Судоплатов. 1920 год (СИ) - Чинцов Вадим Владимирович
В 1920-м фигурой, определявшей жизнь советских городов, стал хулиган. Счёт преступлений такого рода (побои, грабежи и другое насилие) шёл на сотни тысяч. Постепенно хулиганство стало переходить к террору — срыву митингов и массовых мероприятий. Панические настроения обывателей привели к укреплению в общественном сознании «расстрельной психологии», а само общество в РИ морально подготовило к репрессиям 1930-х. Именно потому уже в этом году в УК добавили статью за хулиганство, наказанием за которое начиналось от пяти лет
Термин «хулиганство» появился в официальных документах в конце XIX века (приказ петербургского градоначальника фон Валя, который в 1892 году предписал всем органам полиции принять решительные меры против бесчинствовавших в столице «хулиганов»), с 1905 года — в печати, а с 1909-го — в справочных изданиях. При этом дореволюционное законодательство такое преступление, как хулиганство, не предусматривало. Только в 1920-м в уголовном кодексе появился состав этого преступления — именно в это время распространение хулиганства в городах достигло степени национального бедствия, что и нашло отражение в законодательстве.
Главная причина расцвета хулиганства в городах — это отсутствие «института» общины. В деревне над молодёжью существовала 3-этажная надстройка: малая семья, большая семья, община под руководством большаков (её дополняла и церковь). Выход хулиганской энергии давался дозированно и под контролем — в виде тех же кулачных боёв или борьбы деревня на деревню. В городах же и царская, и советская власть не предусмотрели никаких низовых институтов контроля над вчерашними крестьянами, ушедшими из деревни. Ситуация обострялась тем, что деревню покидали в основном мужчины, к 1916 году женщины в крупных городах составляли всего 35–40% социума. С этой же проблемой сталкивались и на Западе, но там власть быстро стала насаждать эти институты низового контроля — скаутские организации для молодёжи, спортивные секции, общественные кружки и политические партии, благотворительные общества: у рабочего был выбор, чем занять досуг и как найти себе приличную компанию (самые буйные выбрасывались в дальние колонии — типа Австралии).
Основная масса хулиганов была в возрасте от 12 до 25 лет. При этом хулиганство занимало одну из основных позиций в списке правонарушений, совершавшихся несовершеннолетними. Мировая и Гражданская войны, революция, эпидемии и голод травмировали детей и подростков физически, психически и морально. Психиатры констатировали, что молодые люди, детство и переходный возраст которых совпали с периодом социальных потрясений, проявляли повышенную нервозность, истеричность, склонность к патологическим реакциям.
1920-е стали временем массового распространения «трущобных» болезней, и в первую очередь венерических, среди городских жителей. Настоящим бедствием стало распространение этих заболеваний в молодёжной среде. В запущенных формах сифилис и гонорея оказывали существенное влияние не только на физическое, но и на психическое здоровье населения. Они деструктивно воздействовали на восприятие окружающей действительности и, как следствие, нередко вызывали неадекватную реакцию на внешние раздражители. Поэтому не случаен факт, что среди хулиганов эпохи НЭПа был чрезвычайно высок процент «венериков», доходивший до 31%.
Если в царской России стремление к самоорганизации демонстрировали только столичные хулиганские сообщества, то в 1920-е эта тенденция распространилась и на провинциальные города. Были созданы «Кружки хулиганов», «Общество долой невинность», «Общество советских алкоголиков», «Общество советских лодырей», «Союз хулиганов», «Интернационал дураков», «Центральный комитет шпаны» и др. В школах образовывались хулиганские кружки, и в них даже избирали бюро и платили членские взносы. Хулиганство в городских школах достигло такого уровня самоорганизации и агрессии, что, например, под влиянием террора со стороны хулиганов как внешних, так и внутренних администрация 25-й школы Пензы на некоторое время была вынуждена закрыть учебное заведение. Неточность определения хулиганства привело к тому, что под хулиганством понимались самые разнообразные действия: произнесение нецензурных слов, стрельба из огнестрельного оружия, шум, крики, пение озорных или нецензурных песен и частушек, обрызгивание граждан нечистотами, бесцельное постукивание в двери домов, устройство загромождений на дорогах, кулачные бои, драки и т. д
Разрешение ношения оружия в целях самообороны намного снизило разгул преступности. По крайней мере обычная хулиганка благодаря этому снизилась на семьдесят процентов. Мало кто хотел из-за хулиганской выходки получить пулю в лицо. Увеличение численности и количества патрулей также дало хорошие результаты. Привлечение старых кадров из царского сыска постепенно увеличивало раскрываемость в уголовном розыске.
Оказавшись на улице, Бритва подмигнул своим шестеркам — Сделаем дело, найдем беспредельщиков и карьера в госбезопасности нам обеспечена!
После того как в этом году власти ликвидировали знаменитую «Хитровку» — Хитров рынок с его многочисленными «малинами», нищими и бандитами всех мастей, большая часть «хитрованцев» перекочёвывала в Марьину Рощу, благо этот район подходил для обитания подобной категории людей. Двух- и трехэтажные дома вокруг площади Хитрова рынка ранее были полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам". На Хитровке «нумера» кабаков были арендованы под воровские «малины», притоны. А квартиры доходных домов, в которых располагались знаменитые кабаки, полностью сдавались нищим, ворам и проституткам. Теперь же злачное место «зачистили», так воровские «малины» превратились в коммуналки.
Вообще-то первоначально славу Марьиной Роще создавали не уголовники, а гулянья и изящная словесность. «Несколько вёрст в окружности со всеми прелестями неподкрашенной природы», как характеризовал эту местность в конце 1820-х московский «Альманах», в хорошую погоду привлекали сюда москвичей разного положения и достатка. Особо же отмечали тут Семик, старинный праздник, пришедший из языческого календаря; в этот день на седьмой четверг после Пасхи поминали усопших. Делать это полагалось широко и разгульно, отчего обычно приключалось всяческое разнузданное веселье, доходившее в иные годы до кулачных боёв «стенка на стенку».
Свою бандитскую репутацию Марьина Роща начала приобретать только в конце XIX века благодаря индустриализации. Промышленный переворот в России привёл к бурному росту городов, и Москва с десятками крупных и сотнями мелких фабрик как в городской черте, так и за её пределами, была одним из лидеров этого процесса. Село Марьино ещё со времён графов Шереметевых было населено ремесленниками, а теперь ему сам бог велел превратиться в растущую как на дрожжах фабричную окраину. Разумеется, большинство рабочих с окрестных фабрик снимали со своими семьями даже не комнаты — углы за занавеской; понятно, что в таких условиях сюда тянулся люд не только рабочий, но и уголовный. Большим спросом пользовались, благодаря близости Сухаревского и Минаевского рынков, перешивка и перелицовка краденой одежды. «Экипажное заведение», принадлежавшее Ивану Ланину, предоставляло бандитам рысаков. Вовсю торговали самогоном — что в годы винной монополии, что в период «сухого закона». «Девочки», промышлявшие на Тверской, тоже любили селиться здесь — экономно и добираться недалеко; «дома» они, правда, не «работали», но со своими «котами» время проводили шумно и весело.
Помимо бедности и скученности, кривых переулков и «слепых» закутков, добавляли своего «колориту» старинное Лазаревское кладбище — идеальное место, чтобы скрыться от преследования. Спрятавшись от шума за прочными стенами, кладбище покрыто буйной растительностью'), да три железнодорожные ветки: глухие места между путями тоже были популярны у «лихих людей». «Что ты как из-под моста?» — спрашивали местные плохо одетого человека: пройти под путепроводом и не быть ограбленным удавалось редким везунчикам.
