Железный канцлер (СИ) - Старый Денис
— Ну, так что? Поймите правильно, Александр Васильевич, я не могу не задавать вопросов, — поторопил я Суворова с ответом.
Но он все еще читал копии протоколов дознания, всех тех, где упоминался фельдмаршал. Не сложно было читать, так как я подчеркивал места с именем Суворова.
— А вот тут ложь! Не было такого! Я не собирался разворачивать войска на Петербург. Это поклеп! — чуть ли не кричал фельдмаршал.
— Всяко может быть, ваша светлость, но вы же меня обманули, простите, но вы же обманули и свою дочь… Я очень хочу помочь, но мне нужны откровения, — сказал я и подумал, что переборщил.
Князь Италийский осунулся, стал казаться меньше, чем был на самом деле, старше, чем казался еще несколько минут назад. Упоминание дочери, видимо, выбило опору под ногами фельдмаршала. Он понимал, не мог не понимать, что даже такие, порочащие имя Суворова, записи в протоколах ставят крест на его карьере. А фельдмаршал нынче в зените славы и может ее еще умножить на текущей войне.
Этой встречи я сам опасался, и опасение не исчезли и сейчас. Суворов для России — это бренд, это символ победы, прости Господи, икона русской непобедимой армии. Если опорочить его имя, то последствия могут быть серьезные, вплоть брожения в армии. А это самое брожение и так могло бы начаться, искры только нет.
Немалое значение имело и то, как я относился к Александру Васильевичу. Для меня, человека из будущего он еще большая легенда, чем кто либо ныне живущий в России. И я могу своими собственными действиями вылить на Суворова ушат помоев. Не хочу, но, возможно, придется.
— Помните наш разговор? Вы даже пообещали дать войска для подавления любого бунта, — напомнил я.
— Теперь ты, Миша, станешь попрекать меня? Я признаю, — подняв голову, распрямившись, говорил Суворов. — Со мной говорили, меня стращали, я промолчал. Что теперь?
— Сказать, как может быть или как будет? — спросил я, но не дождавшись ответа фельдмаршала, продолжил. — Может быть так, что все это станет достоянием общественности, и общество, уже и без того растерявшееся, вовсе потеряется в том, кому верить, кого считать честным человеком. Вас заклеймят заговорщиком, государь, конечно же, отвернется. Даже самые верные вам люди, они побоятся иметь с вами сношения.
— Как будет на самом деле? — спросил Суворов, нахмурив брови.
— Вы останетесь тем, кто вы есть — героем России, а о вашем безмолвии во время подготовки убийства императора не будет никто более знать. Да, император тоже, — сказал я.
Я делал Суворова своим должником.
— Аракчеев? Он же следствие ведет? Я слышал, что сей малый весьма требователен и изрядный служака, — спросил фельдмаршал.
— Оставьте это мне. Но… Скоро Алексей Андреевич Аракчеев станет заниматься артиллерией, и вы… Уж простите… — я не играл, мне, действительно, было тяжело говорить с Суворовым с позиции шантажа, пусть и несколько завуалированного.
Зная Александра Васильевича, безмерно мной уважаемого, но со своими тараканищами в голове, он может стать тормозом для массового внедрения моих новшеств в военное дело. Пусть и не будет чинить препятствий, однако, помогать не станет. А тут без помощи и никак.
Завернет, к примеру, проект винтовки казназарядной по типу Хола, только с модернизацией ствола, чтобы острая пуля не разрывала его, и что тогда? Отличный же вариант перед переходом на унитарный патрон. Или же тактику, уже опробованную в Италии с карронадами на тяжелых фургонах раскритикует, идею батальонной малой артиллерии… Да много чего может завернуть, включая введение погонов. И как тогда двигать прогресс? Мало мне императора с его ретроградным отношением к армии?
Нет, Суворов — гений, я же не отрицаю. Вопрос только в том, что большинство его тактик в предстоящих войнах уже не прогрессивны, но этого сейчас никто не понимает. Густав Адольф, тот, что жил в семнадцатом веке, он же тоже был прогрессивным гением войны. Но современные армии гоняли бы его и в хвост, и в гриву. Наполеон или Суворов? Кто победил бы? Думаю, что тактически Наполеон все же гений новой времени, Суворов гений уходящей эпохи.
— Что от меня-то хочешь, Миша? — усталым голосом спросил Суворов.
— Содействия и помощи, всего-то. И… понимания. Без вас и всей той партии военных, которые равняются на ваше мнение, нельзя будет в армии продвинуть ничего принципиально нового, — честно признался я.
— Проект развертывания войск за счет плохо подготовленного резерва? — ухмыльнулся фельдмаршал. — Ты же мне об этом уже говорил. Да, я против, но лишь потому, что с уровнем организации в армии это невозможно. Где найти столько организаторов.
— Не только это, хотя и с организаторами можно определиться. Мне нужен очень толковый министр военных дел. А его товарища я назову. И попрошу вас, чтобы от вас шли все рекомендации по назначению, — говорил я, найдя силы смотреть старику в глаза. — Вашим именем я прикроюсь. Вы станете почетным советником министерства военных дел
Суворов просиял, на его лице появился интерес.
— И кого же в товарищи министра собираетесь взять? — проявляя любопытство, чуть привставая с кресла, спросил фельдмаршал. — И я пока не дал согласия быть советником.
— Барклай де Толли, — ответил я.
Александр Васильевич чуть задумался, будто вспоминая, кто это вообще такой, после с недоумением посмотрел на меня.
— Так этот недурственный офицер только генерал-майором стал, отчего он? — Суворов развел руками. — Решительно не понимаю выбор.
— Вот и я о том же. Это назначение не поймет никто, в первую очередь, государь. И вот в таких мелочах ваше веское слово мне и нужно, — сказал я, и решил напомнить обстоятельства. — Вы пройдете по делу о заговоре, как свидетель, напишите показания такие, как я продиктую. Уж не обессудьте, таковы правила ведения этого сложного дела. Я так же в своих показаниях уже написал, что именно вы вскрыли заговорщиков в армейской среде.
— Я не стану ни на кого писать! — решительно сказал Суворов и даже скрестил руки в знаке протеста.
— Придется. Но я даю слово, что общественность этого не узнает. Государь знать будет и Аракчеев, — сказал я.
Суворов все понимал, он был умным малым, намного прозорливее, изворотистее, чем многие о фельдмаршале думают. Расклады принял. Но я… мне было несколько тяжело на сердце. Да, политика — грязная девка и там друзей быть не может. Нужно схарчить Суворова, значит так и поступай, не сомневайся! Но что делать, если надеты наручники, кандалы, которыми является восприятие гения русского полководца, как легенду, героя эпоса, неприкасаемого.
— Что будет с моей дочерью? — спросил Суворов.
— Вы еще с ней не имели возможность поговорить? Она уехала из Петербурга, осудив мужа-заговорщика, Зубова Николая, — я взял самопишущее перо и сделал вид, что собрался писать. — Ваше высокопревосходительство, так кого мне вписывать министром?
— Ивашова Петра Никифоровича попробуй, Миша, — подумав, Суворов назвал мне кандидатуру.
— Я предполагал поставить его начальником Генерального штаба, — сказал я, не ударяясь в подробности.
На самом деле, бывший долгое время штабистом при Суворове, Ивашов, может, и неплох. Он и в губерниях без особых провалов отработал, да и с бумагами умеет ладить. Вот только мало того, что не молод, так сейчас изрядно болеет. Он просто не выдержит того ритма работы, который предлагается.
— Римский-Корсаков? — спросил Суворов.
— Уж простите, Александр Васильевич, но вы просто хотите убрать его из армии? Скинуть на министерство? — с деланным удивлением сказал я.
Суворов рассмеялся.
— Тогда Каменский? — с интересом спросил Суворов.
Похоже у нас начинается игра. Александр Васильевич предлагает, я отвергаю. Но была бы безупречная кандидатура, то я бы и начал с нее.
— Кто з Каменских? Петр? — уточнил я.
— Что вы, окститесь. Малец же еще, пусть и весьма смышленый, впрочем… Барклай такой же. Но, нет, я о Михаиле Федотовиче, — сказал Суворов.
Я задумался. Мне нужен был деятельный министр, а еще и тот, кому не чуждая бюрократическая работа. Фельдмаршал Михаил Федотович Каменский пребывал в опале, был в той группе военных, которые, вроде бы как, не сработались с Павлом. Хотя там разные истории имели место. И даже я ранее считал, что Михаил Федорович, вроде бы отличный управленец и неплохой полководец, удален от двора по политическим причинам.
