Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)
Даже кажется, эта невидимая ось проходит Кэретте через нос. Над книжным шкафом за её спиной — огромный конный портрет Чёрной Змеи. По другому не назовёшь, даже если не знать, кто изображён. Латы словно чешуя, чёрные с золотом. Не видела её в таких. Повёрнуто на зрителя ничего не выражающее, словно каменное лицо. Этот жутковатый взгляд мне видеть приходилось. Только два человека умеют сейчас так смотреть.
Рука с шестопёром направлена в сторону сражения на заднем плане.
Голубые камни на золотой маске придают хозяйке кабинета совсем нечеловеческий облик.
Неожиданно звучит вполне человеческий усталый голос.
— Ну, а у вас что ещё случилось?
Динка пинает меня локтём в бок.
— Начинай ты.
— Нет ты, меня там вообще не было.
Динка смотрит яростно, но начинает рассказывать. Потом я говорю о своих предположениях. Кэретта не перебивает.
— Она мне ничего не говорила.
— Она и не знает, это Осень только сейчас додумалась.
— Осень, значит… Жаль, убитых тогда кремировали. Иначе послала бы их раскопать.
— Они уже стухли.
— Не обязательно, осень холодная.
— Чтобы это тебе дало?
— Может быть, наконец, удалось бы убедить твою мать, что на нас ведут охоту. Не люди Безглазого, не храатские наёмники, и даже не миррены, в чём меня твой приятель Рэндэрд убедить пытается.
— Он мне не…
— Сейчас это к делу не относится, кто он там тебе или ещё кому. Это эти почитатели казненного спасителя за нас взялись. Отсюда их вышибли, но надежду вернуться они не оставили. Значит, ещё одна попытка.
— Ты нам веришь?
— Да. Всё логично. Эти гады умеют думать на десятилетия вперёд. Чтобы улучшить свои шансы в будущем, в ближайшее время надо уничтожить тебя. Ибо они слишком хорошо знают, насколько ты дочь своей матери.
— Госпожа говорила о чём-то таком. Она считает почитателей казнённого страшной серьёзной угрозой.
— Я знаю. Только она их недооценивает.
— Зато ты все опасности на свете переоцениваешь.
Кэретта словно невзначай касается маски. Динка жест замечает. Я тоже.
— У меня есть основания так рассуждать. Сколько телохранителей с вами сегодня было?
— Шесть конных.
— Ещё Змеи были.
— Я не видела.
— Они на то и Змеи. Сестра сказала, их было столько же.
— Ты думаешь, этого мало?
— У тебя пол тела открыто. Отравленной иглой и то попасть можно.
Динка уперев руки в бока, выставляет грудь вперёд.
— Скажешь, я всё время в латах должна ходить?
— Ты знаешь, когда и где они ударят снова?
— Пошли к Эрии сходим.
— Да она спит уже, наверное. Время-то вон сколько.
Динка усмехается.
— Не спит. Я точно знаю. Мама её тоже звала сегодня с нами съездить. Но она отказалась.
Вот так так! Чтобы на предложения Госпожи отказом ответить, надо быть очень смелым. Или очень глупым.
— Переживает из-за ранения. Боится, смеяться станут, там же вон все какие титулованные! А она-то кто? Хотя, даже они к раненому, да ещё Верховным награждённому с уважением отнесутся. Да и есть у меня для неё кое-что.
Эрия не спит. Кажется, к себе притащила все лампы, какие только нашла. Душно. Сама Эрия сидит за столом. М-да, бутылок если и меньше, чем у Госпожи, то ненамного. Судя по виду Эрии, большинство уже пустые.
Динка плюхается на свободный стул. Так как стульев всего два, я остаюсь стоять.
Эрия тяжко вздыхает. Быстро же красота слететь может! Волосы растрёпаны, лицо непонятного цвета. Одета неряшливо, для неё странно.
Динка цапнула бутылку. Взболтнув, изрядно отпивает из горлышка.
— Киснешь все?
Молчание.
— Не стоит. Кэр вон, в своё время, куда как хлеще твоего досталось, однако она не сдалась.
— У неё мать с отцом были. А меня только я.
— Тоже верно. Только ведь в своё время совсем не знавшие тебя люди на помощь пришли.
— Я знаю. Но не помню. Я ведь Госпожу матерью звала.
— Было дело. Ну и что? Говорили же уже — жить ты тут будешь, пока мы Замком владеем.
— Я не об этом.
— Мама говорила, хромать ты со временем будешь меньше. Может, и совсем перестанешь.
— Хотелось бы. Мечтала на приём попасть. Глупо, но… Так просто позвали. А я струсила.
— Так ещё будут. Сейчас каждый норовит матери какую-нибудь часть тела лизнуть. Остальным, включая меня, тоже перепадает.
Эрия усмехается.
— Ты в следующий раз меч и звезду надень. И всё, никто смеяться не будет, кстати, мужчины обожают девушек с оружием, так что от поклонников отбоя не будет.
— Ты всё про это…
— А про что ещё? О принце мечтаешь?
— Вовсе нет.
— Мечтаешь, мечтаешь, я ведь знаю, какие ты книги, кроме медицинских, читаешь.
Эрия порывается что-то сказать, но Динка прерывает, не дав начать.
— Да-да, и про дальнее хранилище тоже знаю… Правда, там не столько про принцев, сколько про логичное развитие встреч под луной. С картинками и пояснениями. Мать в то хранилище не ходит. Осень тоже. Кто остаётся? Только ты. Интересно было?
Эрия прикрывает рот рукой. По глазам вижу, смеётся, хотя и смущена.
— Но ведь и ты с содержанием этих книжек тоже знакома…
— Ну да, я уже большая девочка. Кстати, Осень, тоже как-нибудь посмотри.
— Думаю, тут уже многие с содержанием знакомы не только в теории.
Динка и Эрия переглядываются, как мне кажется, воровато.
— Если интересно, я знаю, где и на практике можно посмотреть. И поучаствовать. Хочешь?
— Нет.
— Твоё дело.
Отпив, начинает рыться в сумочке.
— Эрия, на, это тебе, — протягивает кошель, — вроде, таких у тебя нет.
Монет довольно много. Самые разные. Золотые, серебряные, медные. Мне такие не попадались. Эрия осторожно раскладывает их по столу. Это не интерес к деньгам. Тяга к чему-то редкому и необычному.
Поднимает золотой.
— Первая монета континентальной чеканки. Монетный двор Красной бухты.
Динка смотрит на меня.
— Ты не знала, она старые монеты собирает?
— Не знала. У меня монеты не задерживаются.
— У меня тоже.
Эрия вертит в руках ещё одну монету. По форме — нечто среднее между кругом и квадратом. Размером с обычную «ведьму».
Говорит непонимающе.
— Монета новая, но чеканка просто безобразная. Даже не поймёшь, человек-ли изображён. И что за надпись? Б. М. К. Х. В. М.? Я правильно прочла, а то уж больно коряво.
— Божьей милость… Не помню, как имя этого придурка, храат всея мира. Это свежачок из-за линии. Совсем как настоящая Империя хотят быть. Даже денежки завели. Нас ненавидят, а всё одно подражать стараются.
— Я этому… Чьего имени ты не помнишь, если встретиться доведётся, таких монет побольше расплавлю, и в глотку залью! — неожиданно зло выдаёт Эрия.
И ведь зальёт. Я в этом не сомневаюсь.
Кажется, понимаю, что она во мне находит. Я — одна из немногих кто перед ней не заискивает, и не внемлет с показным или не очень, благоговением. Пусть моё мнение особой ценности и не имеет, зато оно моё, а не попытка подстроится под то, что она хочет слышать.
— Осень, ты про клинки-пламя что знаешь?
— Наносят очень опасные плохо заживающие раны. Бывают двуручные, полуторные, обычные и кинжалы. Довольно сложны в изготовлении. Часто используются для перерубания пик, и вообще, чтобы строй прорывать. Двуручные делятся на…
— Достаточно. Рэдд говорил, у какого-то древнего есть проклятие «чтобы ты жил в интересное время». Сама ведь и велела учить девочек всяким оружием владеть.
— Не велели бы этому учить, не было бы в живых вашей дочери, да и меня, скорее всего, тоже.
— Это да. Кое-кто получил за это по шее. В том числе и за то, что плохо меня слушал. Вспомнилось, чего-то, чего Рэдд своим друручником наворотил. Всякого повидала, но такого. С лучемёта по толпе — и то такого не увидишь.
— Лучемёта?
— Не притворяйся, что про моё оружие не знаешь.
— Знаю, конечно. Не слышала, как вы его сами называете. Думала, молния.
— Сестра в детстве стихов перечитала. Ты от служанок, наверное, узнала?
— Не помню.
— Скорее всего. Так, к Рэдду вернёмся, точнее, к мечам-пламя. Эти придурки за Линией недавно решили облегчить нам задачу по их уничтожению. Церковники их решили запретить такие мечи как бесчеловечное оружие. Если встречу того, кто это придумал, убью быстро и без мучений. Из благодарности. Сама-то что думаешь о настоящей причине запрета?
— Через Линию такие мечи продавать можно?
— Прямо запрещено.
— Зелен виноград.
— Басню знаю. Объясни поподробнее.
— Их кузнецы такие клинки не делают, я так понимаю? Вот потому и запрещают. То, что из-за линии, наверняка, стоит безумных денег. Они не очень одобряют подобные траты. Неумёхи-кузнецы и деньги причина запрета, а не какое-то там человеколюбие.
Смеётся.
— Сколько раз говорила, какая ты умненькая девочка!
