Рыжий: спасти СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Среди ворья мало людей, которые готовы признать, что они преступники. Эти часто ратуют за то, что воровство есть не что иное, как акт справедливости. Тянет рабочий проволоку с завода, обмотав её вокруг своего тела и прикрыв пальто, и думает — что раз его лишили прогрессивки, так он должен обязательно своё добрать.
Мы споро стали вылезать из машин и разгружаться. Я почти не участвовал в этом процессе, стараясь поговорить с чуть захмелевшими девчонками. Я не только, да и не столько, пялился на выдающиеся формы Лиды, которая так и норовила привлечь меня своими выпуклостями, сколько старался расспросить девчонок, чем и как занимаются родители Эдуарда.
Ага, ясно. Отец Эдуарда — снабженец… Всё, даже не нужно узнавать про мать.
— Только не нужно, как в прошлый раз… Пошли курить, и всё — не заткнуть вас было, всё о своем кружке спорили и на нас не обращали внимание. Отдельно соберетесь, а сейчас давайте без этого, — сказала Лида.
Удивительно, но и она, и её подружка Вера, что сидела со мной на задних пассажирских местах в «Волге», были осведомлены о том, что есть некий кружок по интересам, куда входят разные, чаще всего, не самые неустроенные молодые люди. Сокрушались, что их в это благородное собрание не принимают, мол, исключительно мужской кружок. А они, видите ли, не только красивые, но и чертовски умные!
Когда в прошлой жизни я разрабатывал Чубайсова, то его деятельность до начала восьмидесятых годов у меня вызывала намного меньше интереса, чем тот период, когда он уже начал обрастать всеми своими связями и возможностями, что сделали из него могильщика Советского Союза. Ни о каком Эдике там речь не шла.
Возможно, он был лишь проходной фигурой на пути к «дерьмократическому» будущему? Просто забыли Эдика по дороге. Или же парень в какой-то момент испугался и соскочил с узкой дорожки.
Но теперь именно он был для меня ключиком к тем длинноруким людям, кто всё это замутил.
Из того, что я узнал пока это собрание кажется каким-то увлечением, не совсем серьёзным, просто компанией умных парней, отпрысков далеко не последних в Ленинграде родителей. Более всего пока мне это собрание напоминает студенческие клубы по интересам, как в западных университетах.
Ведь для поддержания интереса достаточно создать ореол таинственности, романтики, показать молодым амбициозным людям, что от них может хоть что-то зависеть в будущем, посулить обеспеченную будущность.
Не все будут обеспечены — но это реально для небольшой компании в человек в двадцать. Да и не только в будущем, а прямо сейчас. Дарить или продавать не за дорого дефицитные или импортные шмотки. Вроде как, открыть для будущих реформаторов этакую «Берёзку», магазин, где всё можно приобрести за фантики, заменяющие иностранную валюту. И сложно представить себе молодого человека, который не польстился бы на такие условия жизни.
Так что это одновременно и иезуитская хитрость, и качественная организация, система, похожая на сетевой маркетинг, когда можно привести друга и получить за это блага. Так что недостатка в адептах нового пути развития Советского Союза не будет. Тем более, если прикрываться цитатами из собраний сочинений Ленина.
Читал я книжку бывшего президента Российской Федерации, ещё одного могильщика Советского Союза, Бориса Николаевича, не к столу упомянутого, Ельцина. Так он в 1991 году писал о том, что ни о каком капитализме даже не помышляет, что лишь идёт ленинскими заветами по воссозданию в новых условиях экономической системе НЭПа. Такой по книге выходил коммунист, что прямо веришь. Веришь в то, что лжец отчаянный. Ведь уже через полгода после выпуска этой книжонки он говорил совсем другие слова.
Любитель пьяных танцев под оркестр в этой реальности может прослыть, если выживет, конечно, плагиатором.
А если говоришь о каких бы то ни было реформах в экономике, то, кроме как прикрываться ленинскими словами и выражениями о новой экономической политике, говорить, по сути, и нечего. Так что этот нарратив придётся брать на вооружение и мне. Ведь если переборщить и давить в сторону артелей по примеру сталинских, слушать будут с опаской — а значит, и не услышат.
Партийная номенклатура сейчас содрогается перед именем Иосифа Виссарионовича Сталина. Ведь того, что сейчас творится, Сталин не допустил бы.
А может быть, уже и остаётся только действовать методами инквизиций, массовыми сожжениями еретиков? Выжечь калёным железом, устроить террор откровенному ворью, чтобы заняться перераспределением общественных благ и на этой основе создать новое общество? Получается, я новый революционер. Экономический Зорро!
— Не-е-е, Тольчик, так дело не пойдёт, — из раздумий меня выдернул сам Эдуард. — Чего, старик, нос повесил? Рядом с тобой такие комсомолки, а ты грустишь и не пьёшь!
— А я уже и член партии, — похвалилась Лида.
— Лида, а ты — член? — решил пошутить ещё один персонаж, Сашок.
— У грузина спрашивают, — воспарил духом и я, понимая, что должен становится в этой компании своим, иначе смысла не было ехать. — Скажи, Гиви, а кем ты работаешь? Вожу членов суда. Кем-кем? Вожу членом туда-сюда.
Все заржали. Хорошо, когда бородатые, покрытые сединой анекдоты так живо воспринимаются. Но я при случае и свеженькое что-нибудь могу.
— Узнаю дружище Чубайсова! — воскликнул Эдуард, примеряющий на себя роль тамады, ну, или радушного хозяина.
Мы сидели во дворе, в большой беседке, где стоял массивный дубовый стол с лавками, человек так на двадцать, не меньше. Да и беседка была длинной и широкой. Здесь же рядом стоял большой мангал с красивыми ножками, украшенными железными розами. Такие мангалы, однако, в магазине не купишь! Это явно по доворённости умельцы делали, в обед на каком-нибудь заводе. Это, конечно, только для имущих. Неимущие, если решили пожарить мясо на углях, будут, скорее, использовать кирпичи, на худой конец вобьют рогатины над костром.
— Ну раз Тольчик решил развеселить нас анекдотом, то и я скажу, — вызвался Сашок, которому, как было видно, очень хотелось понравиться компании.
Парень старался изо всех сил. И не сказать, что без результата. Он смотрелся весьма остроумным и активным.
— Опять о какой-то пошлости скажешь, Сашко? — без намёка на осуждение, скорее, даже с надеждой спросила Вера.
— Скажу, но это тебе на ушко и наедине, — нашёлся Сашок. — Так вот, спрашивают у сантехника: а по какой статье ты сидел? По политической, — отвечает он. Вопрошающий с недоумением посмотрел на сантехника. А тот и говорит: пришёл я в Кремль унитаз чинить, да и сказал хозяевам, что в Кремле вся система прогнила.
И все заржали ещё пуще прежнего. Молодец, Александр, не знаю его фамилии, одним политическим анекдотом дал мне больше понимания, чем остальные за полтора часа чесания языками. И никто его не одёрнул. Уже не боятся ничего, считают модным ругать страну, в которой живут. И вот эта мода с этими людьми ворвётся в политику уже скоро.
— Так выпьем же! — провозгласил Эдуард.
Я налил в свою рюмку боржоми, но в этот раз был уличен.
— Ты чего не пьёшь? — возмутилась Лида.
— Спортом занялся. Но можете не беспокоиться, дури у меня хватает и так, без водки, — попробовал я отшутиться, но меня не поняли.
Пришлось потратить ещё минут пять для того, чтобы с шутками и прибаутками, но всё же настоять на своём и не начинать алкогольное возлияние. Компания слегка нахохолилась, особенно когда я категорически не захотел пробовать ни кубинский ром, который привёз Матвеев, ни виски, которым угощал хозяин поместья. Чего я в том виски не пробовал! Самогон!
Но ребята быстро отвлеклись от моей несговорчивой персоны.
— Всё, товарищи, курить! — провозгласил Эдуард, извлекая из кармана красную пачку Marlboro. — Кого сигаретой угостить?
Курить иностранные сигареты вызвались девять человек. Только я и, к моему удивлению, Лида отказались участвовать в этом священнодействии.
— Порядочной девушке, как я считаю, не пристало курить, — сообщила мне Лида.