Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2
– Ну вы и обжоры! Говорю, слышал, что Томарана с вами бегала сегодня по лесу! Да-а, любит она на себе испытывать всевозможные снадобья. Тут её мясом не корми, дай только чего-нибудь из колдовских эликсиров хлебнуть.
В промежутках между репликами, а иногда и чаще, между словами, Коршан умудрялся поглощать пищу. Наверное, проголодался так же сильно, как и истосковался по бескорыстному мужскому общению, которое бывает только между друзьями, к коим он нас уже успел приписать, и в чисто мужской компании. Ведь стоит только где-то появиться женщине, даже самой лучшей из них, как пиши пропало! Уж она-то всенепременно изыщет средства и возможности всё перекроить да переиначить, поставить с ног на голову или на какое-нибудь другое, не менее волнующее и животрепещущее место. Не верите? Тогда попробуйте сами как-нибудь на досуге, но предупреждаю официально, добром это ни в коем случае не кончится, а если чем и кончится, то увидите сами – чем! А потому я, естественно, совершенно ни в чём не виноват и больше того, заранее снимаю с себя всякую меру ответственности за ваши столь опасные эксперименты.
Но я, кажется, немного отвлёкся! Итак, нашего молчаливого ворона словно прорвало! Прямо-таки понос слов и запор мыслей! Ничего, скоро у него найдутся дела поважнее, нежели ораторствовать без толку, отбивая хорошим людям аппетит. От заминированного маслинами угощения ещё никто далеко не уходил, а уж тем более надолго. Пока же поток его слов лился, не переставая, и ничего страшного, что ему никто не отвечал, важно другое, ведь никто и не перебивал! А он тем временем продолжал:
– С ней, этой своенравной Томараной, порой бывает вообще невозможно общаться. Вот даже я, бесспорно, очень умная птица… а она как напьётся своего отвара мудрости или ещё не знаю там чего, так хоть стой, хоть в лужу падай! Разговаривать с ней тогда совсем становится невозможно!
– Слушай, Коршан, – перебил я его, – давно хочу тебе сказать, что же это ты себя совсем не бережёшь?
Коршан опешил от удивления, вызванного таким неожиданным поворотом разговора, да так и остался стоять с куском куриной гузки в клюве, забыв её проглотить.
А я тем временем продолжал развивать свою мысль:
– Употребляешь в пищу всё одно и то же! Хочешь, я закажу тебе на ужин очень вкусный паштет из гусиной печени или, скажем, куриные сердца в чесночной подливке, что же ты измываешься над своим, таким нежным и чувствительным организмом, должно же быть хоть какое-нибудь разнообразие, крайне вредно так ограничивать себя в еде, как это делаешь ты! Да и неразумно.
Коршан обомлел от столь уместного замечания:
– О-о, давай! Конечно, давай, это весьма хорошая идея. Я и сам над этим как-то размышлял на досуге. Да я всё время об этом думаю. Хотел даже сам предложить, но моя скромность вечно мне мешает! Только вот никаких паштетов мне не нужно, только клюв весь замараю. Печень гораздо лучше, знаете ли, кусочками или ломтиками, так заглатывать легче. Хотя если ломтики обмазывать паштетом, то и он сгодится. Тогда можно и того, и другого, да побольше. Вот ведь, завсегда приятно пообщаться с хорошими людьми! А я в вас не ошибся, молодцы, как я погляжу, молодцы!
Сказав это, он окинул нас покровительственно-высокомерным взглядом и продолжил, как-то вдруг сникнув, видимо, под воздействием малоприятных, терзающих его тёмную душу воспоминаний:
– А то, бывалочи, с земляных червяков на ночных бабочек приходилось перебиваться! Вот попадись вы мне раньше, тогда бы я горя не знал.
Так под приятное вороново щебетание мы, наконец, закончили обед, доев всё подчистую. Коршан ни в чём не отставал от нас, так что мы пришли к финишу практически одновременно.
– Слыхали сногсшибательную новость? – заговорщицки зашипел он, настороженно озираясь по сторонам и втягивая голову в плечи.
Мы отрицательно закрутили головами, чему он немало был удивлён.
Коршан вновь засипел:
– Как нет? Корнезар сегодня предпринял вылазку наверх, в лес, так, представляете, не встретил там ни одного презренного амекарца, даже самого завалящего из них! Их всех словно лосиха языком слизала!
Мы переглянулись, а он, косясь по сторонам, продолжал сплетничать:
– Мы ведь без охраны остались, ядрёна вошь, заходи, кто хошь, бери, что пожелашь! Джорджик, как узнал, так до сих пор беснуется, рвёт и мечет, даже меня чуть не затоптал в горячке! А что делать – не знает, просто ума приложить не может, так до сих пор и мается, бедный, как бы умом к утру не тронулся, горемыка сердешный. Надо кого-то за подмогой отправлять, а кого? Нас-то с Корнезаркой трогать нельзя. Никак нельзя, ведь мало ли что может случиться, а он один-одинёшенек останется! Томарана не в счёт – очень мутная особа, никогда не знаешь, чего от неё ожидать, а то ещё зелья какого обопьётся, и ищи ветра в поле. Ну, женщина, одним словом, что с неё взять! И я сегодня, уже после Корнезара, долго летал по окрестностям, всё искал это басурманово племя, но никого так и не увидел, эти прохиндеи амекарцы как сквозь землю провалились, леший их побери. Ладно, ничего, нас голыми руками не возьмёшь, будем ставить защиту и закрываться изнутри, а свободного выхода наружу теперь не будет. С сегодняшнего дня все прогулки только с его личного высочайшего позволения.
Ещё немного поразглагольствовав на эту тему, Коршан учтиво поблагодарил нас за угощение и улетел по своим делам. Мы же, как всегда всё за собой убрав, отправились в комнату держать военный совет и отдыхать. Нашему плану, правда, пока ничего не угрожало, но если камень-люк нельзя будет открыть изнутри, то неприятности вполне возможны, хотя герониты, знающие Подземный город как свои пять пальцев, наверняка легко разберутся с этаким пустяком. Так мы рассуждали, удобно устроившись на мягких кроватях.
– Э-эх, кхе-кхе, ноги мои, ноги. Утомились вы сегодня, так усердно нося мою солидную личность, – прокряхтел Дормидорф, повыше задирая уставшие конечности. – Что ни говори, а ноги всё равно гудят, хоть я иногда и побольше расстояния пробегал, но не в таком быстром темпе, как сегодня. Умотала меня Томарана. Интересно, чего она там ещё придумает?
– Это всё просто с непривычки, – отвечал Юриник с видом знатока, – коли будешь хотя бы через день так бегать, вон, как Томарана, то ничего, привыкнешь, как миленький! Кстати, можешь составить ей компанию. Я думаю, она будет этому только рада. А что? Симпатичный бойкий моложавый старче! Такой свежий огурец ещё никакой женщине не повредил. Натренируешься и будешь дома, когда вернёмся, лосей с оленями по лесам распугивать да страусов по полям гонять.
– Да уж, быстрей бы всё заканчивалось, – ворчал дед, – соскучился я, однако, по дому, по своему лесу, где всё так мило сердцу и знакомо.
– Слушайте, – оживился Юриник, – я вот что подумал. Закончится всё это рано или поздно, вернёмся домой, настанет время и нам расставаться, кому домовой-то достанется? Может, мне его с собой забрать? А что? Он же во мне души не чает, любит меня, лишенец, аж до судорог в костях и до поросячьего визга, если не сказать больше! Да и мы с Дорокорном рядышком живём, так что, если что, он меня в обиду не даст! А Максимке без меня скучно будет. Нас с ним столько связывает, есть что припомнить, то есть вспомнить! Ну, так как?
– Не-ет, Юриник, лучше не стоит этого делать, тебе ведь с ним ни днём, ни ночью покоя не будет, – улыбаясь, высказал мнение Дормидорф. – Он же шебутной, неугомонный и крайне беспокойный товарищ, да ты и сам лучше меня это знаешь, он же тебя из дома выживет, и глазом моргнуть не успеешь! И пойдёшь ты тогда жить к Дорокорну, а домовой наверняка увяжется за тобой, и что тогда получится? А получится тогда свистопляска, понимаешь? Али ты замыслил чего непотребное, друг мой ситный?
Юриник крепко призадумался, а Дорокорн насторожился, он-то прекрасно знал своего закадычного друга, уж если тому что-нибудь втемяшится в башку, то вынь это и положь, всё равно не успокоится, пока не добьётся своего.
Юриник же заявил после некоторых раздумий:
– А что, может быть, мы с ним подружимся ещё сильнее? То он у меня поживёт, а то у Дорокорна иной раз перекантуется. Старина Дорокорн ведь нам не откажет!
Старина Дорокорн навострил уши ещё пуще, а Юриник продолжал:
– Он, знаете, какой хозяин гостеприимный да хлебосольный, наш добрый Дорокоша!
– Юриник, не ёрничай! – запищал возмущённый до глубины души Дорокорн, – и отвечай ты, в конце концов, пожалуйста, сам за себя! Куда, позволь узнать, мне самому деваться от вас, шалунов противных, если ты ко мне жить завалишься, да ещё в придачу со своим весёлым и разбитным сотоварищем? Ты мне хоть и друг, но скажу тебе честно и прямо: нам иногда необходимо немного отдыхать друг от друга. И это совершенно естественно, ибо каждому человеку время от времени требуется побыть в гордом одиночестве, так, чтобы его все оставили в покое. И это моё глубокое убеждение. Понимаешь? Собраться с мыслями, подумать о вечности, помечтать…
