Крафтер II - Иван Ладыгин
Жезл, лежавший в пыли, взорвался последним зарядом энергии. Из трещины в кристалле вырвалась чёрная спираль — вихрь, сотканный из теней и рёва погибших душ. Он ударил мне в грудь, отбросив к подножию дуба. Рёбра треснули, кровь хлынула из носа. Плюм взвыл, бросившись между мной и Черновым, но вихрь уже втягивал всё вокруг в себя — камни, ветви, даже свет.
— Смотри, как умирает твой герой! — Чернов, рухнувший на колени, поднял руки, направляя воронку ко мне.
Я вцепился в корни, но они рвались под напором. Плюм, превратившийся в огненный щит, медленно терял форму, его пламя поглощала тьма.
— Нет… — я ударил себя веткой в руку, щедро проливая кровь. Руна «Отражение» вспыхнула на алом. — Назад!
Черная дыра столкнулась со световым барьером, который мгновенно вырос из моей ладони. На миг всё замерло — и затем волна ударила в обратную сторону. Чернов, уже почти мертвец, успел широко раскрыть глаза, прежде чем тьма поглотила его.
Наступила тишина, холодная и безразличная ко всему живому.
Тело барона рухнуло. Жезл рассыпался в прах. Плюм, обессиленный, присел рядом, приняв форму потрепанного кота.
Я лежал на спине, вдавившись в землю. В ушах звенело, но сквозь шум пробивалось тяжёлое дыхание — своё. Плюм тыкался мокрым носом в щёку, и я с трудом поднял руку, чтобы потрепать его.
— Всё… — прохрипел я. — Всё, дружище. После сегодняшнего дня нужно будет вновь заняться тренировками и восстановлением прежних сил! Нас чуть обычный мастер Земли не порешил! Если бы кто-нибудь из Конклава узнал об этом, я сгорел бы со стыда…
А вокруг… Вековые дубы горели, как гигантские факелы. Земля трескалась, поглощая остатки магии Чернова. Где-то вдали, за дымовой завесой, ревела сирена — Полиция и пожарные спешили к огню.
Я дополз до корней погибшего дуба. Чернов лежал в метре, его пустые глаза смотрели в небо. Даже мёртвый, он казался опасным.
Плюм лизнул меня в ладонь, требуя внимания.
— Знаю… — я потёр его потрепанную холку, чувствуя, как дрожу от перегрузки. — Ещё один долг… оплачен. Пойдем к особняку и дождемся гостей.
Через несколько минут мы уже были на месте.
Дом пылал, словно гигантский погребальный костёр. Пламя лизало обугленные стены, вырываясь из разбитых окон клубами чёрного дыма. Древние балки, некогда украшенные гербами, теперь трещали, рассыпая искры, как слёзы падающих звёзд. Я сидел на уцелевших ступенях, чувствуя тепло камня сквозь порванную одежду. Передо мной, на полу рассыпанной мозаики, ещё дымился герб Черновых.
Плюм, вернувшийся в форму ворона, хрипло каркал, ковыряя клювом в обломках. Его перья, обычно блестящие, были покрыты сажей и опалены по краям. Он тыкался в осколки мрамора, будто искал что-то — может, остатки кристалла, может, кусочек сыра из разбитой кладовой. Иногда он бросал взгляд на меня, и в его глазах-бусинах читалась обеспокоенность.
Вдали сирены завыли громче… Земля стала подрагивать от тяжёлых шагов солдат, бронированных грузовиков, а в небе уже гудели лопасти вертолётов. Сквозь пелену гари пробивались синие вспышки полицейских мигалок. Они приближались — армия, полиция, императорская гвардия. Все, кому не спится, когда горит дом барона.
— Руки за голову! — голос офицера прозвучал резко, как выстрел. За глубокими мыслями я не заметил, как тут стало людно.
Я медленно поднял ладони, не вставая со ступеней. Офицер, в чёрной форме с золотыми нашивками, целился в меня из артефактного револьвера. Его пальцы дрожали, курок скрипел от напряжения. За ним стояли солдаты — молодые, бледные, в доспехах, слишком блестящих для настоящей войны. Они пялились на руины, на мои руки, испещрённые рунами. В их глазах читался не страх, а здоровая осторожность. Они видели, во что превратился особняк. И догадывались, что я сделал с его владельцем.
— Встать! — офицер сделал шаг вперёд, но его сапог замер над трещиной, из которой валил дым.
Я усмехнулся, чувствуя, как кровь сочится из раны на боку. Плюм каркнул, взлетев мне на плечо. Его клюв блеснул в огненном свете, словно напоминая: «Скажи слово — и я выклюю им глаза».
— Расслабьтесь, герой, — я нарочито медленно поднялся, щадя сломанное ребро. — Я не собираюсь бежать. Вам ведь нужен живой преступник, да?
Солдаты переглянулись. Один из них, юнец с прыщавым лицом, выронил шокер. Офицер резко дёрнул головой — и меня скрутили наручниками с руническими замками. Холод металла жёг кожу, но я не сопротивлялся.
Плюм, сидя на плече, уставился на офицера. Тот, явно что-то заметив, попятился, но фамильяр лишь фыркнул, выпустив струйку дыма.
Солдаты отволокли меня к бронированному фургону, и спустя минуту я на всех парах отправился в столичные казематы… Как раз хотел сходить на экскурсию в «Кресты», а тут такой повод…
Глава 14
Сев в фургон, я выдохнул. Всё. Адреналин выгорел дотла, мысли начинали выстраиваться в ровный ряд, но тело ныло после всплеска магии. Плюм куда-то ускользнул, растворившись в тени. Умно — в таком виде его точно никто не заметит.
Я прислонился к металлической стенке и не заметил, как отключился.
Очнулся от грубого рывка — меня тащили наружу, как мешок картошки. В глазах всё ещё плясали искры, а в ушах гудело от выброса энергии.
— Эй, полегче, я вообще-то барон! — прохрипел я, не открывая глаз.
В ответ — тишина и тычок под рёбра. Очаровательно.
Наручники с руническими замками звякнули. Кто бы ни делал их, он знал своё дело: антимагия, блокировка ауры, ещё и мерзкий холод от металла, как будто держишь руки в ледяной реке.
«Кресты» встретили меня с тем же гостеприимством, что и чуму. Санкт-Петербургский следственный изолятор №1… Старый, как грех, пропахший плесенью, мылом и человеческим отчаянием. Высокие кирпичные стены, местами обитые ржавой арматурой, и решётки, словно из старого кошмара. Пыльные коридоры с облупленными стенами, с камерами на каждом углу и с охраной, что смотрит на тебя как на личную проблему.
Прошли через рамки, обыск, перекличку. Каждый шаг сопровождался щелчком электромагнитного замка. Сотрудники в серых мундирах молчали — то ли не хотели со мной говорить, то ли уже получили установку «языком не щелкать».
Когда нас повели вглубь, я почувствовал, как за каждым углом, за каждой дверью зреет вонь человеческих историй: разбитых судеб, подстав, грязи и безысходности.
Камеры — как пчелиные соты, только вместо мёда — уныние, а вместо жужжания — редкий храп, крики, стук кулаков по стенам.
И
