Академиум - Андрей Стоев
— Стало быть, ты и есть ростовщик Грабка. — констатировал мужчина. — А я Антон Кельмин. Слышал про меня?
Грабка угрюмо молчал.
— Ты зарвался, Грабка. — продолжал Кельмин. — Деньги придётся вернуть.
— Он должен, — возразил тот со злобой. — Должен!
— Дурачок, — засмеялся Кельмин. — Ты что — решил, что я тебя уговариваю? Парни, а ну-ка, проведите разъяснение для клиента.
Сильный удар снёс Грабку с табурета. Затем его начали пинать ногами, и он отключился. Пришёл в себя он оттого, что на него вылили ведро воды. Мокрого ростовщика, у которого в глазах всё плыло, усадили обратно на табурет. Он начал снова падать, но его успели подхватить.
— Надо бы какую-то спинку придумать, командир, — сказал кто-то сзади. — И чтобы можно было как-то зафиксировать. Ну неудобно же работать, в самом деле.
— Подумаем, — отозвался Кельмин. — Придерживайте его пока, он сейчас придёт в себя. А мы тем временем с его сотрудниками разберёмся, давайте их сюда.
Боец у двери высунулся и крикнул в коридор: «Эту парочку заводите». Ратники втащили пару здоровых парней, с виду типичных бандитов.
— Посмотри-ка на них, Коста, — сказал Кельмин, — эти тебя били?
— Да, эти, — подтвердил Коста дрожащим голосом.
— Так, парни, сделаете их красивыми, чтобы не хуже Косты выглядели, — распорядился Кельмин. — Потом сломайте им руки и отпустите. На первый раз достаточно, а в следующий раз убьём.
Бандитов уволокли.
— Ну что, очнулся, Грабка? — ласково спросил Кельмин. — Давай с тобой решать. Вот скажи-ка мне — ты знал, что Коста служит семейству Арди?
Ростовщик молчал.
— Не хочешь разговаривать? — осуждающе покачал головой Кельмин. — Это ты напрасно. У тебя шансы выйти отсюда совсем не стопроцентные, и ты их сейчас сильно уменьшаешь.
— Не знал я, — неохотно ответил Грабка.
— Теперь знаешь. — кивнул Кельмин. — На первый раз я тебя прощу, но деньги придётся вернуть. И прежде чем сказать «нет» — подумай. Будешь упираться — я тебя уговаривать не стану, в соседнем болоте ты не первый будешь.
— Для вас вообще никакого закона нет, что ли? — в голосе Грабки отчётливо прозвучало отчаяние.
— Нет, вы посмотрите, кто говорит про законы! — заржал Кельмин, и бойцы заухмылялись. — Ты, случаем, не в клоуны решил податься? Почитай на досуге уложение о правах аристократических семейств. Закон полностью на нашей стороне, дурачок. Ты напал на доверенного сотрудника Арди, и у нас сейчас есть право открутить твою тупую башку — в полном соответствии с законом. Понял, убогий?
Грабка мрачно молчал.
— Коста, сколько ты ему заплатил?
— Триста восемьдесят семь гривен деньгами и ещё он материно кольцо забрал. — ответил Коста.
— Кольцо у тебя осталось, Грабка?
— Нет, — сквозь зубы ответил тот, — ушло оно.
— Сколько оно стоило, Коста?
— Грабка его за гривну зачёл.
— Знаю я, как эта публика оценивает, — засмеялся Кельмин. — Значит, как минимум десятку стоит. Пусть будет тринадцать, как раз четыреста гривен выйдет. Минус двадцать долга, ну и на проценты пять гривен набросим. Стало быть, получается триста семьдесят пять.
Грабка злобно зыркал исподлобья.
— В общем так, парни: берите его и везите обратно в его нору. Там он выдаст вам триста семьдесят пять гривен. Если начнёт что-то мутить — вразумите. А если не поможет — просто пристрелите его, да и всё. Не собираюсь я на него время тратить — либо деньги, либо пуля, пусть сам выбирает.
Грабку подхватили и поволокли на выход. До него тут же дошло, что поездка обратно планировалась тоже не в лимузине.
* * *
— Рад, что вы не пренебрегли моим приглашением, почтенный Хазар, — проговорил Кельмин, рассматривая главу Болотного братства холодным взглядом. — Прошу, располагайтесь. Секретарша сейчас организует нам чайный столик, и мы сможем побеседовать без лишних формальностей.
Болотное братство в основном действовало в Болотном конце на юго-востоке Новгорода — районе не особо бедном, но далеко не богатом. Соответственно, и братство было отнюдь не первым по размерам и влиянию. Болотное братство совершенно ничем не выделялось и Хазар сейчас безуспешно пытался понять чем он привлёк внимание семейства Арди. В преступном мире Новгорода семейство Арди и лично Антон Кельмин репутацию имели жутковатую и Хазар определённо предпочёл бы не получать от них никаких приглашений.
— Признаюсь вам, что я всю свою жизнь довольно отрицательно относился к бандитам, — доверительным тоном заговорил Кельмин после того, как собеседники разместились вокруг небольшого столика, и секретарша разлила чай. — Да и убил их немало, что уж тут таить. Но после того как я стал служить семейству Арди, я полностью изменил своё мнение. Вы сейчас наверняка хотите спросить — почему?
Хазар не хотел.
— И я вам расскажу, — продолжал Кельмин. — Дело в том, что мой господин показал мне общую картину с довольно неожиданной для меня стороны. Вы, кстати, не встречались с моим господином? Нет? Хм, впрочем, это, наверное, и к лучшему для вас, что не встречались. Так вот, продолжу… господин объяснил мне, что такое братство, как ваше, на самом деле выполняет полезную общественную функцию. Возможно, когда-нибудь в будущем, когда люди станут лучше и добрее, мы сможем обходиться без организованной преступности, но до тех пор она является необходимой частью нашего общества. Ведь убери организованные сообщества — и что мы будем иметь? Стража захлебнётся в потоке дикой уличной преступности. Мы же с вами знаем, на что способны безмозглые малолетки, которые легко зарежут из-за пары кун, совершенно не задумываясь о последствиях!
— Мы с этим боремся, — нерешительно вставил Хазар.
— Именно! — воскликнул Кельмин. — Вы совершенно правы, почтенный Хазар! Именно организованные сообщества держат дикую преступность на приемлемом для общества уровне. Они понимают, что в противном случае власти возьмутся за преступность всерьёз, и плохо будет всем.
Хазар покивал.
— Таким образом, почтенный, мы наблюдаем парадоксальную ситуацию — преступные группировки по сути помогают страже поддерживать правопорядок и, в целом, приносят пользу обществу. Но!
Хазар напрягся, почувствовав, что сейчас будет подводиться итог этих философских размышлений.
Но! — повторил Кельмин. — Всё это верно лишь до тех пор, пока преступная организация помнит об этом и выполняет свою общественную функцию. Как только она забывает
