Корректировка - Вадим Ледов
– Слушай Геш, – обратился я к, притомившемуся ждать моих умозаключений, другу, – а как ты себе представляешь дальнейшую жизнь?
Тот от неожиданности разворота темы подавился остатками пива, и пришлось похлопать его по спине.
– Э-э… а причем тут? Ну, последний месяц догуляю, да работать пойду… батя обещал к себе в КБ, в мастерские устроить… осенью в институте восстановлюсь на вечернем…
Я примерно знал его судьбу: институт так и не закончит, будет скакать с работы на работу, то электриком, то слесарем, то столяром, и постепенно спиваться. Женится-разведется, в восьмидесятые попытается заняться бизнесом и кончится все это весьма печально.
– И сколько ты будешь получать в этих мастерских?
– Ну… поначалу под сотню, а там разряд повысят, больше на круг будет выходить. А что?
– Да нет, ничего… сделаем мы из тебя человека.
– Поду-у-маешь, – Генка вытянул губы дудкой, и продекларировал. – Юноше решающему делать жизнь с кого, скажу не задумываясь – делай ее с товарища Дзержинского! Ты с собой прежде разберись Феликс Безмундович и с девками своими!
– Разберусь, Геша, разберусь.
– Ладно, – сказал Генка, – пора мне. На гаражах небольшая шабашка намечается, обещал помочь. Там работы на пару часов и по два червонца на рыло. Ты это… хорош киснуть, подкатывай туда в районе семи-восьми, посидим с парнями музыку послушаем. Кассеты не забудь!
Когда же эта жара спадет? Хоть бы дождик какой-нибудь. Я выглянул в окно. Во дворе было безлюдно. Детей уже разогнали по пионерлагерям, взрослые еще на работе, а пенсионеры окучивают свои огороды. Лишь на скамейке у подъезда, в компании облезлой кошки, скучал рыжий кот.
* * *
Времени было полшестого. Пора звонить Альбине пока не ушла с работы, ведь номер ее домашнего я спросить конечно забыл. Да она бы и не дала.
Ближайшая телефонная будка была через квартал в тенистом дворе той самой пятиэтажки, в которой я жил полвека назад.
Она взяла трубку после первого же гудка, словно ждала звонка.
– Привет, Незабудка! – бодро начал я.
– Привет, – ответила она безжизненным голосом, не принимая моего игривого тона, и я понял, что мне не светит.
– Что-то случилось?
– Ничего не случилось…
– Можно, я приду?
– Нет, – отрезала Аля, помолчала несколько секунд и добавила уже мягче. – Извини Феликс, ты мне правда нравишься, но у нас ничего не выйдет. Да и эти… они не отвяжутся. В общем, найди себе хорошую девчонку, а мне больше мне не звони. Пока.
В трубке давно раздавались гудки, а я все стоял, глупо прижимая ее к уху, пока снаружи не окликнул кто-то нетерпеливый:
– Молодой человек, вы закончили разговаривать?
Я сидел на лавочке и соображал, что делать. Горькие мысли жгли мне череп изнутри. Заняться было совершенно нечем, а выносить это мучение до ночи, когда откроется портал, невыносимо.
Поеду к Генке, решил я. Альбинка меня кинула. До ночи, пока портал откроется делать все равно нечего. Кирнем с пацанами, да может, к девкам завалимся, и долбись оно все конем.
Таксисты ни в какую, даже за два счетчика, не соглашались ехать в «Промзону», разве что на хер не посылали. Через полчаса голосования удалось, наконец, поймать частника. Дед на древнем, насквозь ржавом четыреста первом «Москвиче», согласился домчать меня с ветерком за рубль денег. С собой у меня был пакет, а в пакете четыре портвейна и пара старых магнитофонных компакт-кассет. Каким-то чудом они сохранились у меня с начала двухтысячных. На кассеты я записал «свежие» рок-альбомы семьдесят второго года. Пусть порадуются ребятишки.
«Москвич» мчался, дребезжа и пукая раздолбанным двигателем. Под колеса летел кривой щербатый асфальт. Дед гнал, не обращая внимания на выбоины. Машина высоко подпрыгивала и опасно плавала на дороге. Мне каждую минуту казалось, что у нее вот-вот отвалится днище, и дальше мы по инерции побежим уже своим ходом, как волк в «Ну, погоди». Дед с рулем в руках, а я, прижимая к груди пакет с бухлом.
Обошлось. Деду я дал два рубля. Дополнительный за то, что остался жив.
Генка, как и ожидалось, нашелся у Толяна в гараже. Присев на корточки возле потрепанной «Победы» он давал советы и подавал инструменты невидимому приятелю. Тот в ответ невнятно что-то бурчал из ямы.
Увидев меня, Генка обрадовался:
– Феля, молодец, что пришел!
На его голос из-под машины высунулся хмурый Толян и, увидев меня, расцвел.
– Здорово, кассеты принес?
* * *
В одном углу гаража, мотая мою кассету, завывал магнитофон. В другом терзал гитару, босяцкого вида пацан:
– Что творится по тюрьмам советским… я не в силах друзья передать… как приходиться, нам малолеткам, со слезами свой срок отбывать…
А в центре, на месте выгнанного наружу «запора», стоял стол из двух табуреток и куска фанеры, с нехитрой закуской. Сидящие за столом парни, вели степенную беседу. Проще говоря, перекрикивали друг друга, певца и магнитофон.
Я пил мало и в основном молчал, мне главное было не оставаться одному.
Альбину терять не хотелось. Наоборот, хотелось заняться с ней любовью, вот, прямо сейчас. Любоваться прекрасным обнаженным телом. Ласкать его и наслаждаться самому.
Блин, что же делать? Нанести визит Яше? Напугать до усрачки, чтобы думать забыл путаться у меня под ногами. Или сделать, как предложил Жорж – подкинуть рублей несуществующих серий? А вдруг, Яша тут вовсе не причем. Да скорей всего не причем.
Кто он и кто она. Он фарца без перспектив, кроме как присесть на нары, а она завидная невеста. Девушка деловая – готовится продать подороже свою молодость и красоту. Так что Феликс, отойди-ка ты в сторонку и дай девчонке жить той жизнью, которую она себе задумала. Вроде бы простая и правильная, но какая горькая эта мысль!
– Ты рыбки попробуй Феля, – в который раз пристал ко мне Генка, – отличная рыбка, батя сам коптил.
Есть не хотелось, но я попробовал, чтоб отвязался. Рыба была перекопченная – распадалась в руках и кислила. От такой, немудрено было язву заработать.
Вино кончилось, и кто-то приволок трехлитровую банку самогонки, стали разливать по стаканам. Плеснули и мне. Я понюхал – из стакана омерзительно несло сивухой. От этого запаха и от табачного дыма, густой пеленой висевшего над столом, захотелось блевать, и я поспешил на воздух.
