Чёрный хребет. Книга 4 - Алексей Дроздовский
Раздумываю о том, чтобы “случайно” потерять переданное письмо: в моём мире такое случается сплошь и рядом. Но совесть не позволяет. Как бы мне ни было противно смотреть, как этот одноглазый подкатывает к Илее.
Это их дело.
Пусть сами и разбираются.
Отдаю соль, благовония, отвожу марли в стойло, чтобы помыть и накормить животное. И уже в самом конце, когда с рутинными делами покончено, передаю письмо сестре. Не проходит и часа, как на той же дощечке Цилия отдаёт мне ответное письмо и выглядит ещё более шокированной, чем Лиссен.
На дощечке написано:
“С удавольствием приеду. Как только сабирусь”.
Такие короткие послания можно было передать и устно, но раз уж мы теперь умеем писать, стоит пользоваться.
Когда я рисовал первые буквы на скале, то ожидал, что первые письма между деревнями будут гораздо более нейтральными. Люди будут спрашивать как дела, рассказывать новости, делиться впечатлениями. А получил замаскированные под простое общение любовные послания. Не будь между Илеей и Двероном посредников, они могли бы быть намного более интимными.
– Гарн, – говорит Цилия. – Передашь это дочке Дверона?
– Конечно, – отвечаю.
– Пусть зачитает эту мерзость своему папе.
– Не говори так. Это на самом деле очень мило, хоть и чуточку непристойно.
Моя сестра слишком молода и воспринимает людей возраста Дверона как дряхлых и немощных стариков. Подростки в таком возрасте считают, что отношения между полами – это их изобретение и только они имеют право на любовь, романтические чувства, прогулки под звёздным небом...
А все эти, старики за тридцать, пусть надевают балахоны до земли и не смущают их своими нелепыми выражениями чувств.
Ей невдомёк, что люди с возрастом не меняются. Не происходит никаких сдвигов в мозге, взросление не меняет тебя на совершенно другую личность. И точно такая же, какая она сейчас, останется и в шестьдесят. Разве что станет чуть более ответственной.
– Как скажешь, – говорит.
И уходит.
Следующим утром я отдаю письмо нашему старосте Сарготу, которому внезапно захотелось проехаться по дороге к Фаргару и посмотреть на соседнюю деревню. А к вечеру следующего дня он возвращается с ответом от Дверона:
“Прихади, жду”.
А следом за ним и ещё одно письмо, на этот раз мне.
– Что это? – спрашиваю.
– Послание, – ворчит Саргот. – А то сам не видишь.
– Кто его передал?
– Большой такой, с лапами, что клешни у скорпионов. Симон, вроде бы. Продиктовал сообщение дочке Дверона, она его записала и отдала мне, чтобы я передал его “этой дылде костлявой по имени Гарн”.
Смотрю на дощечку, а там всего два слова:
“Спасиба, шкет”.
Долго всматриваюсь в выведенные буквы и не совсем понимаю, за что Симон меня благодарит. За то, что оставил его в живых? Он же сам выполнил условия для своего освобождения: продержался три дня, выжил, даже ушёл на своих ногах.
Должно быть, в тот момент он был ещё не в себе и не совсем отдавал отчёт о том, как сильно ему повезло. Но сейчас он вернулся в свой дом, обдумал каждый свой шаг и выражает признательность за полученный шанс.
В его деревне предательство закончилось бы гарантированной смертью, а он жив и вполне здоров.
– Спасибо, – говорю Сарготу. – Я прочитал послание, ответного не будет.
– А я и не собирался отвозить ответ.
Уходит в свой дом, а я думаю лишь о том, какую замечательную вещь мы возвели: дорогу. Два дня понадобилось, чтобы съездить в Орнас и обратно. За один можно посетить Фаргар: утром выезжаешь и к вечеру возвращаешься обратно. И никто не устаёт в пути.
Внезапно деревни связались между собой и это больше не кучка разрозненных поселений, а целая сеть, отныне объединённых транспортировочными линиями.
Глава 23
Вардис спит, Буг спит, а я лежу на кровати и не могу заснуть.
Уже несколько часов я смотрю в потолок и уговариваю своё подсознание успокоиться. С тех пор, как я посетил Орнас, ни одна ночь не прошла так, как надо. Нормально уснуть получается только если сильно устал за день. Только в этом случае у меня получается опустить голову на подушку и отрубиться.
– Тише, придурок! – шепчет Хума голосом одного из мёртвых заговорщиков.
Когда я плохо сплю, летучая мышь чувствует напряжение и тоже ползает повсюду, не может найти себе места.
Всё как в Орнасе, только полегче. Белая жемчужина уже не трясётся изо всех сил, стараясь меня разбудить. Она всего лишь попискивает, извещая, что кто-то чуть-чуть на меня смотрит. Легонько, словно сквозь пальцы. А ещё этот голос...
«Кто ты?»
Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу его забыть.
Сначала я думал, что это какое-то необычное проклятье Орнаса, раз там люди плохо спят, но я притащил его с собой и оно работает даже в Дарграге. Должно быть, я мог бы уснуть нормально, отложи в сторону белую жемчужину... но этого не произойдёт. Я с ними не расстанусь ни на минуту.
Ближе к утру моё сознание отключается, и я погружаюсь в забвение, но лишь на самую поверхность. Плещусь на мелководье быстрого, беспокойного сна. Видения пролетают мимо в веренице бессмысленных образов, пока не сменяются одним: тёмный, ночной лес и призрачный силуэт, приближающийся издали. И только два сияющих бирюзовых глаза пылают в окружающей тьме.
Просыпаюсь и вижу Хуму, смотрящую на меня испуганными глазами.
Одно ясно совершенно точно: существо имеет за хребтом гораздо меньше силы, чем в Орнасе. Его влияние ослабевает с квадратом расстояния, подобно гравитации, но ощущается везде.
И его нужно остановить, пока я совсем с ума не сошёл.
Глава 24
Шестьсот человек, единым фронтом двигающихся к Каруту.
Войско из четырёх деревень, объединённое ради покорения ещё одной. В этот раз мне даже не приходится объяснять соплеменникам причину нашего похода. Достаточно было заранее сказать, чтобы готовились, а так же отправить письма в Фаргар и Орнас. Пара дней и армия собралась сама собой.
В этот раз с нами несколько телег
