.
— Кто вы такой? — спросил он по-немецки. — Я обычный немецкий коммерсант Макс Губер. Законопослушный.
— Что вы говорите? — изумился штурмбанфюрер. — А я — der Weihnachtsmann [1] Поднимите руки, господин коммерсант. Медленно. Ну⁈
Максим поднял руки.
— Ганс, обыщи его, — приказал эсесовец.
Солдат с карабином обошёл начальство и двинулся к Максиму. Максим его узнал. Тот самый Ганс из патруля в Лугинах.
Ну, извини.
В тот момент, когда Ганс перекрыл собой директрису выстрела, Максим перешёл в сверхрежим и начал двигаться. Солдату Гансу показалось, что человек с поднятыми руками просто исчез и в туже секунду оказался вплотную к нему. Что-то острое и холодное полоснуло по горлу, в следующее мгновение всё существо Ганса заполнила горячая боль. Он схватился руками за горло, пытаясь остановить кровь, потоком хлынувшую на мундир, зашатался, рухнул на колени, повалился на бок и затих на дощатом полу.
Грянул выстрел.
Стрелял штурмбанфюрер.
Девятимиллиметровая пуля разбила окно и вылетела наружу.
Но Максима там уже небыло. Он спрятал нож, одним плавным и быстрым, отточенным на тренировках движением, отобрал у противника люгер и вышел из сверхрежима.
Штурмбанфюрер моргнул и посмотрел на свою пустую руку.
Только что в ней был пистолет, и вот уже он смотрит ему в грудь, находясь совсем в другой руке.
— Спокойно, господин штурмбанфюрер, — сказал тот, кто называл себя коммерсантом Максом Губером. — Без паники. Ведите себя правильно, и никто не пострадает. Кроме этого мальчишки Ганса, он кивнул на солдата на полу, который уже затих в луже крови. — Но вы сами виноваты. Я не люблю, когда меня обыскивают. Значит, будет так. Сейчас мы с вами под руку выйдем отсюда, и вы отдадите солдатам снаружи приказ не стрелять. Всё понятно?
— Я убью тебя, Макс Губер, — процедил сквозь зубы эсесовец. — Или кто ты там. Клянусь. Поймаю и убью.
— Ну, это мы посмотрим, — сказал Макс. — Пока я точно могу сказать, что на волосок от смерти ты, а не я. Но шанс выжить, повторю, у тебя есть. Итак, мы выходим, и ты отдаёшь приказ не стрелять и всем оставаться на месте. Это понятно?
— Понятно, — неохотно буркнул эсесовец.
— Тот легковой серый «опель» на соседней улице. Он твой, верно?
Штурмбанфюрер промолчал, играя желваками.
— Поздравляю, засада почти удалась. Но только почти. Ключи, надеюсь, у тебя?
Штурмбанфюрер молчал.
Ствол пистолета упёрся ему в лоб.
— Советую говорить. Моя доброта не бесконечна.
— Ключи в замке.
— Отлично. Мы выходим, идём к машине, ты садишься за руль, и мы уезжаем. Пошли.
— А…я? — хрипло осведомился Вебер.
— Сиди, пей, — сказал Максим. — Это всё, что я могу тебе предложить.
Первым на крыльцо вышел штурмбанфюрер. Было уже почти совсем темно.
— Это я! — громко сообщил он. — Штурмбанфюрер Георг Йегер. Приказываю опустить оружие и не стрелять! Ещё раз. Приказываю опустить оружие и не стрелять!
Рука об руку Йегер и Максим спустились с крыльца. Правым боком Йегер чувствовал ствол люгера. Его люгера.
Они вышли за калитку и проследовали пустынной улицей к машине. Окно избы напротив было уже закрыто, и звуки импровизированной гулянки утихли.
Сели в машину (оба с правой стороны, Максим заставил Йегера протиснуться на место водителя).
— Заводи, поехали, — скомандовал Максим.
— Куда?
— Я покажу.
Они выехали из Лугин, проехали три километра по пустынной мощёной камнем дороге в сторону Белокоровичей. За селом Лугинки Максим велел остановить машину.
— Здесь выйду, — сказал он и приставил люгер к голове штурмбанфюрера.
— Ты же обещал, — сквозь зубы выдавил Йегер. Он не боялся смерти. Но было обидно. Чертовски обидно. Этот человек переиграл его по всем пунктам.
— Не ссы, — по-русски сказал коммерсант Макс Губер. — Русское слово дороже немецкого. Запомни это.
Он нажал на спусковой крючок.
Грохнул выстрел. Пуля обожгла голову Йегеру, и штурмбанфюрер сполз на сиденье, потеряв сознание. Кровь потекла вниз, заползая под воротник мундира.
Максим забрал из кобуры Йегера запасную обойму, вышел из машины и через мгновение исчез в темноте.
Тарас Гайдук обедал. Только что он выпил стопку отличной свекольной самогонки и теперь заедал её огненным борщом, время от времени откусывая от ломтя ржаного хлеба и бросая в рот целые дольки ядрёного чеснока. Борщ был отличный — такой, как надо. Наваристый, со сметаной и мозговой костью.
В открытое окно хаты залетал лёгкий тёплый ветерок.
Хорошо!
Тарас налил вторую стопку, выпил, крякнул, утёр пот со лба.
Он всегда потел, когда работал, вкусно ел или не менее вкусно развлекался с какой-нибудь сговорчивой бабёнкой. Сейчас, когда началась война, сговорчивых стало гораздо больше. Выбирай на любой вкус. Что ж, понятно, жить все хотят. А хорошо жить — ещё лучше. Тарас не жадный, и всегда готов за сладкие любовные утехи заплатить едой, а то и деньгами. Не жадный, и не злой. Он нём говорят — бешеный, мол. Знает он про эти разговоры. Ничего не бешеный. Просто не любит, когда ему перечат. А что? Имеет право. Он — командир. Под его началом почти двести весёлых чубатых хлопцев, готовых по его слову на всё. Особенно, если дело касается уничтожения жидов и краснопузых всех мастей. Ещё — москалей, поляков и бандеровцев, но последние могут и подождать немного. Сначала с первыми надо разобраться.
Без стука вошёл его помощник Богдан Король.
Среднего роста, румяный, улыбчивый, с покатыми плечами и широкими бабьими бёдрами. Ходили слухи, что Бодя при случае не против предоставить свой толстый зад тому, кто на него позарится, но Тарасу было плевать. Среди тех, кто посвятил свою жизнь освобождению Украины от жидов, большевиков и всей остальной сволочи, такие, как Бодя, были не редкость. Руководство смотрело на подобные забавы своих подчинённых сквозь пальцы, значит, и Тарасу не стоило лазать в чужие постели. Во всех смыслах. Своих, слава Богу, хватает.
Бодя выглядел довольным. Глаза смеются, рот до ушей.
— Ну, — спросил Тарас, наливая себе третью стопку. — Чего?
— Смачного [2], Тарас Григорьевич, — сказал Богдан.
— Дякую, аж пiдскакую [3], — ответил Тарас.
Кроме всего прочего, Гайдук страшно гордился, что по имени-отчеству является полным тёзкой великого Тараса Шевченко.
— Анекдот розповiли. Смiшний, аж не можу. [4]
— Розповiдай. Я ж бачу, ты зараз лопнешь. [5]
— Зустрiчаются кум Iван та кум Степан. Кум Iван каже:
— Пiшов я вчора на рiчку лапати рибу. Тiльки сiв, бачу, по берегу йде жид. Я йому ногою — гуп! Вiн в волу скочив, та втопився. Сижу далi, лапаю рибу, бачу по берегу йде два жида. Я ногою — гуп, гуп! Вони оба два в воду поскакали та втопилися. Сижу далi, лапаю рибу, бачу по берегу йде вже три жида. Я iм ногою — гуп! гуп! гуп! Вони всi в воду поскакали, та втопилися. Сижу дали, лапаю рибу, нiкого не чiпаю. Бачу по берегу йде велика-велика купа жидiв!..
— Брешешь, кум Iван.
— Брешу, кум Степан. Але, якшо б ти знав, як я iх ненавиджу! [6]
