Молчание во благо. 1 том - doditod
Острая боль пронзила его — словно что-то древнее и ненасытное, удерживавшее его веками, вдруг вырвалось. Он чувствовал, как его сущность рушится, а затем снова собирается, уже без оков.
— Свобода! Заклинание телепорта, и… — но как только он попытался телепортироваться, что-то неожиданно поменялось. Он, несмотря на все подготовки, оказался перед щупальцами Хермеуса Моры.
— Ты действительно думал, что сможешь меня обмануть? — голос Хермеуса Моры струился, как масло по стеклу, густой и скользкий. — Мой дорогой, ты пробыл в моём царстве столько лет, сколько не выдерживает ни один смертный. Они сходят с ума от безумия. Разве не задумывался, почему ты отличаешься от них?
— Что? — Мирак дёрнулся, словно марионетка, чьи нити дёрнули вразрез с волей кукловода. Он ощутил, как хрупкая грань контроля рассыпается, как песок, утекающий сквозь пальцы.
Ритуал изменился.
— Ты разве не задавался вопросом, почему не используешь действительно продвинутые заклинания? Что ты практиковал последнюю сотню лет? Буран, огненный шторм, создание трэлов… Когда-то это были для тебя лишь шалости. А теперь? Ты не помнишь ничего серьёзного. Всё потому, что мне приходилось уменьшать объём твоих знаний, уничтожая лишнее. Иначе бы ты давно сошёл с ума. Хотя даже так ты знаешь в тысячу раз больше любого смертного. — Голос Хермеуса тянулся, как щупальца, проникая в самые тёмные углы сознания.
— Нет! А как же защита моего разума⁈ — Мирак покачал головой, словно пытаясь стряхнуть чужие слова. — Я ежедневно просматривал свои воспоминания, укрепляя их от вмешательства безумных книг!
— Именно в эти моменты я и работал, — голос Хермеуса становился всё плотнее, как дым, который не рассеивается, а сгущается, заполняя собой каждую трещину. — Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему застрял в воспоминаниях о поражении? Почему твои мысли вращаются вокруг одних и тех же событий, словно пойманные в петлю? Твоё сознание застыло, лишь слегка приправленное теми крупицами знаний, что я счёл полезными.
Мирак замолчал. Внутри что-то треснуло.
— Но ты меня удивил. Не думал, что сумеешь разработать ритуал, перебрасывающий метку. Ну что ж, раз ты нашёл себе замену, от тебя можно избавиться. Я сотру всё: силы, личность, а затем и тебя самого. Прощай, мой самый дорогой экспонат. Я очень любил тобой любоваться.
— Ты не посмеешь! — Мирак взревел, укрывая свой разум многослойной защитой, всеми теми заклинаниями, что, как он считал, оберегали его от влияния Хермеуса.
Но теперь, вспомнив сказанное, он изменил их. Внёс в чары легкие коррективы, едва ощутимые на первый взгляд, но значительные для сути. Изменил структуру магии, переформировал узоры, оставив ловушки для того, кто посмеет вторгнуться.
Щупальца вырвались из пустоты, ударив его тело с яростью древней бури. Мир разорвался на части.
Его сущность вырвалась наружу. Он падал.
Но не в Апокриф.
* * *
Молодой парень ворочался в кровати, словно пытаясь сбежать от нарастающего беспокойства. Его дыхание сбивалось, а тело ёрзало, будто подгоняемое чем-то невидимым. За окном уже вовсю сияло солнце, заливая комнату тёплым светом, но этот свет лишь усиливал дискомфорт. Он зажмурился, прикрывая лицо руками, словно солнечные лучи были чем-то чуждым, непривычным, нежеланным.
И вдруг — он резко вдохнул, словно вынырнув из бездны. Глаза распахнулись, и вместе с осознанием пришла пустота.
Пустота внутри. Самое сильное чувство, которое заняло собой всё.
— Что?
Он провёл рукой по груди, ожидая — нет, требуя — почувствовать знакомый отзвук силы. Магия всегда была с ним. Тёплой, живой, откликающейся на его зов, даже в слабейшей форме, даже в самые отчаянные моменты, даже когда только попал в Апокриф. Но сейчас…
Тишина.
Он сжал пальцы, пробуя вытянуть хоть каплю силы, заставить её струиться по венам, наполнить лёгкие. Но ничего не изменилось. Пространство вокруг оставалось неподвижным, инертным.
А затем пришло понимание.
Паника вгрызлась в его разум, но он заставил себя дышать. Медленно. Глубже. Может быть, магия просто подавлена? Блокирована? Временно утрачена? Он напрягся, снова и снова взывая к ней, как утопающий тянется к поверхности.
Но ничего не происходило.
Она не спала. Её не заперли.
Её не было.
Мирак медленно сел на кровати, чувствуя, как мышцы будто впервые пробуждаются после долгой спячки. Пальцы дрожали, а сердце билось ровно, но в этом ритме была тревога. Он не ощущал силы, не ощущал той древней мощи, которая всегда текла по его жилам.
Но воспоминания все ещё были на месте, несмотря на угрозы Хермеуса
Что-то пошло не так.
Он поднял руку перед собой, ожидая увидеть привычное свечение магии, но не увидел ничего. Ни искры, ни вспышки энергии — даже рука была не его. Теперь он, наконец, заметил.
Мирак резко огляделся, сердце гулко стучало в груди. Комната была ему незнакома.
Просторное помещение с раздвижными дверьми. Стены украшены свитками с каллиграфией, но их смысл ускользал — везде были знаки, смысл которых он мог понять, только порыскав у себя в памяти. Там откуда-то взялась совершенно непонятная информация.
В углу стояла низкая, массивная кровать, покрытая смятым одеялом, а вокруг неё валялись вещи: футболки, кимоно, бинты, разбросанные словно после тренировки. Чуть дальше — стойка с оружием, пара тренировочных мечей.
Посреди комнаты — низкий стол, заваленный коробками из-под еды, пустыми бутылками из-под энергетиков и какими-то всевозможными записями, слипшимися от пролитого чая. Взгляд Мирака скользнул к окну: широкие ставни были слегка приоткрыты, позволяя солнечному свету заливать комнату. Он даже не сразу в это поверил.
— Солнце. Я снова в мире живых, но, видимо, с одним нюансом, — он не понимал радоваться или нет. Это всё иллюзии принца знаний или какая-то шутка принца безумия? Мирак скользнул взглядом по комнате и заметил зеркало — запылённое, но с добротной деревянной рамой. Он шагнул ближе, но не замер, не вздрогнул, не потянулся к лицу, чтобы проверить его руками. Лишь спокойно посмотрел.
Не впервые.
Он помнил своё лицо, но давно привык к маске. В прошлом он не раз видел, как меняют облик артефакты, заклинания и проклятия. Да и что есть внешность, если душа остаётся той же?
В отражении смотрели на него чужие, но в то же время знакомые глаза.
Резкие, выразительные черты: прямые тёмные брови, узкие глаза цвета чистого неба, тонкие губы, сжатые в спокойном, но серьёзном выражении.
Он лишь слегка опустил уголок губ, выражая разочарование.
— Значит, всё это время я плясал
