Потоп (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Он жил в другом ритме, в другой парадигме реальности.

Вся его личность и сущность диссонировала с камерной музыкой XVII века, которую ему преподавали. Вот и, научившись «давить на клавиши», он занялся подбором мелодий по воспоминаниям.

В зал зашел Петр. И учитель музыки встал, приветствуя государя.

— Что сие? — поинтересовался царь, услышав незнакомую мелодию.

Уж что-что, а с европейской музыкой он был неплохо знаком. При его дворе находилось несколько десятков очень неплохих музыкантов, которые радовали государя самыми лучшими композициями эпохи. Ну и на ассамблеях опять-таки что-то нужно было исполнять.

— Да так… балуюсь.

— Балуешься? ТЫ⁈ — неподдельно удивился Петр Алексеевич. — Для него старший сын и слово «баловаться» находились в разных вселенных.

— Я нередко обдумываю сложные вопросы. И чтобы добиться некой гармонии восприятия, пытаюсь подобрать для них мелодию.

— Например? Я тебя не вполне понимаю.

— Как звучит научно-технический прогресс? — спросил царевич.

Петр и учитель музыки переглянулись.

Царевич же повернулся к клавесину и попытался исполнить «Время вперед» Свиридова. Тот кусочек, который он мал-мало подобрал. Во всяком случае эту композицию все, кто жил в позднем Союзе, слышали ТАКОЕ количество раз, что и не пересказать. Ведь она была заставкой к программе «Время» с 1968 года.

Фрагмент был небольшим, но ярким.

— Вот как-то так. — произнес царевич, когда закончил. — К огромному сожалению мне это дело дается плохо, я безгранично далек от композиторов, поэтому приходится ограничиваться такими вот отрывками.

— Отчего же? — возразил учитель музыки. — Получилось очень неплохо. Странно, неожиданно, но… в этом есть что-то. Прям чувствует удар молотков и работу станков. И что-то еще ревущее.

— А что еще ты подобрал? — поинтересовался царь.

— Я долго думал над революцией как явлением. Почему они происходят, как и к чему ведут.

— Странный интерес. И к чему же ты пришел?

— Люди, которым нечего терять, они что порох. Если какой злой гений пожелает, то сможет его поджечь. И чем больше в державе таких людей, тем становится опаснее. Древние Римляне специально держали много пролетариата[1] в Риме и активно использовали его друг против друга в политических играх. Кровавых политических играх. Ничего нового. Загореться ведь может только то, что в состоянии гореть. Именно поэтому, отец, я столько стараюсь, дабы нашим крестьянам и мещанам было что терять. Впрочем, я больше думал не о нас, а о Франции.

— О Франции? — удивился учитель музыки. — А разве Франции грозит революция?

— А как же? Богатые богатеют, бедные беднеют. И разрыв между ними усиливается. — пожал плечами Алексей. — Классическая революционная ситуация. Остается только найти людей, которые смогут поджечь этот растущий пороховой погреб. Дело грешное, но ведь Англию кто-то поджег? И я думал о том, какая она будет — революция во Франции. Да, разъяренные толпы людей. Да, публичные казни аристократов и даже самого короля. Все как обычно. Но какая у нее будет изюминка? Ведь Франция — это не унылая Англия. Это блестящая страна с удивительной культурой.

С этими словами Алексей вновь вернулся к клавесину и попытался изобразить Марсельезу. Не всю, разумеется. Только вступление и проигрыш припева. Да и то… очень условно…

— Тебе не кажется, что слишком торжественно для революции? — спросил хмурый отец.

— Это же Франция, — развел руками Алексей с улыбкой.

— А если серьезно?

— К чему привела революция в Голландии?

— К чему? — не понял отец.

— К большим деньгам. Голландия в какой-то момент стала самой богатой страной в Европе, заработав огромные деньги на посреднической торговле и финансовых операциях. Но, в начале XVII века норма прибыли стала уменьшаться. И на горизонте замаячил тупик. Другие страны все меньше и меньше хотели делиться прибылями от торговли с этой прокладкой — с посредником. Притом жадным.

— И как это связано с Францией? — повел бровью Петр Алексеевич.

— Через Англию. К чему привела революция в Англии? Опять-таки к большим деньгам. Через треугольную торговлю с Африкой и Новым светом. Ей могла бы заниматься и Голландия, если бы у нее имелась подходящая территория и ресурсы. Но, по сути — это маленькая, классическая торговая республика. Северная Венеция. Сама по себе — пустышка. А вот Англия — нет. Дешевые мануфактурные товары открывали двери для сверхприбылей в работорговле. И вот этой лавочке пришел конец по вине французов. Ты думаешь, это оставят просто так? Франция сейчас — самая большая пороховая бочка Европы с толпами нищих крестьян и горожан, которым нечего терять. А Людовик еще клюнул на наживку и пытается объединить корону с Испанией, где порохом усыпан буквально каждый шаг…

Царевич скосился на учителя музыки.

Тот был напряжен и бледен.

И ОЧЕНЬ внимателен.

— Ты думаешь, что за революциями в Голландии и Англии стоят одни и те же люди? — спросил отец.

— Группы. Кланы если хочешь. Все-таки люди столько не живут.

— И когда это произойдет?

— Если бы я знал… — развел сын руками. — Это может произойти завтра, а может лет через двадцать-тридцать или даже семьдесят, хотя я на такой большой срок не закладывался бы. В этом вопросе все очень тесно связано с Англией.

— Она же уже не игрок.

— Вот поэтому и связано. Кое-кто в нее хорошо вложился. И будет пытаться защитить свои инвестиции. Если им удастся объединить британские острова под одной короной — это даст немного времени Франции. Но вернет крайне опасного, богатого и беспринципного английского льва в политику Европы. Он сам по себе — смертельная угроза для Франции. Если же не удастся объединить острова, то времени мало.

— Сколько? — поинтересовался учитель музыки.

— Я бы ориентировался на смерть Людовика. К ней очевидно будут готовиться. Сейчас ему должен унаследовать сын, однако, при такой ситуации вряд ли получится создать по-настоящему острую ситуацию. Поэтому я рискну предположить — жизнь дофина в большой опасности…

Петр промолчал, обдумывая слова сына.

Учитель музыки, подозрительно любопытный и напряженный, тоже не спешил задавать вопросы. В принципе, сказанного царевич было достаточно обоим. Ну, почти.

— А кто эти люди? — не выдержал Петр.

— Кланы?

— Пусть кланы.

— Я не знаю.

— Но у тебя есть подозрения?

— Есть. Давай пройдем в кабинет. — и обратившись добавил. — А ты не болтай лишнего.

— Конечно, я все прекрасно понимаю…

— Как тебе этот шпион? — спросил сын отца по пути к кабинету.

— Шпион? — удивился Петр Алексеевич.

— Разумеется. А ты думаешь французы просто так прислали бы учителя музыки для царевича? — фыркнул сын. — У нас с тобой в окружении этих шпионов как блох у бродячей собаки. У тебя особенно.

— Зачем ты его держишь, если знаешь, что он шпион?

— Чтобы можно было скармливать Кольберу те сведения, которые мы хотим, чтобы он знал. Очень неплохой метод. Советую.

Помолчали.

Петр переваривал сказанное. С трудом.

Зашли в кабинет.

— Итак… — спросил царь. — Кто эти люди?

— Достоверно я не знаю кто именно стоит за обоими революциями. Но я зацепился глазом за тайные общества масонов. Хотя, скорее всего, большая их часть — ширма для отвода глаз.

— Ты верно шутишь? Причем тут масоны?

— Сам посуди. Они возникли в конце XVI — начале XVII веков. Как раз тогда, когда в Европе начал проявляться кризис. Тебе это не кажется подозрительным? Совпадения? Возможно. Тут нужно держать в уме еще одну деталь. Масоны называют себя наследниками тамплиеров, которых в свое время разгромила католическая церковь. А теперь погляди — в результате революции в Голландии были приняты крайне суровые законы против католиков. Случайность? Опять?

— Это все домыслы.

— За что судили тамплиеров? За сатанизм. И тут я обращают твое внимание на еще одну деталь, объединяющую учение практически всех протестантов. У них добрые дела не ведут к спасению. Достаточно веры, делать же ты можешь все что угодно. Что это, как не софистическая подмена понятий? Ведь сказано — по делам их узнаешь их. Не по вере, ибо настоящая вера в делах, а потому, как они сами себя мысленно оправдывают. Это отец очень попахивает сатанизмом. Таким изощренно замаскированным. Хотя простые протестанты, конечно, об этом не знают. Там вполне хватает хороших людей. Но их используют «в темную». Опять совпадение?